– Н-да… Гнать в шею нужно таких гримеров. Развела помойку…
Это было несправедливо по отношению к Ирэн – она вовсе не была неряхой. И в отличие от своего привыкшего к роскоши американского интеллектуального кумира славилась запредельным безликим аскетизмом. Ничто в этой комнате не напоминало о ее присутствии: никаких личных вещей, никаких безделушек, все, что было связано с работой, она таскала в огромных размеров бауле, с которым не расставалась. Единственный личностный штрих – крохотная, вырезанная из старого “Советского экрана” фотография Вуди Аллена, заткнутая за край одного из зеркал. Чуть ниже висели еще две фотографии – красавчика сердцееда Жана Маре и интеллектуальной стервы Бэтт Дэвис.
Щелкнув ногтями по изображению очкастого режиссера, Кравчук углубился в изучение стаканов: на его месте я сделала бы то же самое. Понюхав остатки содержимого, директор презрительно сморщился:
– Шампанское. Похоже на девичник, судя по губешкам на стаканах… Даже не выдохлось как следует… – Пошарив под столом, он извлек едва начатую бутылку шампанского, заткнутую пробкой:
– Смотри-ка, Братны, а у тебя народ на работе попивает…
– Он у меня и колется иногда, и коку нюхает, – скромно сказал Братны. – Я это поощряю… Людям нужен маленький допинг для творческих свершений…
– Да знаю я… Связался с тобой… Ладно, все ясно… Ты смотри, а шампанское очень дорогое, коллекционное, даже я себе могу позволить такое только раз в году, на профессиональный праздник работников правоохранительных органов… А я человек небедный. Кто же у тебя в группе деньгами сорит, а, Братны? Пусть подают декларацию о доходах. Та-ак… Наверняка здесь еще тара есть…
Кравчук открыл дверцу стола, покопался там и достал три стакана. Протерев их ослепительной белизны платком, Кравчук ловко разлил шампанское по стаканам.
– Прошу. Не пропадать же добру.
– Думаешь, стоит выпить? – с сомнением сказал Братны.
– Вполне. Берите свой стакан, Ева, – он почти насильно сунул мне в руки стакан, – ну, не чокаясь, за вновь проставленную рабу Божью Александрову Татьяну Петровну.
Братны и Кравчук выпили шампанское. Я к своему даже не притронулась.
– Нехорошо, Ева, – мягко пожурил меня Кравчук и снова наполнил стаканы, – не по-христиански. За покойную надо выпить.
– Не терзай женщину, Андрюша, – вступился за меня Братны.
– Ну, как хотите. Отличная вещь!.. И какой букет! Значит, никто, кроме тебя и твоей ассистентки, труп не видел?
– Ну-у… Судя по всему, нет. Если не считать того, кто это сделал, конечно. – Анджей старательно избегал всего, что было связано со словом “убийство”.
– А если все-таки видел?
– Если бы кто-то видел, об этом сейчас знали бы все. Рыдали бы по углам, высказывали мутные версии и водку лакали. Я не прав?
– А вы почему не сказали никому, Ева? Не подняли хипеж? Такое хладнокровие даже странно для неискушенной женщины, – он все еще продолжал испытывать меня, он ничего не боялся, – она ведь не умерла своей смертью.
– А я ведь сначала так и подумала. Что она умерла. Что съемки загнали ее. Эта шаль… Она была закрыта шалью. Я просто не увидела рукоятки… И не было никакой крови…
– Ну да, нет крови – нет преступления. Нет мотива – нет преступления…
– Так и договоримся, – перебил Кравчука Братны, – нет никакого преступления.
– Это мы еще обсудим. Оставайся здесь, закройся и никуда не выходи. У тела тоже не шарашься. А я пока провожу Еву. Пойдемте, дорогая. – Он галантно взял меня под руку: точно так же он взял бы под руку свою удачливую первую жену, перед тем как получить вещи из гардероба Большого театра и сдать взятый напрокат бинокль.
– До свиданья, Анджей, – едва успела пролепетать я; мягкая рука Кравчука оказалась железной, как пасть бультерьера. Должно быть, локти его первой жены всегда были в синяках.
– Завтра к двум. Не опаздывай, – как ни в чем не бывало сказал Братны.
Мы вышли из гримерки, и тотчас же от стены отделилась фигура кравчуковского телохранителя Семена. Я тысячу раз видела эту восхитительно круглую голову, эти покатые плечи борца вольного стиля, прижатые к черепу уши, – Семен всегда забавлял меня. Но сейчас его присутствие показалось мне дурным предзнаменованием.
– Где ты живешь? – В отсутствие Братны Кравчук сразу же перешел на угрожающее “ты”.
– На “Пражской”.
– Далеко забралась. На работу-то на метро ездишь?
– На метро.
– Это мы уладим. Пойдем, Сеня, проводим женщину. Только сначала поднимемся в группу.
…Весь длинный переход от павильонов до корпуса, где размещались кинообъединения, меня не покидало чувство, что я иду под конвоем. Шаг влево, шаг вправо – расстрел, было написано на добродушной физиономии Семена.
Наконец мы добрались до группы. Кравчук пошарил в бездонных карманах своего стильного пальто и достал связку ключей. Открыв дверь, он пропустил меня вперед: мышеловка захлопнулась. Ее остался сторожить верный Семен.
Кравчук усадил меня на стул и сам уселся рядом.
– А теперь поговорим начистоту, – сказал он бесцветным голосом, – значит, обнаружила труп и решила никому об этом не говорить… Почему?
– Я сказала Анджею.
– Об этом забудь. Анджей не в счет. Он не имеет никакого отношения к добропорядочным обывателям. Беспринципный сукин сын, который за свое кино кому угодно глотку перегрызет, выжжет пол-“Мосфильма” напалмом и будет устраивать ежедневный Холокост, если этого потребует дерьмовый крупный план в финале. У этой безнравственной гниды свои причины не придавать убийство огласке. Меня интересует другое – какие причины у тебя. И они должны быть достаточно убедительными, чтобы я в них поверил. И ты сама должна очень постараться, чтобы быть нашим союзником… Ну!
Я молчала. Этот бесцеремонный нахрап уж слишком напомнил мне незабвенного Костю Лапицкого: должно быть, все отбросы спецслужб читали в детстве одни и те же потрепанные книжонки и одни и те же русифицированные комиксы в журнале “Мурзилка”.
Кравчук, казалось, нисколько не озаботился моим молчанием.
– Для начала покажи-ка документы. Все так же сохраняя молчание, я ткнула ему мой пропуск.
– Брось! Эту картонку я сам тебе выписывал. Обычная практика нашей дерьмовой съемочной группы. А что-нибудь посущественнее?
– Ничего посущественнее нет. У меня нет никаких документов.
– Не носишь с собой, понятно.
– У меня вообще нет документов. Кравчук не удивился и этому:
– Вот как? В Москве – и без документов? Ты в федеральном розыске?
– Что-то вроде того, – хитрить с ним было бесполезно, но это могло сыграть мне на руку: уж очень мне не нравился допрос, учиненный ретивым директором, – это и есть причина. Не хочу быть ни во что замешанной.
– Я предполагал что-то подобное. Этот гений ни одного приличного человека в свою съемочную группу не возьмет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116