Пусть же последние дни и часы его жизни станут для него преддверием ада. Господин, ты сорвал с него маску; так определи его судьбу.
В этот момент к нам подошел старейшина и промолвил:
– Ты позволишь дать мне ответ? Конечно, ты говорил, что я получил свою должность, потому что никто не хотел этой обузы; мы не станем спорить, верно это или нет, но мне надо исполнять свой долг. Лишь я один и никто иной решу, что случится с Кара-Нирваном. Кто оспаривает это, тот попирает закон.
– Твои слова звучат хорошо, – молвил старик. – Но нужно посмотреть, доволен ли будет этим эфенди.
– Я буду доволен, если старейшина поступит по законам, на которые опирается, – ответил я.
– Я буду действовать точно по ним, – заверил тот.
– Что ж, послушаем, что ты решил!
– Сперва развяжите перса.
– Вот как! Почему?
– Потому что в деревне он – самый богатый и знатный человек; к такому обращению он не привык.
– Такое обращение полагается ему, как разбойнику и убийце, а не как самому видному жителю Руговы!
– Он пока еще не признался в том, что сделал все, в чем ты его обвиняешь.
– Нет? В самом деле, нет?
– Нет, ведь то, что вы встретили его в шахте, еще ничего не доказывает.
– Но здесь стоят три свидетеля, трое мужчин, которые клянутся, что он заточил их в темницу!
– Если они принесут клятву, его вина будет доказана; но я – простой старейшина и не могу принять у них клятву. До тех пор перса следует считать невиновным, и я требую, чтобы его развязали.
– Кто и когда примет клятву, мне все равно. Я убежден в его вине. Разумеется, ты, как старейшина, отвечаешь за все, что творится в твоей области. Если ты не знаешь, кто тут виновен, то я сам тебя свяжу и доставлю к мутессарифу в Призренди.
– Господин! – испуганно воскликнул он.
– Да, я так и сделаю! Я хочу покарать за совершенные преступления, а если ты отказываешься взяться за этого виновного человека, то, значит, ты заодно с ним и заслуживаешь такого же обращения, как его сообщники и укрыватели. Ты уже заметил, что мы не любим шутить. Поберегись, а то заподозрю неладное!
Он смутился, ведь я, пожалуй, попал в точку. Даже если он не был пособником Жута, то все равно считал, что больше пользы будет, если он окажется на стороне богатого перса. От меня, чужака, ему вообще нечего было ждать награды. Моя угроза подействовала; он спросил довольно обескураженным тоном:
– Ну, что ты требуешь? Что должно произойти?
– Я требую, чтобы тотчас отправили гонца в Призренди; он сообщит, что Жут пойман. Там квартируют драгуны падишаха. Пусть мутессариф поскорее пришлет офицера с командой, чтобы забрать арестованного и его здешних пособников. Следствие будет вестись в Призренди.
– Как же ты додумался, что у Жута здесь есть пособники?
– Я подозреваю, что это именно так; я даже подозреваю, что ты принадлежишь к их числу, и я еще выясню это.
– Господин, я строжайшим образом запрещаю тебе подобные оскорбления! Как вообще ты намерен искать пособников?
– Ты сам должен это знать, ведь ты представляешь высшую полицейскую власть в Ругове. Если ты задаешь подобный вопрос, это лишь доказывает, что у тебя нет способностей, чтобы справедливо и со знанием дела исполнять свой долг. Это я тоже доложу мутессарифу. Если деревенский старейшина не справляется со своими обязанностями, если он защищает и опекает виновного вместо того, чтобы обвинять его, то пусть он не удивляется, что я не желаю ему повиноваться. Итак, я требую надежного вестового. Если тот поспешит, то через пять или шесть часов будет в Призренди. Тогда драгуны могут ночью войти в деревню.
– Так не пойдет.
– Почему нет?
– Запрещено посылать гонца. Я выберу среди здешних жителей нескольких помощников; они доставят Кара-Нирвана и рапорт о случившемся в Призренди.
– Так! Прелестно! Твой рапорт они вернут тебе очень быстро.
– Как это? Почему?
– Потому что Жут сбежит от них или, скорее, потому что они сами отпустят его. Нет, мой дорогой, так дело не пойдет. Твои тайные мысли написаны у тебя на лице. Пошлем гонца, а до тех пор, пока не явятся драгуны, Жут пребудет под очень надежной охраной.
– Кто же его будет охранять? Я и мой хавас?
– Нет. Этот труд я возьму на себя. Мы сами станем его охранять. Ты спокойно вернешься домой и будешь отдыхать. Я скоро найду место, где арестованного можно надежно укрыть.
– Я этого не потерплю! – упрямо сказал он.
– Ого! Говори вежливее, иначе я велю задать тебе бастонаду! Не забывай, что я сам буду говорить с мутессарифом и расскажу ему, как ты отказывался вершить правосудие. Мы сейчас направляемся в Каранирван-хане. Позаботься о том, чтобы народ, толпящийся на улице, не досаждал нам. Если эти люди не отнесутся ко мне с почтением, какого я требую, то я велю запереть тебя в твою собственную тюрьму и отхлестать подошвы ног так, что ты несколько месяцев не сможешь на них наступить!
Я пригрозил ему, чтобы добиться к себе уважения. Здешний люд любил перса. Если бы мы хоть чуть-чуть дали слабину, то это имело бы самые тяжелые последствия. Однако мои слова не произвели должного впечатления. Киаджи ответил:
– Такие слова тебе незачем говорить! Теперь я довольно наслышан о тебе. Если ты говоришь грубости, то именно ты и получишь наказание!
Едва он сказал это, как моя плетка взвилась и пять раз так хлестнула его по ногам, что он, громко крича, пять раз подпрыгнул. Тут же Оско и Омар схватили его. Халеф вытащил из-за пояса свою плетку и спросил:
– Сиди, мне взяться за дело?
– Да, сперва десять крепких ударов по шальварам. Если кто вмешается, получит свои десять.
Я угрожающим взглядом обвел собравшихся. Никто не произнес ни слова, хотя все вопрошающе переглядывались.
Оско и Омар так крепко прижали киаджи к земле, что противиться было напрасно.
– Господин, эфенди, не велите меня бить! – умоляюще крикнул он. – Я же знаю, что тебе надо повиноваться!
– Знаешь?
– Да, конечно!
– И теперь будешь меня слушаться?
– Сделаю все, что потребуешь.
– Ладно, освобожу тебя от десяти ударов, но не из уважения к тебе, а из почтения к людям, которые здесь собрались. Это самые старые люди в деревне, и не к чему оскорблять их очи мельканием плетки. Поднимись и попроси меня о прощении!
Его отпустили; он встал, поклонился и сказал:
– Прости меня, эфенди! Такого больше не повторится.
Впрочем, по его коварному взгляду я понял, что при первом удобном поводе он отомстит мне. Однако я ответил кротким тоном:
– Я надеюсь на это! Если ты забудешь свое обещание, то лишь себе во вред. Итак, постарайся не мешать нам. Мы отправляемся в путь – сперва поедем к дому Жута, а потом к сторожевой башне, чтобы осмотреть ее разрушения.
– Эфенди, мне тоже надо с вами, но я пока не могу долго ходить, – вмешался Стойко.
– Так садись на лошадь. Мы привели с собой твою каурую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
В этот момент к нам подошел старейшина и промолвил:
– Ты позволишь дать мне ответ? Конечно, ты говорил, что я получил свою должность, потому что никто не хотел этой обузы; мы не станем спорить, верно это или нет, но мне надо исполнять свой долг. Лишь я один и никто иной решу, что случится с Кара-Нирваном. Кто оспаривает это, тот попирает закон.
– Твои слова звучат хорошо, – молвил старик. – Но нужно посмотреть, доволен ли будет этим эфенди.
– Я буду доволен, если старейшина поступит по законам, на которые опирается, – ответил я.
– Я буду действовать точно по ним, – заверил тот.
– Что ж, послушаем, что ты решил!
– Сперва развяжите перса.
– Вот как! Почему?
– Потому что в деревне он – самый богатый и знатный человек; к такому обращению он не привык.
– Такое обращение полагается ему, как разбойнику и убийце, а не как самому видному жителю Руговы!
– Он пока еще не признался в том, что сделал все, в чем ты его обвиняешь.
– Нет? В самом деле, нет?
– Нет, ведь то, что вы встретили его в шахте, еще ничего не доказывает.
– Но здесь стоят три свидетеля, трое мужчин, которые клянутся, что он заточил их в темницу!
– Если они принесут клятву, его вина будет доказана; но я – простой старейшина и не могу принять у них клятву. До тех пор перса следует считать невиновным, и я требую, чтобы его развязали.
– Кто и когда примет клятву, мне все равно. Я убежден в его вине. Разумеется, ты, как старейшина, отвечаешь за все, что творится в твоей области. Если ты не знаешь, кто тут виновен, то я сам тебя свяжу и доставлю к мутессарифу в Призренди.
– Господин! – испуганно воскликнул он.
– Да, я так и сделаю! Я хочу покарать за совершенные преступления, а если ты отказываешься взяться за этого виновного человека, то, значит, ты заодно с ним и заслуживаешь такого же обращения, как его сообщники и укрыватели. Ты уже заметил, что мы не любим шутить. Поберегись, а то заподозрю неладное!
Он смутился, ведь я, пожалуй, попал в точку. Даже если он не был пособником Жута, то все равно считал, что больше пользы будет, если он окажется на стороне богатого перса. От меня, чужака, ему вообще нечего было ждать награды. Моя угроза подействовала; он спросил довольно обескураженным тоном:
– Ну, что ты требуешь? Что должно произойти?
– Я требую, чтобы тотчас отправили гонца в Призренди; он сообщит, что Жут пойман. Там квартируют драгуны падишаха. Пусть мутессариф поскорее пришлет офицера с командой, чтобы забрать арестованного и его здешних пособников. Следствие будет вестись в Призренди.
– Как же ты додумался, что у Жута здесь есть пособники?
– Я подозреваю, что это именно так; я даже подозреваю, что ты принадлежишь к их числу, и я еще выясню это.
– Господин, я строжайшим образом запрещаю тебе подобные оскорбления! Как вообще ты намерен искать пособников?
– Ты сам должен это знать, ведь ты представляешь высшую полицейскую власть в Ругове. Если ты задаешь подобный вопрос, это лишь доказывает, что у тебя нет способностей, чтобы справедливо и со знанием дела исполнять свой долг. Это я тоже доложу мутессарифу. Если деревенский старейшина не справляется со своими обязанностями, если он защищает и опекает виновного вместо того, чтобы обвинять его, то пусть он не удивляется, что я не желаю ему повиноваться. Итак, я требую надежного вестового. Если тот поспешит, то через пять или шесть часов будет в Призренди. Тогда драгуны могут ночью войти в деревню.
– Так не пойдет.
– Почему нет?
– Запрещено посылать гонца. Я выберу среди здешних жителей нескольких помощников; они доставят Кара-Нирвана и рапорт о случившемся в Призренди.
– Так! Прелестно! Твой рапорт они вернут тебе очень быстро.
– Как это? Почему?
– Потому что Жут сбежит от них или, скорее, потому что они сами отпустят его. Нет, мой дорогой, так дело не пойдет. Твои тайные мысли написаны у тебя на лице. Пошлем гонца, а до тех пор, пока не явятся драгуны, Жут пребудет под очень надежной охраной.
– Кто же его будет охранять? Я и мой хавас?
– Нет. Этот труд я возьму на себя. Мы сами станем его охранять. Ты спокойно вернешься домой и будешь отдыхать. Я скоро найду место, где арестованного можно надежно укрыть.
– Я этого не потерплю! – упрямо сказал он.
– Ого! Говори вежливее, иначе я велю задать тебе бастонаду! Не забывай, что я сам буду говорить с мутессарифом и расскажу ему, как ты отказывался вершить правосудие. Мы сейчас направляемся в Каранирван-хане. Позаботься о том, чтобы народ, толпящийся на улице, не досаждал нам. Если эти люди не отнесутся ко мне с почтением, какого я требую, то я велю запереть тебя в твою собственную тюрьму и отхлестать подошвы ног так, что ты несколько месяцев не сможешь на них наступить!
Я пригрозил ему, чтобы добиться к себе уважения. Здешний люд любил перса. Если бы мы хоть чуть-чуть дали слабину, то это имело бы самые тяжелые последствия. Однако мои слова не произвели должного впечатления. Киаджи ответил:
– Такие слова тебе незачем говорить! Теперь я довольно наслышан о тебе. Если ты говоришь грубости, то именно ты и получишь наказание!
Едва он сказал это, как моя плетка взвилась и пять раз так хлестнула его по ногам, что он, громко крича, пять раз подпрыгнул. Тут же Оско и Омар схватили его. Халеф вытащил из-за пояса свою плетку и спросил:
– Сиди, мне взяться за дело?
– Да, сперва десять крепких ударов по шальварам. Если кто вмешается, получит свои десять.
Я угрожающим взглядом обвел собравшихся. Никто не произнес ни слова, хотя все вопрошающе переглядывались.
Оско и Омар так крепко прижали киаджи к земле, что противиться было напрасно.
– Господин, эфенди, не велите меня бить! – умоляюще крикнул он. – Я же знаю, что тебе надо повиноваться!
– Знаешь?
– Да, конечно!
– И теперь будешь меня слушаться?
– Сделаю все, что потребуешь.
– Ладно, освобожу тебя от десяти ударов, но не из уважения к тебе, а из почтения к людям, которые здесь собрались. Это самые старые люди в деревне, и не к чему оскорблять их очи мельканием плетки. Поднимись и попроси меня о прощении!
Его отпустили; он встал, поклонился и сказал:
– Прости меня, эфенди! Такого больше не повторится.
Впрочем, по его коварному взгляду я понял, что при первом удобном поводе он отомстит мне. Однако я ответил кротким тоном:
– Я надеюсь на это! Если ты забудешь свое обещание, то лишь себе во вред. Итак, постарайся не мешать нам. Мы отправляемся в путь – сперва поедем к дому Жута, а потом к сторожевой башне, чтобы осмотреть ее разрушения.
– Эфенди, мне тоже надо с вами, но я пока не могу долго ходить, – вмешался Стойко.
– Так садись на лошадь. Мы привели с собой твою каурую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106