Очнись! Кто же наши враги? Ты сам сказал, что дети и старушки. Разве они достойные противники для солдат? Разве надо их мучить и убивать, чтобы выследить настоящих ваххабитов?
– Мучить не надо, – благородно повелел Лось. – Их надо отсюда всех выслать и в ихней Чечне запереть, а каждого, кто хоть раз с душманами завязался, – тех к стенке. И азеров, хачей всяких назад к себе отправить, не давать им тут хаты покупать и ларьки ставить!..
– Однако! – еще сильнее нахмурилась Матвеевна. – Ты призываешь отнять частную собственность, лишить коммерсантов денег, которые они зарабатывали десятилетиями?..
– Не фиг им тут делать! Пусть дадут русским коммерсантам заработать!
– Лосев, а ты не задумывался, что русские коммерсанты, если бы хотели, давно занялись бы такой работой? Возможно, им не нравится неделями трястись в грузовиках, платить милиции на каждом посту, чтобы довезти сюда фрукты…
– Это все лажа! – перебил я. – Просто звери всех ментов тут давно купили и замочат любого, кто сунется…
– Да какое право ты имеешь так обзывать людей?
Я Матвеевне улыбнулся, а Лось ее уже не слышал. Махал граблями и плевался, он вечно плюется, когда раскалится.
– Ага, и бабло… Бабки посылают, но в Москве знают, что их все равно чехи и генералы между собой поделят. А парней наших русских мочили и будут мочить, и всем по хрен, сколько народу там полегло. Что, не так скажете?! – Лось нехило завелся, точно искал, кому бы в щи сунуть. Он не может спокойно, когда его слушают. Заикается и торопится сказать, слюнями брызжет, чудик. И все равно, красиво базарил, даже, наверное, я бы так сказать не сумел.
Классуха малость на измену подсела, клыки спрятала, а глазенкахми подлыми – зырк-зырк, вдруг, типа, кто-то посмеет над учителем смеяться?
Ненавижу я гниду эту, и всех их ненавижу, с дерюгой вместе!
– Душманов не пять тысяч и не десять! – напирал Лось. – Там вся шобла, от мала до велика, на нас зуб точит. Так всегда было, пока Сталин их не поджарил. Вот Сталин страну держал…
И Лось погнал про Сталина.
А удоды наши заткнулись, слушали, однокласснички любимые, и классуха язык в жопу засунула. Потому что против правды не попрешь! Только я заранее предвидел, млин, чем вся эта шняга закончится. Я предвидел, но Лося тормозить не торопился, потому что мне уже по фигу стало. И позже, когда подлюга Матвеевна нас к дерибасу повела, якобы за сорванный урок, я ни хрена не волновался.
Класть я хотел на школу, где слова честного не услышишь!
Дерибас развонялся, мол, сколько можно, одни и те же фамилии слышу, не устали еще матерей своих мучить, и прочую пургу целый час нес. А Матвеевна погнала такую тему, что, мол, нам надо не в коллективе с детьми учиться, а топать куда-нибудь в закрытое военное училище, где таких нарочно собирают и муштруют…
– Это каких «таких»? – спросил Лось.
А я вдруг подумал, что Матвеевна, хоть и дура, иногда права. Ведь мы уже когда-то базарили с Оберстом насчет легиона. Собраться бы, правда, найти контору, которая вербует, и свалить отсюда на фиг!
– Вот таких, как вы, – развонялась классуха, – которым только и нравится кулаками махать!
Мы сидим, такие, с Лосем, переглянулись. Я говорю ему – слышь, баклан, что мы тут потеряли?
Ну, мы встали и пошли. У дерюги челюсть отвалилась; икает, ни хрена сказать не может. Выскочил за нами в коридор, шлакоблок тупой, крылами машет.
– Вернитесь оба!! – кричит.
– А зачем мы вам? – спросил Лось. – Вы же нас за уродов держите, да? На кой черт вам уроды? Учите тех, кто пойдет в блатные институты, кто пойдет лизать зад вашим депутатам, продавшимся черномазым и жидам! Оставайтесь с вашей сауной и с вашими конфетными складами в подвале! Пусть они вам телевизоры новые в кабинет покупают…
Зашибись вмазал, молоток Лосяра! И главное – много народу слышало, и училки, и мелюзга рты пооткрывали.
Ну, млин, мы пошли, такие. Гордые, блин…
На этом со школой все. Кончено.
ЗАПАХ КРОВИ
…Бессильно наблюдая, как шагатель моего друга катится в пропасть, я словно вдохнул запах близкого будущего. Подобное случалось со мной трижды. Впервые – на Дельте Кентавра, когда мы выкуривали из нор очкариков, так там называли подземных волков. Кстати, умники из академии наук позже пытались верещать, что это были вовсе не волки, а некая «предразумная раса»…
Спрашивается, кому она нужна, раса таких ублюдков?
Мы со Свиной Ногой шуровали возле мобильного огнемета, а Ряха и Карантин поджидали в засаде, и с ними еще шестеро. Мы врезали жидким огнем сразу по четырем норам, и не успело пламя вырваться наружу, как я предугадал гибель Ряхи, Карантина и других. Ничего не поделаешь, спасти ребят я не успевал. Очкариков оказалось под землей не одна маленькая стая, а штук восемьдесят, настоящее гнездовье, зимняя лежка. Мы подняли свирепых, оголодавших самцов, и эти «предразумные» дьяволы рванули наружу, не разбирая дороги. Они гибли под градом кластерных пуль, но первую шеренгу легионеров буквально порвали на части. Тогда мы воевали еще без шагателей, в громоздких неуклюжих автоматах, а несколько подземных волков, больше похожих на помесь хорька с гориллой, только размером именно с гориллу, легко опрокидывали солдата…
Ряха и Карантин тогда погибли. А сейчас, расходуя на лесняков остаток боезапаса, глядя, как дергаются их продырявленные туши, я увидел размытую картинку, на долю секунды я увидел себя одного. Я вдруг отчетливо увидел, что произойдет, если мы на Бете застрянем еще ненадолго. Нас разорвут, неторопливо и методично. А мы даже не поймем перед смертью, что это было…
– Бауэр, прекратить огонь!
Это командир. Я выполняю приказ. Во всем должен быть порядок. С раскаленных стволов картечницы стекают шипящие капли охлаждающего реагента. Стрелять больше не в кого, живых не осталось.
В этом сегменте города, на подходах к энергостанции, мы путаемся в тысячах рыжих игл, торчащих и сверху, и снизу, в самых разных направлениях. Небо над головой исчезло, его заслонили узловатые клубни, похожие на капустные кочаны, переплетение корней, изогнутых полос. Свиной Ноге приходится пробивать эти псевдоживые конструкции лазером, ежеминутно он посылает бот на таран. Иногда он покидает нас, поднимает машину в небо, чтобы взглянуть сверху…
– Декурия, разомкнутым строем за мной!
Я занимаю место погибшего товарища.
– Бауэр, ты как, в порядке? – заботливо спрашивает командир.
– Так точно, в порядке!
Конечно же, со мной полный порядок. Иначе и быть не может, ведь мы делаем привычную работу.
Мы заворачиваем за угол, обходим ближайшую башню и снова замираем. Поперек морщин плоской тропы, похожей на древнюю стиральную доску, лежит шагатель с мертвым десантником в седле. На груди у мертвеца вольготно расположилась крупная птица с длинной изогнутой шеей и роскошным розовым оперением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Мучить не надо, – благородно повелел Лось. – Их надо отсюда всех выслать и в ихней Чечне запереть, а каждого, кто хоть раз с душманами завязался, – тех к стенке. И азеров, хачей всяких назад к себе отправить, не давать им тут хаты покупать и ларьки ставить!..
– Однако! – еще сильнее нахмурилась Матвеевна. – Ты призываешь отнять частную собственность, лишить коммерсантов денег, которые они зарабатывали десятилетиями?..
– Не фиг им тут делать! Пусть дадут русским коммерсантам заработать!
– Лосев, а ты не задумывался, что русские коммерсанты, если бы хотели, давно занялись бы такой работой? Возможно, им не нравится неделями трястись в грузовиках, платить милиции на каждом посту, чтобы довезти сюда фрукты…
– Это все лажа! – перебил я. – Просто звери всех ментов тут давно купили и замочат любого, кто сунется…
– Да какое право ты имеешь так обзывать людей?
Я Матвеевне улыбнулся, а Лось ее уже не слышал. Махал граблями и плевался, он вечно плюется, когда раскалится.
– Ага, и бабло… Бабки посылают, но в Москве знают, что их все равно чехи и генералы между собой поделят. А парней наших русских мочили и будут мочить, и всем по хрен, сколько народу там полегло. Что, не так скажете?! – Лось нехило завелся, точно искал, кому бы в щи сунуть. Он не может спокойно, когда его слушают. Заикается и торопится сказать, слюнями брызжет, чудик. И все равно, красиво базарил, даже, наверное, я бы так сказать не сумел.
Классуха малость на измену подсела, клыки спрятала, а глазенкахми подлыми – зырк-зырк, вдруг, типа, кто-то посмеет над учителем смеяться?
Ненавижу я гниду эту, и всех их ненавижу, с дерюгой вместе!
– Душманов не пять тысяч и не десять! – напирал Лось. – Там вся шобла, от мала до велика, на нас зуб точит. Так всегда было, пока Сталин их не поджарил. Вот Сталин страну держал…
И Лось погнал про Сталина.
А удоды наши заткнулись, слушали, однокласснички любимые, и классуха язык в жопу засунула. Потому что против правды не попрешь! Только я заранее предвидел, млин, чем вся эта шняга закончится. Я предвидел, но Лося тормозить не торопился, потому что мне уже по фигу стало. И позже, когда подлюга Матвеевна нас к дерибасу повела, якобы за сорванный урок, я ни хрена не волновался.
Класть я хотел на школу, где слова честного не услышишь!
Дерибас развонялся, мол, сколько можно, одни и те же фамилии слышу, не устали еще матерей своих мучить, и прочую пургу целый час нес. А Матвеевна погнала такую тему, что, мол, нам надо не в коллективе с детьми учиться, а топать куда-нибудь в закрытое военное училище, где таких нарочно собирают и муштруют…
– Это каких «таких»? – спросил Лось.
А я вдруг подумал, что Матвеевна, хоть и дура, иногда права. Ведь мы уже когда-то базарили с Оберстом насчет легиона. Собраться бы, правда, найти контору, которая вербует, и свалить отсюда на фиг!
– Вот таких, как вы, – развонялась классуха, – которым только и нравится кулаками махать!
Мы сидим, такие, с Лосем, переглянулись. Я говорю ему – слышь, баклан, что мы тут потеряли?
Ну, мы встали и пошли. У дерюги челюсть отвалилась; икает, ни хрена сказать не может. Выскочил за нами в коридор, шлакоблок тупой, крылами машет.
– Вернитесь оба!! – кричит.
– А зачем мы вам? – спросил Лось. – Вы же нас за уродов держите, да? На кой черт вам уроды? Учите тех, кто пойдет в блатные институты, кто пойдет лизать зад вашим депутатам, продавшимся черномазым и жидам! Оставайтесь с вашей сауной и с вашими конфетными складами в подвале! Пусть они вам телевизоры новые в кабинет покупают…
Зашибись вмазал, молоток Лосяра! И главное – много народу слышало, и училки, и мелюзга рты пооткрывали.
Ну, млин, мы пошли, такие. Гордые, блин…
На этом со школой все. Кончено.
ЗАПАХ КРОВИ
…Бессильно наблюдая, как шагатель моего друга катится в пропасть, я словно вдохнул запах близкого будущего. Подобное случалось со мной трижды. Впервые – на Дельте Кентавра, когда мы выкуривали из нор очкариков, так там называли подземных волков. Кстати, умники из академии наук позже пытались верещать, что это были вовсе не волки, а некая «предразумная раса»…
Спрашивается, кому она нужна, раса таких ублюдков?
Мы со Свиной Ногой шуровали возле мобильного огнемета, а Ряха и Карантин поджидали в засаде, и с ними еще шестеро. Мы врезали жидким огнем сразу по четырем норам, и не успело пламя вырваться наружу, как я предугадал гибель Ряхи, Карантина и других. Ничего не поделаешь, спасти ребят я не успевал. Очкариков оказалось под землей не одна маленькая стая, а штук восемьдесят, настоящее гнездовье, зимняя лежка. Мы подняли свирепых, оголодавших самцов, и эти «предразумные» дьяволы рванули наружу, не разбирая дороги. Они гибли под градом кластерных пуль, но первую шеренгу легионеров буквально порвали на части. Тогда мы воевали еще без шагателей, в громоздких неуклюжих автоматах, а несколько подземных волков, больше похожих на помесь хорька с гориллой, только размером именно с гориллу, легко опрокидывали солдата…
Ряха и Карантин тогда погибли. А сейчас, расходуя на лесняков остаток боезапаса, глядя, как дергаются их продырявленные туши, я увидел размытую картинку, на долю секунды я увидел себя одного. Я вдруг отчетливо увидел, что произойдет, если мы на Бете застрянем еще ненадолго. Нас разорвут, неторопливо и методично. А мы даже не поймем перед смертью, что это было…
– Бауэр, прекратить огонь!
Это командир. Я выполняю приказ. Во всем должен быть порядок. С раскаленных стволов картечницы стекают шипящие капли охлаждающего реагента. Стрелять больше не в кого, живых не осталось.
В этом сегменте города, на подходах к энергостанции, мы путаемся в тысячах рыжих игл, торчащих и сверху, и снизу, в самых разных направлениях. Небо над головой исчезло, его заслонили узловатые клубни, похожие на капустные кочаны, переплетение корней, изогнутых полос. Свиной Ноге приходится пробивать эти псевдоживые конструкции лазером, ежеминутно он посылает бот на таран. Иногда он покидает нас, поднимает машину в небо, чтобы взглянуть сверху…
– Декурия, разомкнутым строем за мной!
Я занимаю место погибшего товарища.
– Бауэр, ты как, в порядке? – заботливо спрашивает командир.
– Так точно, в порядке!
Конечно же, со мной полный порядок. Иначе и быть не может, ведь мы делаем привычную работу.
Мы заворачиваем за угол, обходим ближайшую башню и снова замираем. Поперек морщин плоской тропы, похожей на древнюю стиральную доску, лежит шагатель с мертвым десантником в седле. На груди у мертвеца вольготно расположилась крупная птица с длинной изогнутой шеей и роскошным розовым оперением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92