Им выпало брать тот самый высокий холм, что так усердно обрабатывала наша артиллерия. Мощным рывком они ринулись на склон и попали под страшный огонь. Стреляли из-за каждого камня, и первые ряды снесло шквалом огня «маузеров». Очевидец свидетельствует, что бригаду было едва видно в поднятом пулями песке. На мгновение они залегли, а потом, перехватив дыхание, бросились вперёд с гортанными криками моряков. Их было всего четыре сотни человек, двести моряков и двести морских пехотинцев, а потери во время первого рывка были ужасны. Однако они карабкались вверх, подбадриваемые своими отважными офицерами, некоторые из которых были ещё юноши — корабельные гардемарины. Этельстон, капитан «Могучего», погиб. Пламбе и Сеньор из морской пехоты — тоже. Капитан «Дориса» Протеро упал со смертельной раной, продолжая кричать своим матросам: «Возьмите этот холм и не сходите с него!». Смерть юного Гуддарта, корабельного гардемарина, стоила многих ничем не примечательных лет. Раненый Джоунс, морской пехотинец, снова поднялся и ринулся вперёд со своими людьми. Именно они, эти отважные морские пехотинцы, бойцы, готовые сражаться всегда и везде, на море и на суше, понесли самые тяжёлые потери. Когда наконец они закрепились на вершине того смертоносного холма, на склонах остались лежать три офицера и восемьдесят восемь пехотинцев из 206 — за несколько минут погибла почти половина людей. Матросы, которым помог изгиб холма, потеряли восемнадцать человек. Половину всех британских потерь в этом бою понёс маленький отряд, в высшей степени блистательно поддержавший доброе имя и славу своего рода войск. С такими людьми под английским военно-морским флагом мы можем не беспокоиться за наши родные острова.
Сражение у Энслина стоило нам около двухсот человек убитыми и ранеными, но, кроме того факта, что мы расчистили себе путь к Кимберли ещё на один перегон, трудно сказать, какие выгоды принесла нам эта победа. Мы отвоевали холмы, но потеряли людей. Потери буров, по-видимому, составили менее половины наших, а усталость и немногочисленность нашей кавалерии не позволили нам преследовать противника и захватить их орудия. В течение трех дней солдаты дали два тяжёлых боя в безводной местности, под тропическим солнцем. Они очень устали, а чего добились? Причины такого положения вещей, естественно, активно обсуждались и в лагере, и дома. Разговоры постоянно возвращались к недовольствам самого лорда Метуэна по поводу недостатка кавалерии и артиллерии на конной тяге. В наше Военное министерство — ведомство, в некоторых делах действующее поразительно и неожиданно эффективно, была брошена масса весьма несправедливых обвинений, однако в этом вопросе (относительно задержки с отправкой кавалерии и конной артиллерии, а они, как и мы, знали об исключительной мобильности нашего врага), безусловно, существуют основания для расследования. Буры, принимавшие участие в этих двух сражениях, в основном принадлежали к якобсдальскому и фауресмитскому коммандо, некоторые бюргеры были из Босхофа. Знаменитый Кронье со своей старой трансваальской гвардией двигался из Мафекинга, и пленные в Бельмонте и Энслине сильно досадовали, что он опоздал, чтобы принять на себя общее командование. Однако во время последнего боя поступали донесения, что бурское подкрепление на подходе, и труды сил освобождения Кимберли вовсе не подошли к концу. В самый разгар боя отправленные на наш правый фланг уланские дозоры доложили, что довольно крупный отряд бурских всадников уже подошёл и занял позицию на холме у нас в тылу. Их позиция представляла очевидную опасность, и лорд Метуэн отправил туда полковника Уиллоби Вернера с Гвардейской бригадой. На обратном пути этому доблестному офицеру не повезло — лошадь споткнулась, и он получил серьёзное ранение. Его миссия, однако, достигла цели: гвардейцы, двигаясь через плато, встали таким образом, что пополнение не могло оказать помощь обороняющимся без открытого боя, что противоречило бы всем бурским традициям, и эти буры вынуждены были созерцать, как их собратья терпят поражение. На следующий день этот кавалерийский отряд отошёл обратно на север и, без сомнения, находился среди тех, с кем мы вскоре столкнулись у реки Моддер.
Марш от реки Оранжевая начался в среду. В четверг произошло сражение у Бельмонта, в субботу — у Энслина. Не было средств защититься днём от жары, а ночью от холода. Не хватало воды, да и её качество подчас оставляло желать лучшего. Войска нуждались в отдыхе, поэтому на вечер субботы и воскресенье они остались в Энслине. В понедельник утром, 27 ноября, изнурительный марш в Кимберли продолжился.
В понедельник, 27 ноября, на рассвете, снова двинулась вперёд к своей цели маленькая британская армия, серовато-коричневая колонна на пыльном вельде. Ночью сделали привал на прудах Клипфонтейна, впервые за целый день марша не столкнувшись с врагом. Появилась надежда, что, возможно, два последовавших одно за другим поражения лишили буров присутствия духа, и дальнейшего противодействия наступлению не будет. Однако те, кто знал о непосредственной близости Кронье и его опасном нраве, более адекватно оценивали ситуацию. И здесь, вероятно, нужно сказать несколько слов о том знаменитом командире, который сыграл ту же роль в западной части театра военных действий, что Жубер — на восточной.
Команданту Кронье во время войны было шестьдесят пять лет. Крепкий, смуглый человек, спокойный внешне и горячий в душе, у своего твёрдого народа он считался исключительно несгибаемым. Его мужественное бородатое лицо имело спокойное мягкое выражение. Говорил он мало, но всегда метко, и обладал даром зажигать и укреплять более слабых. На охоте и в столкновениях с туземцами он вызывал восхищение соотечественников, прежде всего отвагой и умением находить выход из сложных ситуаций. В войне 1880 года он руководил бурами при осаде Почефстрома и настаивал на штурме с неумолимостью, не ограниченной никакими рыцарскими обычаями войны. В итоге он вынудил сдать местечко, утаив от гарнизона факт подписания общего Перемирия. Это деяние впоследствии порицало его собственное правительство. Последующие годы он провёл на своих фермах как самодержец и старейшина, у многих вызывая уважение и всем внушая страх. Некоторое время он являлся комиссаром и запомнился своей суровостью. Снова призванный на поле брани рейдом Джеймсона, он решительно загнал своих врагов в безвыходное положение и требовал, как утверждают, чтобы с пленными поступили самым жёстким образом. Таков был человек, умелый, коварный, жестокосердный, притягательный, со своей усиленной грозной армией вставший на пути усталых солдат лорда Метуэна. Они были достойными соперниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189