за это я ручаюсь. Вообще, я умею смешить людей. На меня даже у Слафтера жалуются. Когда я начинаю какой-нибудь рассказ, даже прислуга останавливается и слушает, и начинается полный беспорядок. О, пусть мне снесут голову, но эти арестанты грязный и противный народ. Сержант, скажите, чтобы мушкетёры стали поближе ко мне: я боюсь, что арестанты кинутся на меня.
— Не беспокойтесь ваша честь, мы вас убережём.
— Мне разрешено взять дюжину. А капитан Пограм обещал мне заплатить по двенадцати фунтов за голову. Но мне нужны здоровые ребята. Мне нужен крепкий, выносливый скот. Их много мрёт во время перевозки, да и климат тамошний на них действует. Но вот, я вижу одного; этот мне годится. Он ещё очень молодой человек, и в нем много жизни, много силы. Отметьте его, сержант, для меня, отметьте.
— Слушаю, ваша честь, слушаю, его зовут Кларком. Я его для вас отметил.
Франт поднёс к носу голубой пузырёк и воскликнул:
— Нашёл дурака, надо искать под пару рыбака. Ха-ха-ха! Вы понимаете эту остроту, сержант? Проникли ли вы в смысл шутки вашим медленным умом? Ах, черт меня возьми, я прямо прославился в столице своим остроумием. Сержант, отметьте для меня также вот этого черноволосого, да, кстати, и того молоденького, что рядом с ним стоит. Отметьте его: он — мой. Ай-ай! Молоденький махает на меня рукой. Сержант, защитите меня! Где мой пузырёк? Чего вы, молоденький, успокойтесь.
Молодой крестьянин, на которого указал франт, ответил:
— Прошу милости у вашей чести. Раз вы меня выбрали в свою партию, возьмите и моего отца. Вот он. Мы вместе поедем.
— Пфуй! Пфуй! — закричал франт. — Вы, молоденький, сошли с ума, прямо сошли с ума. Слыхано ли когда что-либо подобное? Моя честь запрещает мне такие поступки. Могу ли я подсунуть старика моему честному другу капитану Пограму. Фи-фи-фи! Удавите меня, если капитан Пограм не скажет, что я его обманул. А вот тот рыжий мне нравится, сержант. Вид у него весёлый. Негры подумают, что он — огненный. Итак, эти люди — мои, да запишите вот этих шестерых мужиков. Они — прездоровые. И это будет, значит, моя дюжина.
— Да, вы забрали самых лучших, — заметил сержант.
— Ну, конечно. Я всегда умею выбрать, что нужно. Двенадцать раз двенадцать. Это выходит около полутораста фунтов, сержант, и деньги эти мне достались даром, друг. Я сказал всего два слова — и готово. Знаете, что я сделал.
У меня жена — очень красивая женщина. Я велел ей одеться по моде, и она поехала к моему доброму приятелю секретарю. Он и подарил ей дюжину бунтовщиков. «Вам сколько?» — спросил секретарь, а жена и говорит: «Довольно будет дюжины». Несколько строчек на бумагу — и дело сделано. Дура моя жена. Отчего она не спросила сотню. Но кто это такой, сержант, кто это такой?
В тюрьму уверенно и властно, бряцая шпорами, влетел маленьких человек, быстрый в движениях, с лицом, похожим на яблоко. Он был одет в верховой камзол и высокие сапоги. За ним тащилась старинная шпага, шёл он, помахивая длинным бичом.
— Здравствуете, сержант! — крикнул он громко и повелительно. — Вы, конечно, слыхали про меня? Я мастер Джон Вутон из Лангмир-Хауза близ Дольвертона. Я восстал против бунтовщиков во имя короля, и мэстер Гостольфин в Палате Общин назвал меня одним из местных столпов отечества. Именно так мэстер Гостольфин и выразился. Не правда ли, это прекрасное выражение? Выражение «столпы» указывает на уподобление государства дворцу или храму — верные королю люди. Один из таких столпов — я. Я — местный столп, я имею, сержант, королевское разрешение взять себе из числа этих арестантов десять здоровенных плутов и продать их. Такова награда за мои труды в пользу отечества. Подведите арестантов. Я буду выбирать.
Лондонский франт приложил руку к сердцу и поклонился новопришедшему так низко, что его шпага поднялась остриём к потолку.
— Стало быть, сэр, мы пришли сюда по одному и тому же поводу, — произнёс он, — позвольте представиться: готовый служить вам сэр Джордж Дониш, ваш вечно преданный и покорный слуга! Распоряжаетесь мною, как вам заблагорассудится. Я, сэр, вне себя от радости по случаю того, что имею высокую честь с вами познакомиться.
Сельский помещик, по-видимому, опешил от этого потока лондонских комплиментов.
— Гм, сэр! Да, сэр! — бормотал он, тряся головой. — Рад вас видеть, сэр, чертовски рад, но я теперь буду выбирать людей, сержант. Время не терпит. Завтра Шептонская ярмарка, и я должен спешить туда. У меня там продажный скот. Вот этот здоровый малый, — при этом помещик показал на меня, — я его возьму.
— Извините, сэр, я предупредил вас, — воскликнул придворный, — как мне ни неприятно огорчать вас, но этот человек принадлежит мне.
— В таком случае я возьму этого, — произнёс помещик, указывая кнутом на другого пленника.
— Это тоже мой. Хе-хе-хе! Как хотите, но это выходит забавно.
— Черт побери? Да скольких вы взяли? — крикнул помещик из Дольвертона.
— Дюжину — хе-хе-хе! Целую дюжину! Все,, которые стоят по этой стороне, — мои. Я взял верх над вами, хе-хе-хе! Пусть меня повесят, если я вру. Кто раньше встал… вы, конечно, знаете эту пословицу?
— Это прямо позор! — горячо воскликнул помещик. — Мы сражаемся, мы рискуем собственной шкурой, а когда все кончено, являются ливрейные лакеи и выхватывают у порядочных людей из-под носа лучшие куски.
— Ливрейные лакеи, сэр! — взвизгнул франт. — Чтобы вы издохли, сэр! Вы самым чувствительным образом затронули мою честь, сэр. Я умею проливать кровь, сэр! Вы будете через минуту зиять ранами, сэр! Возьмите скорее свои слова назад, сэр!
— Пойди прочь, шест для просушки белья! — презрительно бросил помещик. — Вы похожи на птицу, питающуюся падалью. Черт вас возьми, разве о вас говорили в парламенте? Разве вас называли столпом отечества? Прочь от меня, разряженный манекен!
— Ах вы, дерзкий мужик! — закричал франт. — Ах вы, грубый неотёсанный невежа! Какой вы столп? Вас самих надо привязать к столбу и отхлестать плетьми… Ай-ай-ай, сержант, он обнажает шпагу. Уймите его поскорее, а то… я его убью.
— Ну-ну, джентльмены! — крикнул сержант. — Здесь ссориться нельзя. У нас в тюрьме на этот счёт строго, но против тюрьмы есть лужок. Там можете драться как вам угодно. Не хотите ли, я вас туда проведу?
Но предложение сержанта не понравилось разгневанным джентльменам, и они продолжали переругиваться, стращая друг друга поединком и хватаясь то и дело за шпаги. Наконец наш хозяин-франт ушёл, а сельский помещик выбрал себе десять человек и ушёл, проклиная жителей Лондона, придворных, сержанта, пленных и неблагодарное правительство, которое так плохо оплатило его преданность и усердие. Эта была только первая из многочисленных сцен в этом же роде. Правительство хотело удовлетворить всех своих сторонников и пообещало больше, чем могло исполнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148