— А это, честь имею доложить вашей милости, вышло из-за одного ушастого еретика, которого мне пришлось вешать в Гокатче. Уж я этому негодяю всякое уважение оказывал. Такого обращения он даже от столичных палачей не получил бы. И однако он обнаружил чёрную неблагодарность. Взял это я его за шею, хотел пощупать, так ли петля завязана, а он и ухватил меня за палец — целый сустав отгрыз.
— Жаль мне тебя, — произнёс офицер, — ты, конечно, знаешь, что укус висельника так же смертелен, как укус бешеной собаки. Вот погоди, пройдёт несколько дней — и ты станешь на четвереньки и начнёшь лаять по-собачьи. Чего ты побледнел? Я ведь слышал, как ты внушаешь тем, кого ты вешаешь, терпение и мужество. Других учишь, а сам смерти боишься?
— Я не боюсь смерти, ваша честь, но каждый человек желает умереть по-христиански. А такую смерть принимать обидно, ваша честь, и за что? За десять шиллингов в неделю! Это мало, ваша честь.
— Что же делать, братец? Это все зависит от случая, — весело заметил капитан, — а смерть от бешенства, говорят, очень неприятна. Человека корчит в дугу, и он выбивает пятками дробь по затылку. Ну да это ничего. Может быть, ты получишь даже удовольствие от этого. Однако что же ты стоишь, выпучив на меня глаза? Начинай своё дело.
Ко мне подошли трое или четверо солдат и подхватили под руки, но я оттолкнув их приблизился к месту казни сам, ровными шагами и со спокойным лицом. Над моей головой чёрная от дыма балка. Через неё перекинули верёвку, а палач дрожащими руками накинул мне на шею петлю. Палач, по-видимому, трусил, боясь, что я его укушу. Человек шесть драгун взялись за другой конец верёвки, готовясь поднять меня в вечность.
Жизнь моя, дети, была полна приключений, но никогда я не был так близок к смерти, как в эту минуту. Но знаете, о чем я думал: о татуировке Соломона Спрента и о том, как красиво чередуются в этой татуировке синий и красный цвета. В то же время я видел все, что происходило вокруг меня.
Я хорошо и отчётливо помню комнату с холодным, каменным полом, небольшое, узкое окно, двух изящных офицеров в скучающих позах, кучу оружия в углу и грубую, красную ткань на мундире держащего меня драгуна. На рукавах у него были пришиты большие медные пуговицы, и рисунок этих пуговиц мне хорошо запомнился.
Высокий капитан вынул из кармана записную книжку и произнёс:
— Дело надо делать в должном порядке. Полковник Сарсфильд может потребовать подробностей… Ну-ка, посмотрим!.. Так-так… Мы, стало быть, семнадцатого вешаем…
Другой офицер посчитал на пальцах и ответил:
— Четырех мы повесили на ферме, а пятерых на перекрёстках дорог. Одного мы пристрелили, помните, около забора. Одного ранили, и он спасся от казни тем, что умер. Двух мы прикончили в роще под горой. Больше я припомнить не могу никого. Тех, кого мы вешали в Бриджуотере сейчас же после боя, я не считаю.
Высокий офицер написал что-то в своей записной книжке и произнёс:
— Надо делать в должном порядке. Только Кирке и его дикари вешают людей без всякого расследования. Но ведь они сами не лучше мавров. Мы должны подавать пример. Эй вы, господин, как вас зовут?
— Меня зовут капитан Михей Кларк, — отвечал я. Офицеры переглянулись, и маленький брюнет продолжительно свистнул.
— Это он самый и есть, — произнёс он, — вот оно что значит вешать людей без предварительного опроса. Черт возьми, мне и самому думалось, что это он. Ведь нам же сказали, что он очень высок ростом.
Высокий капитан снова обратился ко мне:
— А скажите мне, пожалуйста, знали ли вы майора Огильви из конного Голубого гвардейского полка?
— Я имел честь взять майора Огильви в плен, — ответил я, — и с тех пор мы с ним делили солдатскую долю. Полагаю, что я имею право назвать его своим знакомым.
— Сними петлю! — скомандовал офицер. Палач неохотно освободил меня от верёвки, а офицер, обращаясь ко мне, произнёс:
— Ну, молодой человек, вы, видно, предназначены для чего-нибудь очень великого. Вы были совсем близко от могилы. С вами, надо думать, не случится ничего подобного до самой смерти. Майор Огильви принимает большое участие как в вас, так и в вашем раненом товарище, который находится в Бриджуотере. Ваше имя было сообщено командирам всех конных полков, и отдан приказ доставить вас целым и невредимым. Но, однако, не очень радуйтесь. Заступничество майора спасло вас от военного суда, но от гражданского суда мы вас избавить не можем. Рано или поздно — вам придётся держать ответ перед гражданскими частями.
— Я только одного хочу, — ответил я, — разделить участь моих товарищей по оружию.
— Вы слишком мрачно относитесь к вашему благополучию, — воскликнул маленький офицер, — положение ваше было не лучше маркитанского пива. Ах, какую бы пьесу написал Отвей, услыхав эту историю! Будьте на высоте положения, скажите, где находится она?
— Какая она? — спросил я.
— Она, она, у вас непременно должна быть она. Жена, любовница, невеста — одним словом, она.
— У меня нет ни жены, ни невесты, ни любовницы.
— Вот так штука! — воскликнул грустно маленький офицер. — Как прикажите поступать в таком случае, а? А ведь именно о н а и должна была прибежать сюда и броситься в ваши объятия. Даю вам честное слово, что актёров и актрис, играющих в таких сценах, партер вызывает по три раза подряд. Увы, нет среди нас человека, обладающего драматическим талантом, и прекрасный материал должен пропасть даром.
— Ну, Джек, у нас дела поважнее, — нетерпеливо воскликнул высокий офицер, — вы, сержант Греддер, возьмите двух солдат и ведите арестанта в Гоммаучскую церковь, а нам времени терять нельзя. Через несколько часов наступит ночь, и тогда преследовать беглецов будет невозможно.
И по команде офицера солдаты двинулись на лужайку перед мельницей, где стояли их лошади. В путь они двинулись медленно. Капитан ехал впереди, а помешавшийся на театре корнет замыкал шествие. Сержант, заботливости которого я был препоручен, был высокий, широкоплечий, темнобровый мужчина. Он велел вывести из конюшни мою лошадь и помог мне сесть на седло. Пистолет он отобрал и повесил его вместе с моим палашом на свою седельную луку.
— Не подвязать ли ему ноги? — спросил один из драгун.
— Нет, этого не нужно. У парня честное лицо, — ответил сержант и прибавил: — Если он даст слово вести себя смирно, мы ему и руки развяжем.
— Бежать я не собираюсь, — ответил я.
— В таком случае развяжите верёвку. Пусть я онемею, если во мне нет сочувствия к храбрым людям, попавшим в беду. Зовут меня сержантом Греддером. Прежде я служил в полку Макая, а теперь состою королевским драгуном. Работать заставляют много, а платят скверно. Это, впрочем, общая участь состоявших на службе его величества людей. Направо кругом. Марш по дороге! Вы поезжайте рядом с ним, а я поеду сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148