Но все это давно прошло. Давно он покоится в сырой земле. Забудем о слабодушии этого несчастного человека, сердце у него было, во Всяком случае, доброе. Вернёмся, однако, к рассказу.
Великан немец, проскакав несколько шагов, остановился, повернул лошадь и воротился к нам.
— Мне надоело скакать взад и вперёд. Скачешь как паяц на ярмарке, — произнёс он, — останусь я лучше с вами и приму участие в сражении. Тише-тише, миленькая лошадка. У лошадки моей хвост оцарапан пулей, но это ничего. Лошадка у меня военная и на такие пустяки внимания не обращает. Эге, приятель, а ваша лошадь куда девалась?
— Она на дне канавы, — ответил сэр Гервасий, счищая мечом грязь со своего платья, — уже половина третьего. Мы занимаемся этой забавой целых полтора часа. И воевать-то приходится с пехотным полком, а я ждал кое-чего получше.
У немца засверкали вдруг глаза, и он воскликнул:
— Ну, у меня есть нечто для того, чтобы вас утешить. Mein Gott! Глядите! Разве это не прекрасно? Глядите, друг Саксон, глядите!
Солдат-немец пришёл в восторг вовсе не от пустяка. Он глядел направо. Из тумана, который продолжал висеть густой пеленой, мелькали по временам серебряные лучи и слышался странный, глухой гул — словно шум морского прилива, который ударяется о скалистый берег.
Серебряные полосы мелькали все чаще и чаще, глухой шум превращался в топот и оглушительный рёв, и вдруг белая завеса тумана точно разорвалась, и мы увидели нескончаемые ряды королевской кавалерии, которая неслась прямо на нас.
На нас словно катилась громадная морская волна. Перед нами сверкали и переливались лазурь, пурпур и золото. Это было замечательное, поразительно величавое зрелище. Прямо глаз оторвать было нельзя. Движение этого огромного количества всадников происходило быстро, плавно и в полном порядке. Получалось такое впечатление, что на вас движется неотразимая сила. Эта громада двигалась на нас стройными, сомкнутыми рядами. Мы видели развевающиеся знамёна, косматые гривы коней, блеск стали…
Два фланга этой несущейся на нас армии были скрыты туманом.
Впечатление этой лихой атаки усиливалось по мере того, как драгуны приближались. Звяканье оружия и сбруи, крепкая ругань солдат, топот копыт — все это производило такое действие, точно вас готов смести с лица земли страшный вихрь. И что противопоставить этому вихрю? Только пику семи футов. Да, нужно многое, чтобы не растеряться в такую минуту, чтобы сохранить руки крепкими, а сердце спокойным.
Но как ни прекрасно было зрелище кавалерийской атаки, нам, как вы можете легко догадаться, милые дети, некогда было им любоваться. Саксон и Бюйзе бросились к пиконосцам и стали их выстраивать. Был устроен сомкнутый строй в три ряда, по немецкому обычаю. Первый ряд стоял на коленях, второй наклонившись, а третий — прямо. Образовалась таким образом целая щетина из пик. Стоявшие около нас таунтоновцы образовали тёмное кольцо, блестевшее сталью. В середине этого кольца стоял сам досточтимый мэр. Мне он был виден с моего места. Его белая борода развевалась по ветру, и он говорил что-то своим высоким голосом.
А рёв несущейся на нас волны делался все громче и громче.
— Крепче держись, молодцы! — скомандовал Саксон громовым голосом.
— Концы пик упри в землю! Упрись на правую ногу! Не отступай ни на дюйм!
Рёв покрыл все звуки, и живая волна нахлынула на нас.
У меня нет никакой надежды, чтобы я мог вам описать, как все это происходило… Я помню, что трещали древки пик, я помню пронзительные крики и страшные, точно задыхающиеся стоны, я слышал фырканье лошадей и звяканье сабель, ударяющихся о пики. У меня у самого осталось от всего этого неопределённое и тусклое воспоминание, и поэтому я не могу передать вам в точности своих впечатлений. Попав в такую кашу, нельзя наблюдать за всем сражением, но зато эпизоды битвы, виденные собственными глазами, запечатлеваются в памяти навсегда.
Я помню только клубы дыма. Через эти облака показывались стальные каски и свирепые лица солдат. Помню также красные ноздри коней, поднимавшихся на дыбы и пятившихся от стальной щетины пик.
Я точно вижу перед собой молоденького безбородого офицера. Он ползёт на четвереньках под косами наших крестьян, они рубят его, и он громко стонет… Я вижу также перед собой широколицего бородатого драгуна на серой лошади. Он подскакал к нашим косиньерам и хочет прорваться через их ряды. Он не может прорваться и ревёт от бешенства…
Эти маленькие ужасные подробности не забудешь до самой смерти. Я даже хорошо запомнил, что у этого драгуна были большие, белые зубы и ярко-красные десны. Рядом с ним стоял белолицый драгун с тонкими губами. Он перегнулся через шею лошади и замахнулся на меня саблей. При этом он ругался так, как могут ругаться только драгуны.
Да, эти образы встают передо мной всякий раз, когда я вспоминаю об этой свирепой схватке. Я рубил направо и налево, забывая о том, что надо защищать себя. Вокруг меня стоял сплошной гул, слышались крики и стоны. Благочестивые восклицания крестьян перемешивались с ругательствами солдат. Голос Саксона, ободрявшего пиконосцев, покрывал собою все.
И наконец туча всадников поползла назад, кружась по лощине. Мои товарищи испустили крик торжества. Сэр Гервасий, стоявший со мной рядом, протянул мне открытую табакерку. Да, мы отразили лучшую в Англии конницу, мы могли гордиться собой.
Но, к сожалению, далеко не вся наша армия могла хвалиться, подобно нам, победой. Только избранные отряды смогли отразить натиск тяжёлой конницы, нападение закованных в сталь воинов. Крестьяне из Фрома были буквально изрублены и стёрты с лица земли. Многие из них, отступая перед неудержимым напором врага, были сброшены в тот самый рейн, которой остановил наше ночное наступление. Другие были изрублены и лежали кучами на поле. Это была ужасная картина. Только очень немногие из крестьян Фрома избежали злой судьбы своих товарищей, присоединившихся к нам. Что касается горожан Таунтона, то они удержались, но ряды их значительно поредели. Перед их кольцом лежала целая гора коней и всадников, что свидетельствовало о силе атаки и о бешенстве сопротивления.
Налево от нас дикие углекопы были сразу же смяты кавалерией, но несмотря на это продолжали свирепо бороться. Они бросались на землю и прокалывали животы лошадей. В конце концов им удалось отбить драгун. Девонширскую милицию рассеяли и перерубили. Бедные милиционеры разделили участь крестьян из Фрома.
Во все время схватки королевская пехота, стоявшая по ту сторону Бруссекского рейна, продолжала осыпать нас градом пуль. Мушкетёры, занятые борьбой с драгунами, не могли отвечать на эти залпы.
Не нужно было иметь большую опытность в военном деле, чтобы убедиться в том, что битва нами проиграна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
Великан немец, проскакав несколько шагов, остановился, повернул лошадь и воротился к нам.
— Мне надоело скакать взад и вперёд. Скачешь как паяц на ярмарке, — произнёс он, — останусь я лучше с вами и приму участие в сражении. Тише-тише, миленькая лошадка. У лошадки моей хвост оцарапан пулей, но это ничего. Лошадка у меня военная и на такие пустяки внимания не обращает. Эге, приятель, а ваша лошадь куда девалась?
— Она на дне канавы, — ответил сэр Гервасий, счищая мечом грязь со своего платья, — уже половина третьего. Мы занимаемся этой забавой целых полтора часа. И воевать-то приходится с пехотным полком, а я ждал кое-чего получше.
У немца засверкали вдруг глаза, и он воскликнул:
— Ну, у меня есть нечто для того, чтобы вас утешить. Mein Gott! Глядите! Разве это не прекрасно? Глядите, друг Саксон, глядите!
Солдат-немец пришёл в восторг вовсе не от пустяка. Он глядел направо. Из тумана, который продолжал висеть густой пеленой, мелькали по временам серебряные лучи и слышался странный, глухой гул — словно шум морского прилива, который ударяется о скалистый берег.
Серебряные полосы мелькали все чаще и чаще, глухой шум превращался в топот и оглушительный рёв, и вдруг белая завеса тумана точно разорвалась, и мы увидели нескончаемые ряды королевской кавалерии, которая неслась прямо на нас.
На нас словно катилась громадная морская волна. Перед нами сверкали и переливались лазурь, пурпур и золото. Это было замечательное, поразительно величавое зрелище. Прямо глаз оторвать было нельзя. Движение этого огромного количества всадников происходило быстро, плавно и в полном порядке. Получалось такое впечатление, что на вас движется неотразимая сила. Эта громада двигалась на нас стройными, сомкнутыми рядами. Мы видели развевающиеся знамёна, косматые гривы коней, блеск стали…
Два фланга этой несущейся на нас армии были скрыты туманом.
Впечатление этой лихой атаки усиливалось по мере того, как драгуны приближались. Звяканье оружия и сбруи, крепкая ругань солдат, топот копыт — все это производило такое действие, точно вас готов смести с лица земли страшный вихрь. И что противопоставить этому вихрю? Только пику семи футов. Да, нужно многое, чтобы не растеряться в такую минуту, чтобы сохранить руки крепкими, а сердце спокойным.
Но как ни прекрасно было зрелище кавалерийской атаки, нам, как вы можете легко догадаться, милые дети, некогда было им любоваться. Саксон и Бюйзе бросились к пиконосцам и стали их выстраивать. Был устроен сомкнутый строй в три ряда, по немецкому обычаю. Первый ряд стоял на коленях, второй наклонившись, а третий — прямо. Образовалась таким образом целая щетина из пик. Стоявшие около нас таунтоновцы образовали тёмное кольцо, блестевшее сталью. В середине этого кольца стоял сам досточтимый мэр. Мне он был виден с моего места. Его белая борода развевалась по ветру, и он говорил что-то своим высоким голосом.
А рёв несущейся на нас волны делался все громче и громче.
— Крепче держись, молодцы! — скомандовал Саксон громовым голосом.
— Концы пик упри в землю! Упрись на правую ногу! Не отступай ни на дюйм!
Рёв покрыл все звуки, и живая волна нахлынула на нас.
У меня нет никакой надежды, чтобы я мог вам описать, как все это происходило… Я помню, что трещали древки пик, я помню пронзительные крики и страшные, точно задыхающиеся стоны, я слышал фырканье лошадей и звяканье сабель, ударяющихся о пики. У меня у самого осталось от всего этого неопределённое и тусклое воспоминание, и поэтому я не могу передать вам в точности своих впечатлений. Попав в такую кашу, нельзя наблюдать за всем сражением, но зато эпизоды битвы, виденные собственными глазами, запечатлеваются в памяти навсегда.
Я помню только клубы дыма. Через эти облака показывались стальные каски и свирепые лица солдат. Помню также красные ноздри коней, поднимавшихся на дыбы и пятившихся от стальной щетины пик.
Я точно вижу перед собой молоденького безбородого офицера. Он ползёт на четвереньках под косами наших крестьян, они рубят его, и он громко стонет… Я вижу также перед собой широколицего бородатого драгуна на серой лошади. Он подскакал к нашим косиньерам и хочет прорваться через их ряды. Он не может прорваться и ревёт от бешенства…
Эти маленькие ужасные подробности не забудешь до самой смерти. Я даже хорошо запомнил, что у этого драгуна были большие, белые зубы и ярко-красные десны. Рядом с ним стоял белолицый драгун с тонкими губами. Он перегнулся через шею лошади и замахнулся на меня саблей. При этом он ругался так, как могут ругаться только драгуны.
Да, эти образы встают передо мной всякий раз, когда я вспоминаю об этой свирепой схватке. Я рубил направо и налево, забывая о том, что надо защищать себя. Вокруг меня стоял сплошной гул, слышались крики и стоны. Благочестивые восклицания крестьян перемешивались с ругательствами солдат. Голос Саксона, ободрявшего пиконосцев, покрывал собою все.
И наконец туча всадников поползла назад, кружась по лощине. Мои товарищи испустили крик торжества. Сэр Гервасий, стоявший со мной рядом, протянул мне открытую табакерку. Да, мы отразили лучшую в Англии конницу, мы могли гордиться собой.
Но, к сожалению, далеко не вся наша армия могла хвалиться, подобно нам, победой. Только избранные отряды смогли отразить натиск тяжёлой конницы, нападение закованных в сталь воинов. Крестьяне из Фрома были буквально изрублены и стёрты с лица земли. Многие из них, отступая перед неудержимым напором врага, были сброшены в тот самый рейн, которой остановил наше ночное наступление. Другие были изрублены и лежали кучами на поле. Это была ужасная картина. Только очень немногие из крестьян Фрома избежали злой судьбы своих товарищей, присоединившихся к нам. Что касается горожан Таунтона, то они удержались, но ряды их значительно поредели. Перед их кольцом лежала целая гора коней и всадников, что свидетельствовало о силе атаки и о бешенстве сопротивления.
Налево от нас дикие углекопы были сразу же смяты кавалерией, но несмотря на это продолжали свирепо бороться. Они бросались на землю и прокалывали животы лошадей. В конце концов им удалось отбить драгун. Девонширскую милицию рассеяли и перерубили. Бедные милиционеры разделили участь крестьян из Фрома.
Во все время схватки королевская пехота, стоявшая по ту сторону Бруссекского рейна, продолжала осыпать нас градом пуль. Мушкетёры, занятые борьбой с драгунами, не могли отвечать на эти залпы.
Не нужно было иметь большую опытность в военном деле, чтобы убедиться в том, что битва нами проиграна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148