Право, мэстер Гельсторп, мне кажется, что вам самим скоро понадобится помощь людей в шёлковых мантиях. О, берегитесь, берегитесь!
— Я имею разрешение от короля, ваше сиятельство, — дрожащим голосом ответил адвокат.
Джефрис немедленно вышел из себя. Его чёрные глаза загорелись дьявольским бешенством.
— Как вы смеете мне возражать? — загремел он. — Стало быть, меня можно оскорблять в заседании суда?! Стало быть, всякий адвокатишка, которому грош цена, может спорить со мной? Вы натянули на себя парик и мантию, и воображаете, что можете препираться со мной? Берегитесь, мэстер Гельсторп, с вами может случиться большое несчастье!
Адвокат побледнел как мертвец и прошептал:
— Я усердно прошу у вашего сиятельства извинения. Джефрис несколько стих.
— Следите за своими словами и поступками, — произнёс он угрожающим тоном, — не очень-то старайтесь защищать эти отбросы. Ну, теперь, к делу! Что скажут эти пятьдесят негодяев в своё оправдание? Как они станут лгать? Господа присяжные заседатели, я прошу вас обратить внимание на то, что у всех этих людей рожи головорезов, я очень рад, что полковник Кирке дал суду достаточную охрану. Иначе правосудие не могло бы чувствовать себя в безопасности.
— Сорок из них признают себя виновными в том, что они подняли оружие против короля, — заявил наш адвокат.
— Ага! — заревел судья. — Ну, слыхано ли такое ужасное бесстыдство?! Ведь это прямо наглость беспримерная наглость! Скажите пожалуйста, они признают себя виновными! Я спрашиваю: раскаиваются ли они в грехе, который они совершили против доброго и долготерпивого монарха? Секретарь, занесите эти мои слова в протокол.
— Они отказываются принести раскаяние, ваше сиятельство, — ответил адвокат.
— О, отцеубийцы! О, бесстыдные негодяи! — воскликнул судья. — Пусть эти сорок человек станут вот сюда. Ну, что, господа, видали ли вы когда-нибудь такие гнусные и порочные лица? Поглядите, как высоко подняла голову подлость и злоба? О, закоренелые чудовища! Ну, а остальные одиннадцать? Они не признаются, они думают, что суд поверит им? Ну-с, потрудитесь убедить нас в вашей лжи.
— Но милорд, они ещё ничего не сказали в свою защиту, — заикнулся адвокат.
Судья нисколько не смутился этим возражением и громко завопил:
— О, я могу узнать ложь прежде, чем она произнесена, прежде, чем вы успели придумать какую-нибудь гадость, мэстер Гельсторп, я узнаю её. Живее, живее! Суд не может терять драгоценного времени. Приступайте к защите или садитесь на место. Суд произнесёт приговор.
Адвокат, бледный, растерянный, трясясь как осиновый лист, начал свою речь:
— Эти люди, милорд, эти… одиннадцать человек…
— Скажите лучше «одиннадцать дьяволов, милорд», — прервал Джефрис.
— Это невинные крестьяне, милорд, — продолжал адвокат, — они боятся Бога и любят короля. В восстании они совсем не были замешаны. Их схватили и отдали под суд, милорд не потому, что на них пало подозрение, а просто потому, что они не могли удовлетворить алчных солдат, вымогавших у них деньги…
— Фу, какое бесстыдство! — загремел судья. — Фу, какое подлое бесстыдство, мэстер Гельсторп, вам мало того, что вам позволили обелять бунтовщиков. Вы ещё хотите опозорить королевскую армию. Боже мой, какая гадость! Говорите живее, мэстер Гельсторп, чем оправдываются эти негодяи?
— Они ссылаются на alibi, ваше сиятельство.
— Ага! Все мерзавцы любят доказывать alibi. Свидетели у них есть?
— Как же, милорд, у нас есть список — целых сорок свидетелей. Свидетели ждут внизу. Многие из них приехали издалека, бросили занятия и истратили деньги.
— Кто такие эти свидетели? Кто они такие? — закричал Джефрис.
— Все это крестьяне, ваше сиятельство: крестьяне, фермеры, соседи этих бедных людей. Они хорошо знают обвиняемых и могут дать показания, которыми будет вполне выяснена их невиновность.
— Крестьяне и фермеры! — воскликнул Джефрис. — Люди того же сословия, из которого вышли бунтовщики. Кто станет верить присяге подобных негодяев! Все это пресвитериане, враги, сомерсетские бродяги, кабацкие завсегдатаи! Это друзья и приятели подлецов, которых мы здесь судим. Они, наверное, вместе, за пивом, сговаривались, как показывать на суде. О, негодяи и плуты!
— Неужели вы. не хотите выслушать свидетелей, милорд?! — горячо воскликнул Гельсторп.
Наглость Джефриса возмутила его, и он устыдился на минуту —собственной робости.
— Я не хочу видеть этих ваших свидетелей, господин!.. — бешено крикнул Джефрис. — Если я в чем сомневаюсь, так это в том, не должен ли я посадить на скамью подсудимых всех этих свидетелей, обвинив их в попустительстве и пособничестве в измене. Я думаю, что должен поступить так из любви и преданности к моему доброму господину. Секретарь, занесите слова о добром господине в протокол.
— Ваше сиятельство, — воскликнул один из обвиняемых, — я имею свидетелем мэстера Джонсона из Нижнего Ставея. Он хороший и испытанный тори. Кроме того, за меня может поручиться священник, мэстер Шеппертон.
— Тем хуже для них, что они впутались в такое грязное дело, — ответил Джефрис, — вот полюбуйтесь, господа присяжные заседатели! Какие времена настали. Священник и сельское дворянство выступают в защиту измен и бунта. Да, видно, последние времена наступают. Обвиняемый, вы, должно быть, принадлежите к разряду самых опасных и злокозненных вигов. Вы умеете сбивать с пути истинного очень порядочных людей.
— Но выслушайте меня, милорд! — воскликнул обвиняемый.
— Вас выслушать, ревущий телёнок? — крикнул судья. — Да мы только тем и занимаемся, что вас выслушиваем. Вы, должно быть, вообразили, что находитесь на своём еретическом сборища? Ах вы, негодяй, разве можно так орать в зале королевского суда? Я должен вас слушать, скажите пожалуйста. Я вот лучше потом послушаю, когда мне расскажут, как вы на верёвке болтались!
Один из коронных обвинителей встал с места. Товарищи его усиленно зашуршали бумагами.
— Мы, обвинители короны, ваше сиятельство, — начал он, — не находим нужным дальнейший опрос обвиняемых и свидетелей. Мы уже достаточно ознакомились с гнусными и вопиющими подробностями этого заговора против отечества. Люди, находящиеся перед вашим сиятельством на скамье подсудимых, почти все признали себя виновными. Те же, которые продолжают запираться, не представили никаких доказательств своей невиновности. Ясно, что они повинны в тех гнусных преступлениях, в которых они обвиняются. В силу этого представители обвинения заявляют, что следствие может считаться законченным и что присяжные заседатели могут произнести вердикт относительно всех находящихся здесь обвиняемых.
Джефрис глянул на старшину присяжных и спросил:
— Каков будет вердикт?
Старшина присяжных поднялся с места и, ухмыляясь, произнёс:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
— Я имею разрешение от короля, ваше сиятельство, — дрожащим голосом ответил адвокат.
Джефрис немедленно вышел из себя. Его чёрные глаза загорелись дьявольским бешенством.
— Как вы смеете мне возражать? — загремел он. — Стало быть, меня можно оскорблять в заседании суда?! Стало быть, всякий адвокатишка, которому грош цена, может спорить со мной? Вы натянули на себя парик и мантию, и воображаете, что можете препираться со мной? Берегитесь, мэстер Гельсторп, с вами может случиться большое несчастье!
Адвокат побледнел как мертвец и прошептал:
— Я усердно прошу у вашего сиятельства извинения. Джефрис несколько стих.
— Следите за своими словами и поступками, — произнёс он угрожающим тоном, — не очень-то старайтесь защищать эти отбросы. Ну, теперь, к делу! Что скажут эти пятьдесят негодяев в своё оправдание? Как они станут лгать? Господа присяжные заседатели, я прошу вас обратить внимание на то, что у всех этих людей рожи головорезов, я очень рад, что полковник Кирке дал суду достаточную охрану. Иначе правосудие не могло бы чувствовать себя в безопасности.
— Сорок из них признают себя виновными в том, что они подняли оружие против короля, — заявил наш адвокат.
— Ага! — заревел судья. — Ну, слыхано ли такое ужасное бесстыдство?! Ведь это прямо наглость беспримерная наглость! Скажите пожалуйста, они признают себя виновными! Я спрашиваю: раскаиваются ли они в грехе, который они совершили против доброго и долготерпивого монарха? Секретарь, занесите эти мои слова в протокол.
— Они отказываются принести раскаяние, ваше сиятельство, — ответил адвокат.
— О, отцеубийцы! О, бесстыдные негодяи! — воскликнул судья. — Пусть эти сорок человек станут вот сюда. Ну, что, господа, видали ли вы когда-нибудь такие гнусные и порочные лица? Поглядите, как высоко подняла голову подлость и злоба? О, закоренелые чудовища! Ну, а остальные одиннадцать? Они не признаются, они думают, что суд поверит им? Ну-с, потрудитесь убедить нас в вашей лжи.
— Но милорд, они ещё ничего не сказали в свою защиту, — заикнулся адвокат.
Судья нисколько не смутился этим возражением и громко завопил:
— О, я могу узнать ложь прежде, чем она произнесена, прежде, чем вы успели придумать какую-нибудь гадость, мэстер Гельсторп, я узнаю её. Живее, живее! Суд не может терять драгоценного времени. Приступайте к защите или садитесь на место. Суд произнесёт приговор.
Адвокат, бледный, растерянный, трясясь как осиновый лист, начал свою речь:
— Эти люди, милорд, эти… одиннадцать человек…
— Скажите лучше «одиннадцать дьяволов, милорд», — прервал Джефрис.
— Это невинные крестьяне, милорд, — продолжал адвокат, — они боятся Бога и любят короля. В восстании они совсем не были замешаны. Их схватили и отдали под суд, милорд не потому, что на них пало подозрение, а просто потому, что они не могли удовлетворить алчных солдат, вымогавших у них деньги…
— Фу, какое бесстыдство! — загремел судья. — Фу, какое подлое бесстыдство, мэстер Гельсторп, вам мало того, что вам позволили обелять бунтовщиков. Вы ещё хотите опозорить королевскую армию. Боже мой, какая гадость! Говорите живее, мэстер Гельсторп, чем оправдываются эти негодяи?
— Они ссылаются на alibi, ваше сиятельство.
— Ага! Все мерзавцы любят доказывать alibi. Свидетели у них есть?
— Как же, милорд, у нас есть список — целых сорок свидетелей. Свидетели ждут внизу. Многие из них приехали издалека, бросили занятия и истратили деньги.
— Кто такие эти свидетели? Кто они такие? — закричал Джефрис.
— Все это крестьяне, ваше сиятельство: крестьяне, фермеры, соседи этих бедных людей. Они хорошо знают обвиняемых и могут дать показания, которыми будет вполне выяснена их невиновность.
— Крестьяне и фермеры! — воскликнул Джефрис. — Люди того же сословия, из которого вышли бунтовщики. Кто станет верить присяге подобных негодяев! Все это пресвитериане, враги, сомерсетские бродяги, кабацкие завсегдатаи! Это друзья и приятели подлецов, которых мы здесь судим. Они, наверное, вместе, за пивом, сговаривались, как показывать на суде. О, негодяи и плуты!
— Неужели вы. не хотите выслушать свидетелей, милорд?! — горячо воскликнул Гельсторп.
Наглость Джефриса возмутила его, и он устыдился на минуту —собственной робости.
— Я не хочу видеть этих ваших свидетелей, господин!.. — бешено крикнул Джефрис. — Если я в чем сомневаюсь, так это в том, не должен ли я посадить на скамью подсудимых всех этих свидетелей, обвинив их в попустительстве и пособничестве в измене. Я думаю, что должен поступить так из любви и преданности к моему доброму господину. Секретарь, занесите слова о добром господине в протокол.
— Ваше сиятельство, — воскликнул один из обвиняемых, — я имею свидетелем мэстера Джонсона из Нижнего Ставея. Он хороший и испытанный тори. Кроме того, за меня может поручиться священник, мэстер Шеппертон.
— Тем хуже для них, что они впутались в такое грязное дело, — ответил Джефрис, — вот полюбуйтесь, господа присяжные заседатели! Какие времена настали. Священник и сельское дворянство выступают в защиту измен и бунта. Да, видно, последние времена наступают. Обвиняемый, вы, должно быть, принадлежите к разряду самых опасных и злокозненных вигов. Вы умеете сбивать с пути истинного очень порядочных людей.
— Но выслушайте меня, милорд! — воскликнул обвиняемый.
— Вас выслушать, ревущий телёнок? — крикнул судья. — Да мы только тем и занимаемся, что вас выслушиваем. Вы, должно быть, вообразили, что находитесь на своём еретическом сборища? Ах вы, негодяй, разве можно так орать в зале королевского суда? Я должен вас слушать, скажите пожалуйста. Я вот лучше потом послушаю, когда мне расскажут, как вы на верёвке болтались!
Один из коронных обвинителей встал с места. Товарищи его усиленно зашуршали бумагами.
— Мы, обвинители короны, ваше сиятельство, — начал он, — не находим нужным дальнейший опрос обвиняемых и свидетелей. Мы уже достаточно ознакомились с гнусными и вопиющими подробностями этого заговора против отечества. Люди, находящиеся перед вашим сиятельством на скамье подсудимых, почти все признали себя виновными. Те же, которые продолжают запираться, не представили никаких доказательств своей невиновности. Ясно, что они повинны в тех гнусных преступлениях, в которых они обвиняются. В силу этого представители обвинения заявляют, что следствие может считаться законченным и что присяжные заседатели могут произнести вердикт относительно всех находящихся здесь обвиняемых.
Джефрис глянул на старшину присяжных и спросил:
— Каков будет вердикт?
Старшина присяжных поднялся с места и, ухмыляясь, произнёс:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148