Оказалось, что варвар наш улегся вздремнуть. Устал. Линда и мистер Ричардсон чесали языками на втором этаже, при этом Линда автоматически раскладывала пасьянс — единственное ее отвлечение от работы. Нет, прошу прощения, я запамятовал другое ее увлечение. Когда у Линды выдается свободное время, она старательно вычерчивает на миллиметровой бумаге проект реорганизации ее «closet» — т. е. кладовки. Этот проект она чертит снова и снова с серьезностью, которой бы позавидовали проектировщики Асуанской плотины или Братской ГЭС. Я всякий раз подсмеиваюсь над Линдой, заставая ее за этим занятием. Как в Ноев ковчег, Линда пытается вместить в свою кладовку все, что возможно и невозможно: два file-cabinets, полки для книг и бумаг, даже небольшое бюро для работы. Конца проектировке не видно. Линда смеется сама над собой, но упрямо продолжает создавать все новые и новые проекты. Я посидел с ними немного. Ричардсон рассказывал Линде о причинах банкротства какой-то мелкой фирмы, мне стало неинтересно, и я ушел в сад. У нас на террасе — в цветах, спал брюхом кверху бродячий садовый кот, который при моем появлении приоткрыл один глаз, увидел, что это я, и закрыл глаз опять. Кот знает, что я его уважаю за самостоятельность, и потому дрыхнет себе, изгоняет из тела и шерсти влагу и згу, до этого выпало много дождей. Кот нежится на сентябрьском солнышке, он знает меня и ни хуя не опасается.
На корточках в траве перед своим домом сидит японец — знаменитый архитектор (впоследствии автор проекта знаменитой стеклянной пирамиды Лувра в Париже), и печально-удивленно смотрит на свой дом, затянутый в стекло, словно видит дом в первый раз в жизни.
* * *
«Спал бы Стивен подольше, — думаю я, — всем бы было так хорошо — мистер Ричардсон и Линда неторопливо бы пиздели на втором этаже, я сидел бы в саду». Дальше я начинаю философствовать. Я думаю, что японец и кот Стивену Гэтсби невидимы, он слишком грубо вмешивается в жизнь, а в нее, если что хочешь увидеть, следует входить осторожно, не вспугивая ее. «В общем-то его как бы и не существует — Стивена, раз ему не видны японец на корточках и кот, — думаю я. — Я же — слуга — более полезен миру, ибо вижу японца и кота и могу о них рассказать. Стивен видит только свои бумаги, чувствует свое тело, выполняет в мире двигательные, в основном, функции».
Я вспоминаю, как Станислав, обиженный однажды тем, что Стивен и Нэнси не пригласили его с собой в ресторан, сказал мне зло, когда они ушли: «Стивен очень хочет быть творческим, но не может. Он не sensitive, хотя у него прекрасные мозги».
Станислав был тогда несправедлив, за него говорила его обида. Я не хочу быть несправедливым и потому думаю, что не будь у Гэтсби этого дома, я не встретил бы Станислава, не увидел бы японца и кота, и сада бы не существовало для меня, и неба, и прохладной Ист-Ривер, и жизнь моя была бы скучнее и чернее, каменноугольней.
Совсем уже было оправдав Гэтсби и решив, что всем есть место под солнцем, я вдруг вспомнил, что в тот самый день, когда рассерженный Станислав назвал Гэтсби нечувствительным, Нэнси, сука, пыталась меня унизить, учила Стивена, как вызывать меня, слугу, из кухни серебряным колокольчиком. Стивен, Нэнси, двое детей, деревенские соседи Грэев по Коннектикуту только что покончили с ланчем и все еще сидели вокруг стола в дайнинг-рум. Им вздумалось разжечь камин, Нэнси, видимо, лень было идти на кухню, она и зазвонила в колокольчик. Ранее колокольчиковых звуков в нашем доме никогда не раздавалось, но я понял и пошел в dining-room. Когда я вошел, Нэнси сказала, обращаясь к Стивену: «Видишь, как просто!» — а меня попросила разжечь камин. «Я смущаюсь!» — сказал Гэтсби, он и действительно смущался, даже, по-моему, стеснялся за Нэнси, и после этого случая колокольчик употреблять не стал.
От этого воспоминания мир опять для меня распадается на два неравных, противостоящих друг другу мира — слуг и хозяев. Совсем было утихнувший спор внутри меня возобновляется. О чем спор? Да все на ту же тему: кто важнее миру — я или Гэтсби? «Я произвожу книги, — думаю я, — более или менее «бессмертные» духовные ценности. Что делает Гэтсби? — Руководит производством денег. Вернее, он руководит производством все новых и новых, с моей точки зрения, не очень нужных человечеству предметов — автомобилей и компьютеров, и их продажей. Его дорогие автомобили и компьютеры, — думаю я, — несомненно, служат делу порабощения духа и тела человека, я же работаю на пробуждение его сознания. Во всяком случае, та пара книг, которую я уже написал, способствует пробуждению в людях сомнения».
Гэтсби, Линда, Ричардсон и другие — их группа на втором этаже, вооруженные телефонами, пишущими машинками, ксероксом, блокнотами, телетайпом и файл-кабинетами, строят человеку новую сверхсовременную темницу, а я, сидя у себя на четвертом или слоняясь по кухне с тетрадкой, уже пробиваю выход на свободу.
Враги мы, выходит, если и не личные, то в социальном смысле, несомненно, враги. А вроде все в порядке, смеемся подчас вместе.
Я сижу на пороге в сад, в просторных полотняных брюках сижу. Нос мой обожжен солнцем, а жопа у меня холодная, странно, не правда ли? Я обожаю осеннюю свежесть жизни, ветер, растения, что-то орущих птиц. Единственное, отчего мне грустно — что я один и нет со мной существа, которому бы можно было сказать: «Посмотри, прислушайся, как хорошо, а?» И еще добавить вдруг: «Знаешь, а мы ведь умрем, а ведь как все равно хорошо, а! Ничего в сущности нового, господа, а так, чувства…»
Сказать было кому. Как доказательство этого, из бывшего дома Изабэл вышла в сад беловолосая девочка-подросток в вязаных толстых чулках, ведь было уже прохладно, и смешной походкой балерины устремилась к качелям. Она покачалась неэнергично некоторое время, задумчиво улыбаясь, не подозревая, очевидно, что ее кто-нибудь видит. Затем, обнаружив меня, тотчас соскочила с качелей, прошла к Ист-Ривер, постояла у реки и быстро ушла опять в дом. «Отчего люди так боятся друг друга», — подумал я. Одно только присутствие мое в саду спугнуло ее. Даже не в саду, собственно, я сидел на пороге двери, выходящей на террасу. Что ей мой взгляд, однако ж сбежала.
Я тоже вернулся в дом. Ушла Линда, проснулся Стивен, и было слышно, как он наполнял свою ванную водой. Я поднялся к себе в комнату — радио объявило, что ветер усиливается и ночью ожидается ураган. На всякий случай я опустил специальные штормовые рамы на окнах в моей комнате и прошелся по всему дому, проверяя, закрыты ли окна, и там, где были штормовые рамы, опустил их.
Стивен ушел, он всегда так хлопает дверью, что невозможно не заметить его ухода, энергия кипит и вырывается из него и заставляет его хлопать дверьми. Слуга же уютно уселся у окна, ожидая бури, и взялся читать «Руководство к ведению партизанской войны» Че Гевары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94