— Сейчас на корабле четыре курсанта, — комментировал адмирал. — Они соблюдают режим тишины.
Внезапно в одном иллюминаторе замигал мощный фонарь. Оператор трансфокатором сделал наплыв. Зал зашумел. Каждый пятый знал морзянку и переводил для окружающих.
Адмирал морзянку знал плохо, но ему перевели.
— Вот вам издержки прямого эфира, — посетовал он. — Больше не буду ничего говорить, а то ребятишки еще что-нибудь выкинут.
Но остальная часть прямого эфира прошла чисто. Катер развернулся, коротко помигал фарами и проплыл над лайнером от носа до кормы.
— Разрешите представить вам экипаж Моби Дика, который мастерски имитировал гибель звездолета. Но все-таки, недостаточно мастерски, чтоб обмануть наших аналитиков. Поднимитесь, ребята.
Под бурные аплодисменты курсанты встали и раскланялись.
— Среди наших гостей находится также Вадим Рогов. Должен признать, он утер Космофлоту нос. Прибыл на место на семьдесят пять часов раньше нас. Виноват, я не смог его отговорить от полета, не раскрывая суть операции. И это наводит на размышления о недоработках. Видимо, на борту каждого судна должна быть своя индивидуальная шифровальная книга. А копия — на Земле.
Рогова встретили долгими аплодисментами и криками из зала.
После этого адмирал вызвал себе на помощь старших офицеров, и те зачитали списки награжденных и повышенных в звании.
По словам связистов, из Красного зала шла прямая трансляция на все корабли эскадры, и даже на Землю.

* * *
— … Подводим итоги: Что мы узнали? — задал вопрос Лэн.
— Первое — отбой тревоги. Макс трижды повторил условную фразу, — отметил Спиид. — Второе — наши сворачивают лагеря. Максу доверили шлюпку. А это значит, что дело не в чужиках.
— У меня сложилось впечатление, что Максика торопили. Значит, они скоро уходят из системы, — добавила Эля.
— Следующий вопрос — зачем он сюда прилетал? Все-таки, риск.
— Видимо, и прилетел затем, чтоб показать, что риска нет, все путем. Джон, ты умница. С фонариком — это гениальная идея. Надо было нам больше сигналов заранее придумать.
— Просто ему хотелось хоть краем глаза на нас взглянуть.
— Как-то странно он ответил, — усомнилась Джоанна. — Эльхен, вы азбуку Морзе проходили?
— Нет. Я думаю, он ответил «Ок», что, мол, видел и записал. А потом прочитает.
— Ты думаешь, он нас снимал?
— Ага! Ведь два захода сделал. Лэн, да не волнуйся ты. Если на записи даты нет, он мог ее месяц назад сделать.
— Ну тогда… Тогда сидим еще неделю тихо как мышки, потом проводим разведку на шлюпке, а уж потом…
— На линкорах они до Земли за десять дней дойдут, — прикинул Спиид.

* * *
— Знаете, что такое чай по-адмиральски? Мой предшественник любил шокировать гостей. Как-то раз гостем был я. Тонкий фарфор, чашечки, блюдечки, серебряные ложечки, печенюжки какие-то… Ординарец подает чай. Скажу честно, это был великолепный чай. Я отпиваю глоток, тут откуда-то сзади, из-за спины появляется рука ординарца с бутылкой и доливает чашку коньяком. Отпиваю еще глоток — опять появляется рука… Скоро в чашке чистый коньяк, я чувствую, что пьянею, и впадаю в панику. Я не знаю, как остановить это чаепитие. Вообще-то полагалось допить одним глотком и перевернуть чашку вверх донышком…
— Почему вы их покрываете? — в упор спросил Рогов.
Адмирал покачал пузатую рюмку с коньяком.
— Давайте порассуждаем о моральных проблемах. Я не Карельский, так складно говорить не умею. Но вдруг в чем-то вас убедю. Допустим, мы раскроем глаза широкой общественности. Кому от этого станет лучше? Ребятишки с треском вылетят из космоса. Учтите — это лучшие из лучших. Сливки двух старших курсов.
— Вы же сами говорили Карельскому — есть закон, и есть устав.
— Мало ли, что я кому говорил… Закон написан стариками и для стариков. Закон защищает не умного, а сановитого. Будь вы хоть Ньютоном восемнадцати лет от роду, ничего сами сделать не сможете, пока сановитым не станете.
— А если они погибнут?
— Семьдесят человек на три месяца — сколько это человеко-лет будет? Семнадцать с хвостиком. Почему за семьдесят вы не волнуетесь, а за четверых боитесь.
— Ну вот! — Рогов вскочил и забегал по кабинету. — Вы уже и рассуждать стали как Карельский. В безликих человеко-годах!
— Скажите прямо, Вадим, что вам не нравится?
— Все мне не нравится. Этот безумный проект не нравится, не нравится, что вы таскаете меня как свадебного генерала…
— Больше не буду. Вы только не выдавайте старика. И не переживайте так за ребятишек. Бог хранит безумцев. И кто мы такие, чтоб решать их судьбу. У них свое начальство есть. Пусть у Корпуса голова болит.
— А вы будете давить на Корпус, так?
— Грешен, — согласился адмирал. — Буду. Люблю романтиков. Я сам где-то в глубине души романтик.

* * *
Глеб откинулся в кресле, положил ноги на край пульта, надвинул сомбреро на глаза и замер.
— И как это понимать? — удивился Кон.
— Ты здесь? Я тебя не заметил. Уйди. Искренне горюет тот, кто горюет без свидетелей. Это сказал Марциал, и я с ним согласен.
— Никак ты выпил? — изумился Константин.
— Выпил? Не то слово. Я пытался напиться вдрабадан. Но сегодня — не берет.
— Так плохо?
— Сам прикинь — Корпус хочет вернуть корабль. Но МОП заинтересовано в продолжении эксперимента. Им хорошо — они ничем не рискуют. Все шишки на Корпус.
— А Космофлот?
Глеб приподнял сомбреро.
— Космофлот поддерживает МОП, но его голос ничего не значит. А финансирует нас МОП. И МОП давит на Корпус. Как ты думаешь, что придумали умники наверху? Угадай с трех попыток!
— Не буду. Говори.
— Возложить ответственность на нас. Мы — эксперты, мы владеем ситуацией. Как мы скажем, так и будет!
— А ты?
— А я выбил нам отсрочку. Две недели на «последний вздох». Сказал, что нужно провести собеседование с курсантами, уточнить детали. — Вновь надвинул сомбреро на глаза.
— Срань! А как хорошо все начиналось…
— Воспоминание о былом счастье усугубляет горе, — откликнулся из-под сомбреро Глеб. — Эм Монтень!
— Что решать-то будем?
— Я уже решил… Все просто. Если мы вернем корабль, начальство нас прикроет. Возможно, даже наградит. Буква закона будет соблюдена. Если будет драка, она пойдет наверху, и нас не коснется. А если наоборот… Понял теперь, зачем я выбил две недели «последнего вздоха»? Хочешь коньяка? Спирт я выпил, а коньяк не люблю. В нос шибает.

* * *
Истрачен наш подъем на темные дела
Что смысла нет в словах — но гордости есть место,
Что мы еще живем, хоть жизнь нас предала.
Несчастья нас гнетут — а раньше бы взбодрили.
Мы о родной душе тоскуем — но давно
Бежим всего и вся, что требует усилий…
Эля перечитала строки и поморщилась: Вроде, все точно, но слишком мрачно. А ведь на самом деле все из рук валится! И сосредоточиться ни на чем не удается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56