- Был.
И вдруг вздрогнул, шарахнулся испуганно - так пронзительно завизжал,
затопал ногами Хранитель, таким истошным и внезапным был его визг:
- Нет! Нет! Нет! - Хранитель тряс кулаками под исступленное
тарахтение амулетов. - Не жалей! Плохой воин! Пустил трупоедов к Хижинам,
пустил убивать! Плохой! Плохой! Не смей жалеть плохих, ты, Каменные Плечи!
Не смей! Духи тебе не велят, накажут, страшно накажут!..
Каменные Плечи слушал, недобро кривясь, и вдруг тяжело пошел на
Хранителя, и клокочущий бешенством голос его перекрыл, заглушил, оборвал
визгливые вопли:
- Накажут?! Где были твои вонючие духи, когда к Хижинам крались
убийцы?! Почему не прогнали смерть?! Они спали! А теперь смеют гневаться
на Белоглазого? И смеют грозить? Они - накажут? Не они - их! Их -
наказать, наказать! А не их, так пожирателя их дерьма - тебя!!!
Хранитель пытался заговорить, но тяжелый кулак с хряском врезался в
его открывшийся было рот, и рот брызнул зубами и кровью. Каменные Плечи
вложил в удар всю свою свирепую силу, и Хранитель, хватая скрюченными
пальцами воздух, с маху грохнулся о толпу воинов, как о стену, и те ногами
отшвырнули его обратно.
Он корчился, извивался на гремучей и склизкой гальке, скулил, пытаясь
встать, и не мог. Каменные Плечи прижал ногой его густые грязные космы,
цедил сквозь зубы:
- Племя кормит тебя, чтобы Настоящие Люди не знали смерти и голода.
Не можешь ты, духи твои не могут - корми их и себя сам! И помни, вонючий:
когда говорю я, трупоеды не смеют выть! - он плюнул в исковерканный болью
окровавленный рот и замолчал, отвернувшись. Воины тоже отворачивались,
молчали. Они еще хорошо помнили недавний злорадный смех Хранителя Убийцы
Духов, Священного Ножа Странного...
Щенок пришел, когда день уже умирал. Он долго стоял у входа в Хижину,
не решаясь сесть, не решаясь потревожить, позвать - дожидался, пока Хромой
выйдет смотреть закат.
Дождался. Заметив Щенка, Хромой не сказал ничего. Он молча вернулся в
Хижину, вышел опять, протянул плохо различимое в сгустившихся сумерках:
- На.
Щенок схватил жадно, обеими руками, поднес к глазам.
Нож удался. Он был совсем как Убийца Духов. Он даже тусклым
желтоватым цветом своим походил на Священный Нож Странного. Вот только
рукоять поленился сделать Хромой, но Щенка это не огорчило. Убивает ведь
не рукоять - лезвие.
Хромой без сожаления отдал сделанное, насмешливо следил за глупым,
радующимся бесполезной вещи. Этот нож был из камня, но не мог ни резать,
ни протыкать.
Давно-давно Хромой нашел этот камень. Был он длинный и плоский, и был
он мягкий: когда его терли о твердое, превращался в песок.
Камень долго валялся в Хижине, и Кошка не раз пыталась выкинуть его,
но Хромой не позволял: нужен. Не для дела - просто, как странное. Но вот
пригодился и для дела. Хоть это и смешно - нож, который не режет...
Смешно. И не нож, и не камень... И не украшение - слишком большой и
тяжелый. Пусть. У Щенка теперь есть желанное, а у Хромого есть Закатный
Камень. Хромой доволен.
Щенок поднял лучащиеся счастьем и униженной благодарностью глаза:
- Приду, когда родится Слепящее. Поведу туда, где нашел камень. Тот,
как закат...
- Хорошо... - Хромой кивнул, отвернулся, скривился насмешливо,
услыхав за спиной неровную частую дробь пяток по настилу: Щенок сорвался с
места, понесся, подпрыгивая, взбрыкивая на бегу от распирающего восторга.
Понесся... Куда? Он мог ночевать хоть здесь, где стоял, под стеной жилища
Хромого: все равно ведь никто не пустит его под Кровлю, а своей у Щенка
нет. Но вот - помчался, заскакал, как маленький, радостно взвизгивая и
подвывая. Щенок...
Хромой глубоко, всей грудью вдохнул теплую вечернюю сырость,
запрокинул голову. Небо стремительно гасло, редкие звезды наливались в нем
белым холодным светом.
В Хижине завозились, сонный голос Кошки прохныкал что-то жалобное,
неразборчивое. Хромой приподнял влажный тяжелый полог, проскользнул
торопливо внутрь, в темноту - гладить и утешать.
В эту ночь ему снилось давнее-давнее.
Старые Хижины, которых нет, снова зеленели кровлями, прорастающими
ползучими травами, и умершие множество восходов назад жили вновь, и вновь
совершались дела, навсегда, казалось, забытые, и это было так хорошо, что
пробуждение ужаснуло.
Почему он проснулся? Зачем? Не надо! Надо снова забыться, вернуться в
сгинувшие внезапно сны... Но сны не принимали его. Они ушли, и вместе с
ними снова (и уже навсегда) уходило давно пережитое, и осознание этой
повторной утраты леденило не испытанным ранее страхом. Таким сильным
страхом, что Хромой понял - причина его не в снах. Это смерть. И она
наяву. Рядом. Здесь.
Не шевелясь, почти не дыша, слухом своим, зрением, обонянием он
старался слиться с начинающим уже сереть предутренним сумраком, влиться в
него, врасти, понять скрываемое им. И - вот оно, вот! Тихий плеск сонной
воды о сваи. Не как всегда. Не просто. Тихий-тихий осторожный плеск. Еле
слышный скрип. Тихонько стукнули жерди настила (совсем рядом, вот тут), -
стукнули и стихли. И опять. И еще.
Пальцы Хромого бесшумно и быстро нырнули в свалявшийся липкий от пота
мех ложа, нащупали привычную им рукоять ножа. А прямо из пола Хижины
(шевельнись - прикоснешься) выдвинулось чуть более темное, чем сумрак.
Выдвинулось, и замерло, затаившись. Потом, в шаге от первого, возникло
второе, и тоже замерло. Хромой слегка повернулся, давая простор для
размаха вооруженной руке и упор ногам, ждал, обливаясь холодным потом под
оглушающий, тупой грохот в висках.
Снова едва слышно стукнули жерди, снова тихий скрип, и между этими,
темными, медленно, очень медленно стало вспухать, расти из пола новое,
большое, округлое... И Хромой не выдержал. С душераздирающим воплем
вспугнутого зверя он метнулся навстречу этому, лезущему, растущему, всю
тяжесть тела, всю силу смертельного ужаса своего вложив в отчаянный удар
ножом, и нож встретил твердое, неподатливое, ответившее таким же воплем -
воплем страха и неожиданной боли. И сгустки тьмы сгинули, провалились
сквозь пол, и что-то забилось, забарахталось там, в воде - шумно,
судорожно.
Некоторое время Хромой лежал, цепенея, вслушиваясь в быстро
удаляющийся плеск, пытаясь понять. Мысли путались, метались в такт бешеным
неровным ударам в груди.
И снова едва слышный скрип, на этот раз - за спиной, у стенки. Не
страшно - это Кошка. Приподнялась на ложе, шепчет:
- Ушло? Что это было?
Было... Было - сгинуло, пришло - ушло... И нет его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62