В КАНУН РАГНАРАДИ
"Скальды поют о бездонной яме на дальнем севере, в
которой живет вместе с волком Фафниром злой бог красавец
Локи. Локи ждет в своем царстве Утгарде назначенного
неизменной Судьбой часа, когда он победит всех богов и
всех героев в последней битве при Рагнаради..."
В.Иванов "Повести древних лет"
ПРОЛОГ. ДОЛИНА ЗВЕНЯЩИХ КАМНЕЙ
1. СУМЕРКИ
День уходил. Слепящее опускалось все ниже и ниже, туда, к далекой
гряде Синих Холмов, на которые сырой ветер с Горькой Воды натянул сизые,
беременные дождем тучи с краями иззубренными и острыми, как лезвия
каменных ножей.
Тучи - хищные, вытянутые - тяжело переползали через вершины холмов,
все глубже впивались в мягкую синеву неба, погромыхивали далекими еще,
медленными раскатами... Так лезвие каменного ножа под треск рвущихся
сухожилий неохотно входит в глотку оглушенного дубиной врага, кода воин
всем телом навалился на рукоять.
Образ этот был настолько ярок и реален, что когда рваные кромки
коснулись края Слепящего, полоснули по нему и окрасились алым, Хромой
дернулся и жалобно застонал.
Он знал, как это бывает, когда холодное каменное лезвие рвет кожу и
мясо, знал острый и терпкий запах крови. Своей крови.
Это было в тот день, когда в скалах они напоролись на охотничий отряд
немых.
Хромого сбил с ног тяжелый удар, и в спину впились острые камни, а на
груди уже сидел враг, и беспощадное иззубренное жало подбиралось к
горлу...
Мускулы сводило судорогой отчаянья, и руки тряслись от напряжения, но
лезвие надвигалось все ближе, и все шире расплывалось в злобной улыбке
нависшее над ним косматое лицо - ощеренные желтые слюнявые клыки, холодные
безжалостные глаза, струйки пота на грязном лбу - а в голове билась,
трепыхалась одна мысль: "Не хочу, не хочу, не хочу!.."
Хромой слышал, как рвется, трещит его кожа, и горло жгло, как огнем,
и потекло по шее теплое, липкое - сначала тоненькой струйкой, потом
сильнее...
И почему-то вдруг он всем своим угасающим естеством ощутил объемность
и красочность покидаемого им мира - выпуклость и округлость окаменевшего
от усилий плеча немого, и веселую игру световых бликов на этом потном
плече, и алое, как бы светящееся изнутри брюшко присосавшегося к этому
плечу огромного слепня...
Слепень и спас Хромого.
Враг дернулся и на секунду ослабил хватку. А потом... Скорченное
косматое тело давно уже перестало вздрагивать, а Хромой все бил и бил
дубиной по обросшей жесткой щетиной пасти, по этим глазам, еще минуту
назад горевшим предвкушением убийства.
Шрам на шее остался навсегда - багровый, вздувшийся, рваный. Кошка,
бывало, гладила этот шрам кончиками пальцев и огорчалась, что он на шее, а
не на лице, а то бы Хромой был самым красивым охотником Племени.
Хромой зажмурился и потряс головой: он пришел сюда не для
воспоминаний.
А на небе уже не было ни Слепящего, ни каменных ножей, залитых его
кровью, а была сплошная полоса туч над горизонтом - багровая, как
воспаленная рана, и края ее горели алым. А выше...
Бывают ли песни без звуков, без голоса? Бывают.
Потому что иначе, чем песней, нельзя назвать эти плавные переливы
мягкого света - от алого и золотого на западе, через зеленый, бирюзовый,
голубой, к глубокой и прозрачной синеве на востоке...
Это была мелодия цвета - спокойная, простая. Она навевала замершему в
восторге Хромому необыкновенно светлую грусть, и щемило сердце, и на глаза
наворачивались слезы, но это было хорошо, и мысль о том, что наваждение
исчезнет с заходом Слепящего, ужасала.
А краски на небе едва заметно менялись, и менялась мелодия, но
неизменной оставалась ее спокойная печаль, и что-то еще, незнакомое,
волнующее, теплое, напомнившее почему-то Хромому, как искрятся глаза
Кошки, когда она улыбается. Он ведь не мог иначе объяснить (даже сам себе)
что это такое - нежность.
А там, внизу, под Обрывом широко и привольно разлились по степи
сумерки, и на бескрайней темной равнине золотым и алым горела Река.
Хотелось ли Хромому удержать, сохранить эту ускользающую красоту,
которая никогда не повторяется, потому что каждый закат прекрасен, но не
похож на другой?
Да. Это желание было по-прежнему сильным, хотя он пытался уже и
понял, что Странный был прав.
Бесплодные попытки запомнились смешанным ощущением бешенства,
порожденного собственным бессилием, и свирепого голода, потому что времени
на охоту не оставалось, а Племя Настоящих Людей не кормит дармоедов.
Странный говорил: "Ты не сможешь". Но Хромой не хотел ему верить, и
все приставал, приставал, требуя объяснить, откуда берутся краски в небе и
как сделать закат, который не гаснет. Странный начинал объяснять, но
понять его объяснения... Для этого нужно самому стать Странным.
Тогда Хромой уходил в степь и блуждал там в поисках хоть каких-нибудь
красок, кроме черной, белой и коричневой, которые были, которыми можно
рисовать рогатых, крылатых и даже Людей, но нельзя рисовать закат.
Он возвращался грязный, исполосованный колючками, с блуждающими,
запавшими глазами, и снова приставал к Странному. А можно достать краски
из цветов? А можно пойти к закату и взять краски с неба?
Наконец Странный сказал: "Если не начнешь охотиться, я накормлю тебя
твоими ушами". И Хромой сдался, потому что знал: Странный всегда делает
так, как сказал.
И еще: когда Странный пришел в Племя (старики тогда были воинами, а
Странный уже тогда был стариком) мужчины хотели убить его и забрать нож из
Звенящего Камня. Они напали ночью. На сонного. Все вместе. Это в ту ночь
Беспалый и Однорукий стали беспалым и одноруким. А сколько мужчин стали
трупами, старики уже не помнят. Они помнят только, что тела многих сожрали
трупоеды, потому что женщины за день не успели похоронить всех.
Хромой сдался. Он перестал пытаться, но желать не перестал.
И сейчас снова овладела им неистовая злоба на собственное бессилие,
на жестокую правоту Странного, на этот закат, который манит, ласкает
красками, но только для того, чтобы потом бросить наедине с холодной и
страшной ночью...
Бешенство стремительной лавиной накатило на Хромого, плеснуло в глаза
кровавым туманом, вырвалось из горла хриплым яростным рыком. Хромой
вскочил на ноги, и валявшийся рядом топор будто сам метнулся в его
скользкие от пота ладони, а взгляд уже рыскал, шарил вокруг, искал, на
кого бы выплеснуть эту злобу, срывающую сердце в бешеную барабанную
дробь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62