На самом деле, подозревал он, нынешняя задержка с принятием приглашения была лишь показной и формальной, но даже и в этом случае не помешает оказать все давление, какое он только может.
— Я передам ваше мнение, премьер-министр.
— Благодарю.
Короткий диалог напомнил Хаудену, что ему пора начинать думать о преемнике Шелдона Гриффитса, срок пребывания которого в должности, уже дважды продлевавшийся, истекал в будущем году.
В смежной с Продолговатой гостиной столовой образовалась очередь к буфетной стойке. Что было совсем неудивительно: шеф-повар государственной резиденции Альфонс Губо славился своим кулинарным искусством. Одно время ходили упорные слухи, что супруга президента США пыталась переманить Губо из Оттавы в Вашингтон. И до тех пор пока это сообщение не было решительно опровергнуто, ситуация носила все признаки назревающего международного конфликта.
Маргарет дотронулась до руки мужа, и они вместе с остальными направились в столовую.
— Натали вовсю хвастает заливным из омаров. Утверждает, что его надо обязательно попробовать.
— Предупреди, когда оно мне попадется, дорогая, — попросил ее Хауден и не смог сдержать улыбки.
Это была их обычная шутка. Джеймс Хауден никогда не проявлял ни малейшего интереса к пище и порой, если ему не напоминали, вообще забывал поесть. Обычно он садился за стол, целиком погруженный в свои мысли, и бывали случаи, когда Маргарет готовила для него особые деликатесы, а муж, рассеянно управившись с ними, не мог сказать, что именно ел. В первые годы их супружеской жизни безразличие мужа к ее стряпне, заниматься которой она очень любила, доводило Маргарет до слез, но теперь эти вспышки обиды давно уступили место несколько даже забавлявшему ее смирению.
Обозревая богато уставленную яствами буфетную стойку, за которой заботливый официант держал наготове две тарелки, Хауден заметил:
— Выглядит впечатляюще. Как тут во всем разобраться?
Обрадованный почетной возможностью обслуживать самого премьер-министра, официант скороговоркой выпалил названия блюд: малосольная белужья икра, мальпекские устрицы, паштет по-домашнему, заливное из омаров, миньон из гусиной печени, холодная грудинка, галантир из каплуна, копченая индейка, виргинская ветчина…
— Спасибо, — прервал его Хауден. — Будьте добры, ломтик говядины, хорошо прожаренной, пожалуйста, и чуточку салата.
Увидев, как разочарованно вытянулось лицо официанта, Маргарет умоляюще шепнула:
— Джейми!
И Хауден, спохватившись, торопливо добавил:
— И еще, пожалуйста, что-нибудь по рекомендации моей жены.
Когда они отходили от стойки, вновь появился адъютант.
— Извините меня, сэр. Вам звонит мисс Фридмэн.
Хауден отставил нетронутую тарелку.
— Хорошо, спасибо.
— Ты действительно должен идти, Джейми? — в голосе Маргарет зазвучала досада. Он кивнул:
— Милли не стала бы звонить без неотложной надобности.
— Вы можете поговорить из библиотеки, сэр. — Поклонившись Маргарет, адъютант пошел впереди премьер-министра, указывая путь.
Несколько минут спустя Хауден взял телефонную трубку:
— Милли, я пообещал, что это важно.
— Так оно и есть, по-моему, — ответила на другом конце провода нежным контральто его личная секретарша.
Порой ему нравилось говорить с Милли лишь ради того, чтобы вслушиваться в тембр и интонации ее голоса.
— Где вы находитесь? — спросил он.
— В конторе. Пришлось вернуться. Со мной здесь Брайан. Поэтому и звоню.
Он ощутил прилив безотчетной ревности при мысли, что Милли Фридмэн осталась наедине с кем-то другим… Милли когда-то была героиней его романа, о котором он с привкусом вины вспоминал сегодня вечером. В те времена их связь была страстной и всепоглощающей, но, когда все прекратилось, как он и предвидел с самого начала, они вновь стали жить каждый своей жизнью — словно заперли на замок дверь между двумя смежными комнатами. Никто из них никогда не заговаривал о том неповторимом, особом времени. Но порой — как вот сейчас, в эту минуту — один только звук ее голоса или брошенный на нее взгляд мог снова взволновать его так, будто он опять молод и полон желаний, будто и нет стольких прожитых лет… Но потом, потом всегда побеждала робость человека, который не мог допустить — в глазах общественности — ни малейшей трещинки в своем непроницаемом панцире.
— Ладно, Милли, дайте-ка мне Брайана, — распорядился он.
Наступила пауза, он слышал шорох передаваемой из рук в руки трубки. Затем сильный мужской голос решительно и лаконично объявил:
— В Вашингтоне утечка информации, шеф. Один из канадских репортеров раскопал там, что вас ожидают для встречи с самым главным. Необходимо заявление из Оттавы. Если новость сообщат из Вашингтона, создастся впечатление, будто вас туда вызывают.
Брайан Ричардсон, энергичный, сорокалетний, один из лидеров национальной партии, редко бывал многословным. Его речь, устная и письменная, все еще напоминала четкие рекламные тексты, которые он в свое время готовил сначала как автор, потом как высокопоставленный сотрудник рекламного агентства. Теперь, правда, рекламу он оставлял другим, поскольку его главной обязанностью стало консультировать Джеймса Макколлама Хаудена по повседневным проблемам поддержания расположения общественности к правительству.
— Относительно предмета встречи утечки не было? — с беспокойством поинтересовался Хауден.
— Ни слова. Только сам факт встречи. Назначенный на эту должность вскоре после прихода Хаудена к руководству партией, Брайан Ричардсон уже провел две победоносные избирательные кампании, да и в промежутке между ними добился кое-каких успехов. Проницательный и расчетливый, находчивый и изобретательный, обладающий энциклопедическими знаниями и организаторским талантом, он был одним из трех-четырех человек в стране, чьи телефонные звонки на личном коммутаторе премьер-министра пропускались незамедлительно и безусловно в любое время дня и ночи. Он был также одной из наиболее влиятельных фигур, и никакие правительственные решения крупного масштаба и серьезного характера никогда не принимались без его участия или совета. В отличие от большинства министров Хаудена, которые пока оставались в неведении о предстоящей встрече в Вашингтоне, Ричардсон был информирован о ней сразу.
И все же за пределами узкого круга имя Брайана Ричардсона было почти неизвестно, и в тех редких случаях, когда его можно было видеть на фотографиях в газетах, он неизменно находился на весьма скромном месте — во втором или третьем ряду группы политических деятелей.
— Мы же договорились с Белым домом, что повременим с заявлением несколько дней, — сказал Хауден. — А затем сообщим легенду, что переговоры будут посвящены торговой и фискальной политике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— Я передам ваше мнение, премьер-министр.
— Благодарю.
Короткий диалог напомнил Хаудену, что ему пора начинать думать о преемнике Шелдона Гриффитса, срок пребывания которого в должности, уже дважды продлевавшийся, истекал в будущем году.
В смежной с Продолговатой гостиной столовой образовалась очередь к буфетной стойке. Что было совсем неудивительно: шеф-повар государственной резиденции Альфонс Губо славился своим кулинарным искусством. Одно время ходили упорные слухи, что супруга президента США пыталась переманить Губо из Оттавы в Вашингтон. И до тех пор пока это сообщение не было решительно опровергнуто, ситуация носила все признаки назревающего международного конфликта.
Маргарет дотронулась до руки мужа, и они вместе с остальными направились в столовую.
— Натали вовсю хвастает заливным из омаров. Утверждает, что его надо обязательно попробовать.
— Предупреди, когда оно мне попадется, дорогая, — попросил ее Хауден и не смог сдержать улыбки.
Это была их обычная шутка. Джеймс Хауден никогда не проявлял ни малейшего интереса к пище и порой, если ему не напоминали, вообще забывал поесть. Обычно он садился за стол, целиком погруженный в свои мысли, и бывали случаи, когда Маргарет готовила для него особые деликатесы, а муж, рассеянно управившись с ними, не мог сказать, что именно ел. В первые годы их супружеской жизни безразличие мужа к ее стряпне, заниматься которой она очень любила, доводило Маргарет до слез, но теперь эти вспышки обиды давно уступили место несколько даже забавлявшему ее смирению.
Обозревая богато уставленную яствами буфетную стойку, за которой заботливый официант держал наготове две тарелки, Хауден заметил:
— Выглядит впечатляюще. Как тут во всем разобраться?
Обрадованный почетной возможностью обслуживать самого премьер-министра, официант скороговоркой выпалил названия блюд: малосольная белужья икра, мальпекские устрицы, паштет по-домашнему, заливное из омаров, миньон из гусиной печени, холодная грудинка, галантир из каплуна, копченая индейка, виргинская ветчина…
— Спасибо, — прервал его Хауден. — Будьте добры, ломтик говядины, хорошо прожаренной, пожалуйста, и чуточку салата.
Увидев, как разочарованно вытянулось лицо официанта, Маргарет умоляюще шепнула:
— Джейми!
И Хауден, спохватившись, торопливо добавил:
— И еще, пожалуйста, что-нибудь по рекомендации моей жены.
Когда они отходили от стойки, вновь появился адъютант.
— Извините меня, сэр. Вам звонит мисс Фридмэн.
Хауден отставил нетронутую тарелку.
— Хорошо, спасибо.
— Ты действительно должен идти, Джейми? — в голосе Маргарет зазвучала досада. Он кивнул:
— Милли не стала бы звонить без неотложной надобности.
— Вы можете поговорить из библиотеки, сэр. — Поклонившись Маргарет, адъютант пошел впереди премьер-министра, указывая путь.
Несколько минут спустя Хауден взял телефонную трубку:
— Милли, я пообещал, что это важно.
— Так оно и есть, по-моему, — ответила на другом конце провода нежным контральто его личная секретарша.
Порой ему нравилось говорить с Милли лишь ради того, чтобы вслушиваться в тембр и интонации ее голоса.
— Где вы находитесь? — спросил он.
— В конторе. Пришлось вернуться. Со мной здесь Брайан. Поэтому и звоню.
Он ощутил прилив безотчетной ревности при мысли, что Милли Фридмэн осталась наедине с кем-то другим… Милли когда-то была героиней его романа, о котором он с привкусом вины вспоминал сегодня вечером. В те времена их связь была страстной и всепоглощающей, но, когда все прекратилось, как он и предвидел с самого начала, они вновь стали жить каждый своей жизнью — словно заперли на замок дверь между двумя смежными комнатами. Никто из них никогда не заговаривал о том неповторимом, особом времени. Но порой — как вот сейчас, в эту минуту — один только звук ее голоса или брошенный на нее взгляд мог снова взволновать его так, будто он опять молод и полон желаний, будто и нет стольких прожитых лет… Но потом, потом всегда побеждала робость человека, который не мог допустить — в глазах общественности — ни малейшей трещинки в своем непроницаемом панцире.
— Ладно, Милли, дайте-ка мне Брайана, — распорядился он.
Наступила пауза, он слышал шорох передаваемой из рук в руки трубки. Затем сильный мужской голос решительно и лаконично объявил:
— В Вашингтоне утечка информации, шеф. Один из канадских репортеров раскопал там, что вас ожидают для встречи с самым главным. Необходимо заявление из Оттавы. Если новость сообщат из Вашингтона, создастся впечатление, будто вас туда вызывают.
Брайан Ричардсон, энергичный, сорокалетний, один из лидеров национальной партии, редко бывал многословным. Его речь, устная и письменная, все еще напоминала четкие рекламные тексты, которые он в свое время готовил сначала как автор, потом как высокопоставленный сотрудник рекламного агентства. Теперь, правда, рекламу он оставлял другим, поскольку его главной обязанностью стало консультировать Джеймса Макколлама Хаудена по повседневным проблемам поддержания расположения общественности к правительству.
— Относительно предмета встречи утечки не было? — с беспокойством поинтересовался Хауден.
— Ни слова. Только сам факт встречи. Назначенный на эту должность вскоре после прихода Хаудена к руководству партией, Брайан Ричардсон уже провел две победоносные избирательные кампании, да и в промежутке между ними добился кое-каких успехов. Проницательный и расчетливый, находчивый и изобретательный, обладающий энциклопедическими знаниями и организаторским талантом, он был одним из трех-четырех человек в стране, чьи телефонные звонки на личном коммутаторе премьер-министра пропускались незамедлительно и безусловно в любое время дня и ночи. Он был также одной из наиболее влиятельных фигур, и никакие правительственные решения крупного масштаба и серьезного характера никогда не принимались без его участия или совета. В отличие от большинства министров Хаудена, которые пока оставались в неведении о предстоящей встрече в Вашингтоне, Ричардсон был информирован о ней сразу.
И все же за пределами узкого круга имя Брайана Ричардсона было почти неизвестно, и в тех редких случаях, когда его можно было видеть на фотографиях в газетах, он неизменно находился на весьма скромном месте — во втором или третьем ряду группы политических деятелей.
— Мы же договорились с Белым домом, что повременим с заявлением несколько дней, — сказал Хауден. — А затем сообщим легенду, что переговоры будут посвящены торговой и фискальной политике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132