Вскройте только крышку — и перед вами огромные пространства для, развития сельского хозяйства, жилищного строительства, промышленности. Со временем, когда мы научимся побеждать климат, мы пойдем еще дальше…” Трудно, оказывается, постоянно жить с мыслью о неизбежности войны.
— Ну тогда ладно, — сказал президент. — Мы решили согласиться на проведение плебисцита. Возможно, мне придется повоевать — наши люди не любят снимать звезды с флага, раз уж они там есть. Однако, как и вы, надеюсь, что добьюсь своего.
— Рад, очень рад.
— Вы получили проект нашего совместного заявления?
— Да, — подтвердил Хауден. — Энгри специально прилетел на Запад повидать меня. Я внес кое-какие предложения, а детали они с Лексингтоном подработают.
— Тогда к завтрашнему утру мы это уладим, на очереди останется Аляска. После заявления, когда придет время наших раздельных выступлений, я буду делать упор на самоопределении для Аляски. Надеюсь, вы тоже.
— Конечно, — заметил премьер-министр и добавил сухо:
— Для Аляски, но и для Канады.
— Значит, завтра в четыре, — послышался негромкий смешок. — Сверим часы?
Хаудена охватило ощущение необратимости происходящего — словно перед ним неумолимо закрывалась дверь.
В трубке послышался тихий голос президента:
— Джим?
— Да, Тайлер.
— А в международном плане ситуация ничуть не улучшается, да вы и сами знаете.
— Если не ухудшается, я бы сказал, — ответил Хауден.
— Помните, я говорил, что молюсь о том, чтобы нам был дарован год, прежде чем начнется война. Это лучшее, на что мы можем надеяться.
— Помню, — подтвердил Хауден.
Наступила пауза, в трубке слышалось только тяжелое прерывистое дыхание, словно президент пытался справиться с нахлынувшими на него чувствами. Потом он тихо проговорил:
— Мы с вами делаем доброе дело, Джим. Это все, что мы можем сделать.., для наших детей.., и для их детей, еще не рожденных…
На мгновение воцарилось молчание. Потом раздался короткий щелчок.
Положив трубку красного телефона, Джеймс Хауден в задумчивости стоял в тиши заставленного книгами кабинета. С портрета на него смотрел сэр Джон А. Макдональд, основатель Канадской конфедерации, государственный деятель, прожигатель жизни и неимоверный выпивоха.
“Вот и наступил момент триумфа”, — думал Хауден. Минуту назад президент говорил о согласии провести плебисцит на Аляске в шутливом тоне, но проглотить столь горькую пилюлю ему было нелегко, и, не прояви Хауден на переговорах такое крутое упорство, подобной уступки ему бы никогда не вырвать. Теперь, помимо других выгодных для Канады условий, вот тебе, Джимми, большой апельсин взамен утраты значительной части канадского суверенитета. “Апельсин” начинается с буквы “А” и “Аляска” — с буквы “А”, почему-то вдруг пришло ему в голову.
В двустворчатую дверь стукнули.
— Да, — откликнулся он.
Это был Ярроу. Мягко ступающий стареющий дворецкий объявил:
— Пришел мистер Коустон, сэр. Говорит, по крайне срочному делу.
На лестничной площадке за спиной Ярроу премьер-министр разглядел одетого в теплое пальто и шарф министра финансов, нервно крутившего в руках шляпу.
— Входите, Стю, — позвал он его.
Входя в кабинет, Коустон отрицательно качнул головой Ярроу, который сделал движение помочь ему снять пальто.
— Я всего на минутку. Брошу-ка здесь. Он выскользнул из пальто, повесил его на спинку стула, шляпу и шарф небрежно кинул на сиденье. Обернувшись, машинально улыбнулся, провел ладонью по лысеющей голове и, когда дворецкий прикрыл за собой дверь, с внезапно помрачневшим лицом сказал:
— Скверные новости. Хуже не бывает. Хауден молча ждал.
— Раскол в кабинете, — с трудом выговорил Коустон. — Можно сказать, пополам.
До Джеймса Хаудена не сразу дошел смысл услышанного.
— Не понимаю, — наконец произнес он. — У меня создалось впечатление…
— У меня тоже, — перебил его Коустон. — Я считал, они у вас в кармане, все мы. — Министр презрительно помахал рукой. — За исключением одного-двух, которые уже послезавтра, может быть, уйдут в отставку.
Хауден кивнул. Со времени его возвращения из Вашингтона состоялись два заседания кабинета в полном составе, посвященные вопросу о союзном акте. Первое было очень похоже на заседание комитета обороны в канун Рождества. На втором, когда стали вырисовываться обговоренные для Канады преимущества, члены кабинета начали проявлять все больший энтузиазм. Объявилось, конечно, несколько несогласных, что отнюдь не было неожиданностью. Хауден также предвидел неизбежность одной-двух отставок — их придется принять, так же как и снести связанные с ними треволнения. Но чтобы серьезный раскол…
— Подробнее, — резко потребовал он.
— Девять участников.
— Девять?! — значит, Коустон не преувеличивал, когда сказал “пополам”. Девять — это более трети кабинета.
— Их не было бы так много, — извиняющимся тоном продолжал Весельчак Стю. — будь у них другой лидер…
— Лидер! — с гневным презрением фыркнул Хауден. — Какой еще там лидер?
— Для вас это будет сюрпризом. — Коустон заколебался, словно опасаясь неизбежной вспышки ярости со стороны премьер-министра. — Мятеж возглавил Адриан Несбитсон.
Ошеломленный Хауден, не веря своим ушам, уставился на министра финансов.
— Ошибки быть не может, это Адриан Несбитсон, — повторил Коустон. — Он начал мутить воду два дня назад и уговорил остальных.
— Глупец! — взорвался Хауден. — Старый никчемный болван!
— Так не пойдет, — Коустон решительно замотал головой. — Не выйдет. Так просто его со счетов не сбросишь.
— Но мы же с ним договорились. Заключили сделку. — Хауден недоумевал, ведь в самолете они пришли к полному согласию: пост генерал-губернатора в обмен на поддержку министра обороны…
— Какую бы там сделку вы ни заключили, — твердо заявил Коустон, — она сорвалась.
Премьер-министр и министр финансов оставались стоять.
— А кто остальные? — угрюмо поинтересовался Хауден.
— Борден Тэйн, Джордж Яхоркис, Аарон Голд, Рита Бачэнэн, — быстро начал перечислять Весельчак Стю. — Но главное — Адриан. Это он держит их всех вместе.
— А Люсьен Перро еще с нами? — Премьер-министр сразу вспомнил о Квебеке — поддержка франкоязычных канадцев была крайне важной.
Коустон молча кивнул.
“Нет, это какой-то дурной сон, — думал Хауден, — кошмар, в котором совершенно немыслимые вещи подменили рассудок. Сейчас я проснусь”.
Послышался стук в дверь, и вошел Ярроу.
— Машина подана, сэр. Пора ехать в аэропорт. Коустон заторопился:
— Адриан стал другим человеком. Как будто… — Он запнулся, отыскивая подходящее сравнение. — Как будто в мумию влили кровь, и она ожила. Он говорил со мной, и должен вам сказать…
— Нет, не надо! — оборвал его Хауден. — Это уж слишком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— Ну тогда ладно, — сказал президент. — Мы решили согласиться на проведение плебисцита. Возможно, мне придется повоевать — наши люди не любят снимать звезды с флага, раз уж они там есть. Однако, как и вы, надеюсь, что добьюсь своего.
— Рад, очень рад.
— Вы получили проект нашего совместного заявления?
— Да, — подтвердил Хауден. — Энгри специально прилетел на Запад повидать меня. Я внес кое-какие предложения, а детали они с Лексингтоном подработают.
— Тогда к завтрашнему утру мы это уладим, на очереди останется Аляска. После заявления, когда придет время наших раздельных выступлений, я буду делать упор на самоопределении для Аляски. Надеюсь, вы тоже.
— Конечно, — заметил премьер-министр и добавил сухо:
— Для Аляски, но и для Канады.
— Значит, завтра в четыре, — послышался негромкий смешок. — Сверим часы?
Хаудена охватило ощущение необратимости происходящего — словно перед ним неумолимо закрывалась дверь.
В трубке послышался тихий голос президента:
— Джим?
— Да, Тайлер.
— А в международном плане ситуация ничуть не улучшается, да вы и сами знаете.
— Если не ухудшается, я бы сказал, — ответил Хауден.
— Помните, я говорил, что молюсь о том, чтобы нам был дарован год, прежде чем начнется война. Это лучшее, на что мы можем надеяться.
— Помню, — подтвердил Хауден.
Наступила пауза, в трубке слышалось только тяжелое прерывистое дыхание, словно президент пытался справиться с нахлынувшими на него чувствами. Потом он тихо проговорил:
— Мы с вами делаем доброе дело, Джим. Это все, что мы можем сделать.., для наших детей.., и для их детей, еще не рожденных…
На мгновение воцарилось молчание. Потом раздался короткий щелчок.
Положив трубку красного телефона, Джеймс Хауден в задумчивости стоял в тиши заставленного книгами кабинета. С портрета на него смотрел сэр Джон А. Макдональд, основатель Канадской конфедерации, государственный деятель, прожигатель жизни и неимоверный выпивоха.
“Вот и наступил момент триумфа”, — думал Хауден. Минуту назад президент говорил о согласии провести плебисцит на Аляске в шутливом тоне, но проглотить столь горькую пилюлю ему было нелегко, и, не прояви Хауден на переговорах такое крутое упорство, подобной уступки ему бы никогда не вырвать. Теперь, помимо других выгодных для Канады условий, вот тебе, Джимми, большой апельсин взамен утраты значительной части канадского суверенитета. “Апельсин” начинается с буквы “А” и “Аляска” — с буквы “А”, почему-то вдруг пришло ему в голову.
В двустворчатую дверь стукнули.
— Да, — откликнулся он.
Это был Ярроу. Мягко ступающий стареющий дворецкий объявил:
— Пришел мистер Коустон, сэр. Говорит, по крайне срочному делу.
На лестничной площадке за спиной Ярроу премьер-министр разглядел одетого в теплое пальто и шарф министра финансов, нервно крутившего в руках шляпу.
— Входите, Стю, — позвал он его.
Входя в кабинет, Коустон отрицательно качнул головой Ярроу, который сделал движение помочь ему снять пальто.
— Я всего на минутку. Брошу-ка здесь. Он выскользнул из пальто, повесил его на спинку стула, шляпу и шарф небрежно кинул на сиденье. Обернувшись, машинально улыбнулся, провел ладонью по лысеющей голове и, когда дворецкий прикрыл за собой дверь, с внезапно помрачневшим лицом сказал:
— Скверные новости. Хуже не бывает. Хауден молча ждал.
— Раскол в кабинете, — с трудом выговорил Коустон. — Можно сказать, пополам.
До Джеймса Хаудена не сразу дошел смысл услышанного.
— Не понимаю, — наконец произнес он. — У меня создалось впечатление…
— У меня тоже, — перебил его Коустон. — Я считал, они у вас в кармане, все мы. — Министр презрительно помахал рукой. — За исключением одного-двух, которые уже послезавтра, может быть, уйдут в отставку.
Хауден кивнул. Со времени его возвращения из Вашингтона состоялись два заседания кабинета в полном составе, посвященные вопросу о союзном акте. Первое было очень похоже на заседание комитета обороны в канун Рождества. На втором, когда стали вырисовываться обговоренные для Канады преимущества, члены кабинета начали проявлять все больший энтузиазм. Объявилось, конечно, несколько несогласных, что отнюдь не было неожиданностью. Хауден также предвидел неизбежность одной-двух отставок — их придется принять, так же как и снести связанные с ними треволнения. Но чтобы серьезный раскол…
— Подробнее, — резко потребовал он.
— Девять участников.
— Девять?! — значит, Коустон не преувеличивал, когда сказал “пополам”. Девять — это более трети кабинета.
— Их не было бы так много, — извиняющимся тоном продолжал Весельчак Стю. — будь у них другой лидер…
— Лидер! — с гневным презрением фыркнул Хауден. — Какой еще там лидер?
— Для вас это будет сюрпризом. — Коустон заколебался, словно опасаясь неизбежной вспышки ярости со стороны премьер-министра. — Мятеж возглавил Адриан Несбитсон.
Ошеломленный Хауден, не веря своим ушам, уставился на министра финансов.
— Ошибки быть не может, это Адриан Несбитсон, — повторил Коустон. — Он начал мутить воду два дня назад и уговорил остальных.
— Глупец! — взорвался Хауден. — Старый никчемный болван!
— Так не пойдет, — Коустон решительно замотал головой. — Не выйдет. Так просто его со счетов не сбросишь.
— Но мы же с ним договорились. Заключили сделку. — Хауден недоумевал, ведь в самолете они пришли к полному согласию: пост генерал-губернатора в обмен на поддержку министра обороны…
— Какую бы там сделку вы ни заключили, — твердо заявил Коустон, — она сорвалась.
Премьер-министр и министр финансов оставались стоять.
— А кто остальные? — угрюмо поинтересовался Хауден.
— Борден Тэйн, Джордж Яхоркис, Аарон Голд, Рита Бачэнэн, — быстро начал перечислять Весельчак Стю. — Но главное — Адриан. Это он держит их всех вместе.
— А Люсьен Перро еще с нами? — Премьер-министр сразу вспомнил о Квебеке — поддержка франкоязычных канадцев была крайне важной.
Коустон молча кивнул.
“Нет, это какой-то дурной сон, — думал Хауден, — кошмар, в котором совершенно немыслимые вещи подменили рассудок. Сейчас я проснусь”.
Послышался стук в дверь, и вошел Ярроу.
— Машина подана, сэр. Пора ехать в аэропорт. Коустон заторопился:
— Адриан стал другим человеком. Как будто… — Он запнулся, отыскивая подходящее сравнение. — Как будто в мумию влили кровь, и она ожила. Он говорил со мной, и должен вам сказать…
— Нет, не надо! — оборвал его Хауден. — Это уж слишком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132