- Чудесная тема, мальчик! - сказал учитель. - Будет очень хорошо,
если ты справился с ней.
- Ничего он с ней не справился, - заявил Атос. - Он считает, что в
Горбовском главное - умение.
- А ты что считаешь?
- А я считаю, что в Горбовском главное - смелость, отвага.
- Полагаю, ты неправ, штурман, - сказал учитель. - Смелых людей очень
много. Среди космолетчиков вообще нет трусливых. Трусы просто вымирают. Но
десантников, особенно таких, как Горбовский, - единицы. Прошу мне верить,
потому что я-то знаю, а ты пока нет. Но и ты узнаешь, штурман. А что
написал ты?
- Я написал про доктора Мбога, - сказал Атос.
- Откуда ты узнал о нем?
- Я дал ему книжку про летающих пиявок, - объяснил Поль.
- Отлично мальчики! Все прочли эту книгу?
- Все, - сказал Лин.
- Кому она не понравилась?
- Всем понравилась, - сказал Поль с гордостью. - Я выкопал ее в
библиотеке.
Он, конечно, забыл, что рекомендовал ему эту книгу учитель. Он всегда
забывал такие мелочи, он очень любил "открывать" книги. И он любил, чтобы
все об этом знали. Он любил гласность.
- Молодец, Поль! - сказал учитель. - И ты, конечно, тоже написал о
докторе Мбога?
- Я написал стихи!
- Ого, Поль! И тебе не страшно?
- А чего бояться? - сказал Поль небрежно. - Я читал их Атосу. Он
ругал только по мелочам. Так... чуть-чуть.
Учитель с сомнением посмотрел на Атоса:
- Гм! Насколько я знаю штурмана Сидорова, он редко отвлекается на
мелочи. Посмотрим, посмотрим... А ты, Саша?
Лин молча сунул учителю толстую тетрадь. На обложке растопырилась
чудовищная клякса.
- Званцев, - объяснил он. - Океанолог.
- Это кто? - спросил Поль ревниво.
Лин посмотрел на него с ужасающим презрением и промолчал. Поль был
сражен. Это было невыносимо. Более того: это было ужасно. Он представления
не имел о Званцеве, океанологе.
- Ну, славно, - сказал учитель и сложил тетради вместе. - Я прочту и
подумаю. Поговорим об этом завтра...
Он сразу пожалел, что сказал это. Капитана так и перекосило при слове
"завтра". Мальчику очень противно лгать и притворяться. Не надо их мучить,
следует быть осторожнее в выражениях. Мучить их не за что, они же не
задумали ничего плохого. Им даже ничего не грозит: их не пустят дальше
Аньюдина. Но им придется вернуться, а вот это по-настоящему неприятно. Вся
школа будет смеяться над ними. Ребятишки иногда бывают злы, особенно в
таких вот случаях, когда их товарищи вообразят, что могут что-то, чего не
могут все. Он подумал о великих насмешниках из 20-й и 72-й и о веселящихся
мальках, которые прыгают с гиком вокруг плененного экипажа "Галактиона" и
разят насмерть...
- Кстати, об алгебре, - сказал он. (Экипаж улыбнулся. Экипаж очень
любил это "кстати". Оно казалось им восхитительно нелогичным.) - В мое
время лекции по истории математики читал один очень забавный
преподаватель. Он становился у доски, - учитель стал показывать, - и
начинал: "Еще древние греки знали, что (a+b)2равно a2плюс 2ab плюс...
- учитель заглянул в воображаемые записи, - плюс... э-э-э... b2..."
Экипаж залился смехом. Матерые космолетчики самозабвенно глядели на
учителя и восторгались. Этот человек казался им великим и простым, как
мир.
- А теперь смотрите, какие любопытнейшие вещи происходят иногда с
(a+b)2, - сказал учитель и сел, и все столпились вокруг него.
Начиналось то, без чего экипаж жить уже не мог, а учитель не захотел
бы, - приключения чисел в Пространстве и Времени. Ошибка в коэффициенте
сбивала корабль с курса и кидала его в черную бездну, откуда нет возврата
человеку, поставившему плюс вместо минуса перед радикалом; громоздкий,
ужасающего вида полином разлагался на изумительно простые множители, и Лин
огорченно вопил: "Где были мои глаза? Как просто-то!"; звучали странные
торжественно-смешные строфы Кардано, описавшего в стихах свой способ
решения кубических уравнений; изумительно таинственная вставала из глубины
веков загадочная история Великой Теоремы Ферма...
Потом учитель сказал:
- Хорошо, мальчики. Теперь я вижу: если вы сведете все ваши жизненные
проблемы к полиномам, они будут решены. Хотя бы приближенно...
- Хотел бы я свести их к полиномам, - вырвалось у Поля, который вдруг
вспомнил, что завтра его здесь не будет и с учителем придется расстаться,
может быть, навсегда.
- Я тебя понимаю, товарищ ВМ-оператор, - ласково сказал учитель. -
Самое трудное - правильно поставить вопрос. Остальное сделают за вас шесть
веков развития математики... А иногда можно обойтись и без математики. -
Он помолчал. - А что, мальчики, не сразиться ли нам в "четыре-один"?
- Виу! - взвыл экипаж и кинулся вон из комнаты, потому что для
сражения в "четыре-один" нужен был простор и мягкая почва под ногами.
"Четыре-один" игра тонкая, требующая большого ума и отличного знания
старинных приемов самбо. Экипаж вспотел, а учитель разорвал куртку и
здорово поцарапался. Потом все сели под сосной на песок и принялись
отдыхать.
- Такая вот царапина, - сообщил учитель, рассматривая ладонь, - на
Пандоре вызвала бы аварийный сигнал. Меня бы изолировали в медотсеке и
утопили бы в вирусофобах.
- А если бы вас кусанул за руку ракопаук? - сладко замирая, спросил
Поль.
Учитель посмотрел на него.
- Ракопаук кусает не так, - сказал он. - Ему руку в пасть не клади.
Между прочим, сейчас профессор Карпенко работает над интереснейшей вещью,
по сравнению с которой все вирусофобы - детская игра. Вы слыхали про
биоблокаду?
- Расскажите! - экипаж навострил уши.
Учитель стал рассказывать про биоблокаду. Экипаж слушал так, что
Тенину было жалко, что мир слишком велик и нельзя рассказать им сейчас же
обо всем, что известно и что неизвестно. Они слушали не шевелясь и глядели
ему в рот. И все было бы очень хорошо, но он помнил, что лестница из
простыни ждет в шкафу, и знал, что Капитан - Капитан уж во всяком случае!
- тоже помнит это. "Как их остановить? - думал Тенин. - Как?" Есть много
путей, но все они нехороши, потому что надо не просто остановить, надо
заставить понять, что нельзя не остановиться. И один хороший путь был. По
крайней мере, один. Но для этого нужна была ночь, и несколько книг по
регенерации атмосфер, и полный проект "Венера", и две таблетки спорамина,
чтобы выдержать эту ночь... Нужно, чтобы мальчики не ушли сегодня ночью.
Даже не ночью - вечером, потому что Капитан умен и многое видит: видит,
что учитель кое-что понял, а может быть, понял все. Пусть не ночь, думал
учитель. Пусть только четыре-пять часов. Задержать их и занять на это
время. Как?
- Кстати, о любви к ближнему, - сказал он, и экипаж снова порадовался
этому "кстати".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71