"Ну и пусть, - подумал он. - Ну и хорошо". Наверное, эта
дорога может унести куда угодно. В Сибирь, в Китай, во Вьетнам. Он сел и
обхватил руками колени. Сидеть было не мягко, но и не жестко. Впереди
Кондратьева трое юношей сидели по-турецки, склонившись над какими-то
разноцветными квадратиками. Наверное, они решали геометрическую задачу. А
может быть, играли. "Зачем нужны эти дороги? - подумал Кондратьев. - Вряд
ли кому-нибудь придет в голову ездить таким вот образом во Вьетнам или в
Китай. Слишком мала скорость... и слишком жестко. Ведь есть стратопланы,
громадные треугольные корабли, птерокары, наконец... Какой же прок в
дороге? И сколько она, наверное, стоила!" Он стал вспоминать, как строили
дороги век назад - и не самодвижущиеся, а самые обыкновенные, и притом не
очень хорошие. Огромные полуавтоматические дорогоукладчики, гудронная
вонь, зной, и потные, измученные люди в кабинах, запорошенных пылью. А в
Большую Дорогу вбита чертова уйма труда и мысли, гораздо больше, конечно,
чем в Трансгобийскую магистраль. И все для того, видимо, чтобы можно было
сойти где хочешь, сесть, где хочешь и ползти, ни о чем не заботясь, срывая
по пути ромашки. Странно, непонятно, нерационально. А еще двадцать второй
век!
Стеклянные этажи над вершинами сосен внезапно кончились. Гигантская
глыба серого гранита выросла над соснами. Кондратьев вскочил. На вершине
глыбы, вытянув руку над городом и весь подавшись вперед, стоял огромный
человек. Это был Ленин - такой же, какой когда-то стоял, да и сейчас,
наверное, стоит на площади перед финляндским вокзалом в Ленинграде.
"Ленин!" - подумал Кондратьев. Он чуть не сказал это вслух. Ленин протянул
руку над этим городом, над этим миром. Потому что это его мир - таким -
сияющим и прекрасным - видел он его два столетия назад... Кондратьев стоял
и смотрел, как уходит громадный монумент в голубую дымку над стеклянными
крышами.
Сосны стали ниже и гуще. На минуту рядом с дорогой открылась широкая
поляна, на которой кучка людей в комбинезонах возилась с каким-то сложным
механизмом. Дорога проскользнула под узкой полукруглой аркой-мостиком,
прошла мимо указателя со стрелой, на котором было написано: "Матросово -
15 км. Поворот к Желтой Фабрике - 6 км" и еще что-то - Кондратьев не успел
прочитать. Он огляделся и увидел, что людей на лентах дороги стало меньше.
На лентах, бегущих в обратную сторону, было вообще пусто. "Матросово -
это, наверное, поселок. А Желтая фабрика?" Сквозь стволы сосен мелькнула
длинная веранда, уставленная столиками. За столиками сидели люди, ели и
пили. Кондратьев почувствовал голод, но, поколебавшись, решил пока
воздержаться. На обратном пути, подумал он. Было очень радостно ощущать
здоровый сильный голод и быть в состоянии в любой момент удовлетворить
его.
Сосны поредели, и откуда-то вынырнула широченная автострада,
блестевшая под лучами вечернего солнца. По автостраде летели ряды
чудовищных машин на двух, трех, даже восьми шасси и вообще без шасси,
тупорылых, с громадными кузовами-вагонами, закрытыми ярко раскрашенной
пластмассой. Машины шли навстречу, в город. Видимо, где-то поблизости
автострада ныряла под землю и скрывалась в многоэтажных тоннелях под
городом. Приглядевшись, Кондратьев заметил, что на машинах не было кабин,
не было места для человека. Машины шли сплошным потоком, сдержанно гудя,
на расстоянии каких-то двух-трех метров друг за другом. В просветы между
ними Кондратьев увидел несколько таких же машин, идущих в обратном
направлении. Затем дорогу снова плотно обступили заросли, и автострада
скрылась из глаз.
- Вчера один грузовик соскочил с шоссе, - сказал кто-то за спиной
Кондратьева.
- Это потому, что снят силовой контроль. Роют новые этажи.
- Это-то так. Все равно, не люблю я этих носорогов.
- Ничего, скоро закончим многослойный конвейер, тогда шоссе можно
будет закрыть.
- Давно пора...
Впереди показалась еще одна веранда со столиками.
- Леша! Лешка! - крикнули от одного из столиков и помахали рукой.
Парень и молодая женщина впереди Кондратьева тоже замахали руками,
перешли на медленную ленту и соскочили на траву напротив веранды. И еще
несколько человек соскочили тут же. Кондратьев хотел было тоже соскочить,
но заметил столб с указателем: "Поворот к Желтой Фабрике - 1 км". И он
остался.
Он соскочил у поворота. Между стволами была видна неширокая
утоптанная дорожка, ведущая вверх по склону большого холма. На вершине
холма на фоне закатного неба четко вырисовывались очертания небольших
строений. Кондратьев не торопясь двинулся по дорожке, с наслаждением
ощущая под ногами податливую землю. "А ведь в дождь здесь должна быть
грязь", - почему-то подумал он. Через несколько минут он выбрался на
вершину холма и остановился на краю исполинской котловины, тянущейся, как
ему показалось, до самого горизонта.
Контраст между спокойной, мягкой зеленью под синим вечерним небом и
тем, что открылось в котловине, был настолько разителен, что Кондратьев
попятился, зажмурил глаза и помотал головой. На дне котловины кипел ад.
Настоящий ад, со зловещими сине-белыми вспышками, с крутящимся оранжевым
дымом, клокочущей вязкой жидкостью, раскаленной докрасна. Что-то медленно
вспучивалось и раздувалось там, как гнойный нарыв, затем лопалось,
разбрызгивая и расплескивая клочья оранжевого пламени, заволакивалось
разноцветными дымами, исходило паром, огнем и ливнем искр и снова медленно
вспучивалось и лопалось В вихрях взбесившейся материи носились лохматые
молнии, возникали и исчезали через секунду чудовищные неясные формы,
крутились смерчи, плясали голубые и розовые призраки. Долго Кондратьев
вглядывался как завороженный в это необыкновенное зрелище. Затем он
понемногу пришел в себя и стал замечать и нечто другое.
Ад был бесшумен и строго геометрически ограничен. Ни одним звуком не
выдавала себя грандиозная пляска огней и дымов, ни один язык пламени, ни
один клуб дыма не проникал за какие-то пределы, и, приглядевшись,
Кондратьев обнаружил, что все обширное, уходящее далеко к горизонту
пространство ада накрыто еле заметным прозрачным колпаком, края которого
уходили в бетон - если это был бетон, - покрывавший дно котловины. Потом
Кондратьев увидел, что колпак этот был двойным и даже, кажется, тройным,
потому что время от времени в воздухе над котловиной мелькали плоские
отблески, вероятно, отражения вспышек от внутренней поверхности верхнего
колпака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
дорога может унести куда угодно. В Сибирь, в Китай, во Вьетнам. Он сел и
обхватил руками колени. Сидеть было не мягко, но и не жестко. Впереди
Кондратьева трое юношей сидели по-турецки, склонившись над какими-то
разноцветными квадратиками. Наверное, они решали геометрическую задачу. А
может быть, играли. "Зачем нужны эти дороги? - подумал Кондратьев. - Вряд
ли кому-нибудь придет в голову ездить таким вот образом во Вьетнам или в
Китай. Слишком мала скорость... и слишком жестко. Ведь есть стратопланы,
громадные треугольные корабли, птерокары, наконец... Какой же прок в
дороге? И сколько она, наверное, стоила!" Он стал вспоминать, как строили
дороги век назад - и не самодвижущиеся, а самые обыкновенные, и притом не
очень хорошие. Огромные полуавтоматические дорогоукладчики, гудронная
вонь, зной, и потные, измученные люди в кабинах, запорошенных пылью. А в
Большую Дорогу вбита чертова уйма труда и мысли, гораздо больше, конечно,
чем в Трансгобийскую магистраль. И все для того, видимо, чтобы можно было
сойти где хочешь, сесть, где хочешь и ползти, ни о чем не заботясь, срывая
по пути ромашки. Странно, непонятно, нерационально. А еще двадцать второй
век!
Стеклянные этажи над вершинами сосен внезапно кончились. Гигантская
глыба серого гранита выросла над соснами. Кондратьев вскочил. На вершине
глыбы, вытянув руку над городом и весь подавшись вперед, стоял огромный
человек. Это был Ленин - такой же, какой когда-то стоял, да и сейчас,
наверное, стоит на площади перед финляндским вокзалом в Ленинграде.
"Ленин!" - подумал Кондратьев. Он чуть не сказал это вслух. Ленин протянул
руку над этим городом, над этим миром. Потому что это его мир - таким -
сияющим и прекрасным - видел он его два столетия назад... Кондратьев стоял
и смотрел, как уходит громадный монумент в голубую дымку над стеклянными
крышами.
Сосны стали ниже и гуще. На минуту рядом с дорогой открылась широкая
поляна, на которой кучка людей в комбинезонах возилась с каким-то сложным
механизмом. Дорога проскользнула под узкой полукруглой аркой-мостиком,
прошла мимо указателя со стрелой, на котором было написано: "Матросово -
15 км. Поворот к Желтой Фабрике - 6 км" и еще что-то - Кондратьев не успел
прочитать. Он огляделся и увидел, что людей на лентах дороги стало меньше.
На лентах, бегущих в обратную сторону, было вообще пусто. "Матросово -
это, наверное, поселок. А Желтая фабрика?" Сквозь стволы сосен мелькнула
длинная веранда, уставленная столиками. За столиками сидели люди, ели и
пили. Кондратьев почувствовал голод, но, поколебавшись, решил пока
воздержаться. На обратном пути, подумал он. Было очень радостно ощущать
здоровый сильный голод и быть в состоянии в любой момент удовлетворить
его.
Сосны поредели, и откуда-то вынырнула широченная автострада,
блестевшая под лучами вечернего солнца. По автостраде летели ряды
чудовищных машин на двух, трех, даже восьми шасси и вообще без шасси,
тупорылых, с громадными кузовами-вагонами, закрытыми ярко раскрашенной
пластмассой. Машины шли навстречу, в город. Видимо, где-то поблизости
автострада ныряла под землю и скрывалась в многоэтажных тоннелях под
городом. Приглядевшись, Кондратьев заметил, что на машинах не было кабин,
не было места для человека. Машины шли сплошным потоком, сдержанно гудя,
на расстоянии каких-то двух-трех метров друг за другом. В просветы между
ними Кондратьев увидел несколько таких же машин, идущих в обратном
направлении. Затем дорогу снова плотно обступили заросли, и автострада
скрылась из глаз.
- Вчера один грузовик соскочил с шоссе, - сказал кто-то за спиной
Кондратьева.
- Это потому, что снят силовой контроль. Роют новые этажи.
- Это-то так. Все равно, не люблю я этих носорогов.
- Ничего, скоро закончим многослойный конвейер, тогда шоссе можно
будет закрыть.
- Давно пора...
Впереди показалась еще одна веранда со столиками.
- Леша! Лешка! - крикнули от одного из столиков и помахали рукой.
Парень и молодая женщина впереди Кондратьева тоже замахали руками,
перешли на медленную ленту и соскочили на траву напротив веранды. И еще
несколько человек соскочили тут же. Кондратьев хотел было тоже соскочить,
но заметил столб с указателем: "Поворот к Желтой Фабрике - 1 км". И он
остался.
Он соскочил у поворота. Между стволами была видна неширокая
утоптанная дорожка, ведущая вверх по склону большого холма. На вершине
холма на фоне закатного неба четко вырисовывались очертания небольших
строений. Кондратьев не торопясь двинулся по дорожке, с наслаждением
ощущая под ногами податливую землю. "А ведь в дождь здесь должна быть
грязь", - почему-то подумал он. Через несколько минут он выбрался на
вершину холма и остановился на краю исполинской котловины, тянущейся, как
ему показалось, до самого горизонта.
Контраст между спокойной, мягкой зеленью под синим вечерним небом и
тем, что открылось в котловине, был настолько разителен, что Кондратьев
попятился, зажмурил глаза и помотал головой. На дне котловины кипел ад.
Настоящий ад, со зловещими сине-белыми вспышками, с крутящимся оранжевым
дымом, клокочущей вязкой жидкостью, раскаленной докрасна. Что-то медленно
вспучивалось и раздувалось там, как гнойный нарыв, затем лопалось,
разбрызгивая и расплескивая клочья оранжевого пламени, заволакивалось
разноцветными дымами, исходило паром, огнем и ливнем искр и снова медленно
вспучивалось и лопалось В вихрях взбесившейся материи носились лохматые
молнии, возникали и исчезали через секунду чудовищные неясные формы,
крутились смерчи, плясали голубые и розовые призраки. Долго Кондратьев
вглядывался как завороженный в это необыкновенное зрелище. Затем он
понемногу пришел в себя и стал замечать и нечто другое.
Ад был бесшумен и строго геометрически ограничен. Ни одним звуком не
выдавала себя грандиозная пляска огней и дымов, ни один язык пламени, ни
один клуб дыма не проникал за какие-то пределы, и, приглядевшись,
Кондратьев обнаружил, что все обширное, уходящее далеко к горизонту
пространство ада накрыто еле заметным прозрачным колпаком, края которого
уходили в бетон - если это был бетон, - покрывавший дно котловины. Потом
Кондратьев увидел, что колпак этот был двойным и даже, кажется, тройным,
потому что время от времени в воздухе над котловиной мелькали плоские
отблески, вероятно, отражения вспышек от внутренней поверхности верхнего
колпака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71