Только у него одного имелся ключ от его частной оружейной комнаты. Донна никогда не видела эту комнату изнутри, даже во время ремонта, когда они около года тому назад переехали в этот дом, а Джейсон знал, что любая попытка проникнуть в личную оружейную комнату отчима повлечет за собой суровое телесное наказание. Сбережешь розгу — испортишь ребенка, эта библейская заповедь неукоснительно соблюдалась в доме капитана отдела по расследованию убийств Роберта Г. Миллуорта.
Оружейная комната охранялась стальной дверью с электронным замком, имевшим шифр, очень сильно отличавшийся от тех, которые использовались в контролировавшей другие части дома системе безопасности, и вдобавок самым обычным замком с цифровым кодом. Сама комната отличалась спартанским убранством: в ней имелся металлический стол, вдоль одной из стен выстроились книжные полки, на которых располагалась литература, необходимая офицеру правоохранительных органов, за запертыми дверцами из небьющейся пластмассы хранилась принадлежавшая Хансену коллекция дорогих ружей, освещенных галогеновыми лампами. В северную стену был вмурован большой сейф.
Хансен отключил третью систему безопасности, набрал надлежащий код и извлек похожий на портфель-"дипломат" титановый ящичек, который хранился в сейфе вместе с акциями, другими ценными бумагами и документами и коллекцией серебряных крюгеррандов. Вернувшись к столу, он открыл ящичек и принялся просматривать в мягком свете ламп, освещавших шкаф с оружием, его содержимое. Две недели тому назад появился новый сувенир — тринадцатилетняя девочка из Майами, кубинка, имя которой он так и не узнал, подцепив ее наугад неподалеку от тех мест, где несколько лет назад жила маленькая Элайан Гонсалес. Она шла под номером двадцать восемь. Хансен пробежал взглядом фотографии, которые он сделал поляроидом, пока она была все еще жива — и позже. Он на несколько секунд задержал взгляд лишь на единственной фотографии, где сам находился в кадре вместе с нею — он всегда делал только один такой снимок, — а затем продолжил изучение своей коллекции. Он заметил, что в последние годы, двенадцати-четырнадцатилетние девочки оказывались более зрелыми, чем девочки времен его детства. Хорошее питание, говорили специалисты, но Джеймс Б. Хансен отлично знал, что это была работа дьявола, который, превращая этих детей в сексуальные объекты быстрее, чем в предыдущие десятилетия и столетия, стремился к тому, чтобы они раньше начинали соблазнять мужчин.
Но настоящих детей в его коллекции из двадцати восьми Избранных не имелось. Хансен твердо знал, что там были одни только демоницы, не божьи создания, а порождение Врага. Знание, которое открылось Хансену, когда ему перевалило за двадцать — что бог даровал ему особую способность, второе зрение, позволяющее ему отличать человеческих девочек от молодых демонов в человеческом облике, — именно оно позволило ему выполнять предопределенную для него задачу.
Глаза этой, последней, девочки, после того как он задушил ее, смотрели в камеру с выражением удивления и ужаса — удивления, вызванного тем, что ее все же распознали, и ужаса, порожденного осознанием того, что она выбрана, чтобы попасть в число Избранных. Хансен хорошо это знал — точно так же смотрели и остальные двадцать семь.
Он всегда отводил себе на рассматривание фотографий ровно один час. Являя собой пример самодисциплины, отличавшей его от всех безмозглых психопатов, которыми наводнен мир, Хансен никогда не оставлял никаких сувениров, кроме фотографий, сделанных поляроидом. Он никогда не онанировал и не пытался каким-либо иным способом возвратить возбуждение, которое испытывал, осуществляя реальное Избрание. В этот час раздумий и анализа сделанного он должен был напомнить себе о серьезности возложенной на него земной миссии, и ничего больше.
Когда час истек, Хансен запер титановый чемоданчик, убрал его в сейф, окинул любовным взглядом свою коллекцию ружей, на которых играли блики от света галогеновых ламп, и покинул оружейную комнату, набрав запирающий шифр и включив специальную сигнальную систему. Он всегда делал это очень внимательно. До возвращения Донны и Джейсона от ее родителей оставалось еще два или три часа. Хансен рассчитывал провести это время за чтением Библии.
Дональд Рафферти возвратился в Локпорт в воскресенье вечером, очевидно, утомленный после уик-энда, проведенного с Ди-Ди, его любовницей номер два. Курц сидел в машине в конце улицы и слушал, что происходило в доме Рафферти.
— Эта девчонка — как ее звать, Мелисса, что ли? — она была здесь в этот уик-энд, пока я уезжал? — Язык Рафферти заплетался, а голос выдавал сильную усталость.
— Нет, папа.
— Ты врешь!
— Нет. — Курц отчетливо слышал тревогу в голосе Рэйчел.
— А как насчет мальчишек?
— Мальчишек?
— Кто из мальчишек был здесь в мое отсутствие, черт возьми?!
Курц знал из подслушанных телефонных разговоров, что Рэйчел действительно не разговаривала с мальчиками в отличие от Кларенс Клейгман, вместе с которой занималась в оркестре. Она ни за что не пригласила бы мальчика к себе домой.
— Какие мальчишки были у тебя здесь? Говори чистую правду, а не то я выколочу ее из тебя!
— Никаких мальчишек, папа. — Голос Рэйчел немного дрожал. — Хорошо прошла командировка?
— Не пытайся нае...ть меня и увести разговор в сторону! — Рафферти все еще был изрядно пьян.
Следующую минуту в наушниках слышалось только шипение, сквозь которое прорывался негромкий стук. Скорее всего, это Рафферти шарил по кухне, отыскивая очередную бутылку.
— Мне нужно закончить уроки, — сказала Рэйчел. Курц знал, что все уроки она сделала еще в субботу утром. — Я буду наверху. — Через установленный в коридоре «жучок» Курц услышал, как Рэйчел осторожно прикрыла дверь, стараясь, чтобы замок не слишком громко щелкнул, а затем послышались неверные шаги Рафферти, который вскарабкался по лестнице и принялся раздеваться, разбрасывая одежду перед ванной.
Валил густой снег. Курц позволил ему полностью закрыть ветровое стекло, а сам сидел, слушая через наушники случайные шумы.
Эта неделя не казалась многообещающей. Курц придерживался в жизни очень немногочисленных правил, и, пожалуй, к их числу относилось условие не иметь врагов у себя за спиной. А на этой неделе он оставил за спиной двух человек, которые желали причинить ему как можно больше зла — Большого Зануду Красного Ястреба и этого умирающего парня, Джонни Норса. В обоих случаях прикончить их было бы более хлопотным делом, чем оставить в живых: Большой Зануда не мог не понимать, что для него лучше было тихонько валяться в больнице, чем строить козни Курцу, а Джонни Норс понятия не имел, кто такие были Курц и Анжелина или же в каких отношениях Курц мог быть с Эмилио Гонзагой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Оружейная комната охранялась стальной дверью с электронным замком, имевшим шифр, очень сильно отличавшийся от тех, которые использовались в контролировавшей другие части дома системе безопасности, и вдобавок самым обычным замком с цифровым кодом. Сама комната отличалась спартанским убранством: в ней имелся металлический стол, вдоль одной из стен выстроились книжные полки, на которых располагалась литература, необходимая офицеру правоохранительных органов, за запертыми дверцами из небьющейся пластмассы хранилась принадлежавшая Хансену коллекция дорогих ружей, освещенных галогеновыми лампами. В северную стену был вмурован большой сейф.
Хансен отключил третью систему безопасности, набрал надлежащий код и извлек похожий на портфель-"дипломат" титановый ящичек, который хранился в сейфе вместе с акциями, другими ценными бумагами и документами и коллекцией серебряных крюгеррандов. Вернувшись к столу, он открыл ящичек и принялся просматривать в мягком свете ламп, освещавших шкаф с оружием, его содержимое. Две недели тому назад появился новый сувенир — тринадцатилетняя девочка из Майами, кубинка, имя которой он так и не узнал, подцепив ее наугад неподалеку от тех мест, где несколько лет назад жила маленькая Элайан Гонсалес. Она шла под номером двадцать восемь. Хансен пробежал взглядом фотографии, которые он сделал поляроидом, пока она была все еще жива — и позже. Он на несколько секунд задержал взгляд лишь на единственной фотографии, где сам находился в кадре вместе с нею — он всегда делал только один такой снимок, — а затем продолжил изучение своей коллекции. Он заметил, что в последние годы, двенадцати-четырнадцатилетние девочки оказывались более зрелыми, чем девочки времен его детства. Хорошее питание, говорили специалисты, но Джеймс Б. Хансен отлично знал, что это была работа дьявола, который, превращая этих детей в сексуальные объекты быстрее, чем в предыдущие десятилетия и столетия, стремился к тому, чтобы они раньше начинали соблазнять мужчин.
Но настоящих детей в его коллекции из двадцати восьми Избранных не имелось. Хансен твердо знал, что там были одни только демоницы, не божьи создания, а порождение Врага. Знание, которое открылось Хансену, когда ему перевалило за двадцать — что бог даровал ему особую способность, второе зрение, позволяющее ему отличать человеческих девочек от молодых демонов в человеческом облике, — именно оно позволило ему выполнять предопределенную для него задачу.
Глаза этой, последней, девочки, после того как он задушил ее, смотрели в камеру с выражением удивления и ужаса — удивления, вызванного тем, что ее все же распознали, и ужаса, порожденного осознанием того, что она выбрана, чтобы попасть в число Избранных. Хансен хорошо это знал — точно так же смотрели и остальные двадцать семь.
Он всегда отводил себе на рассматривание фотографий ровно один час. Являя собой пример самодисциплины, отличавшей его от всех безмозглых психопатов, которыми наводнен мир, Хансен никогда не оставлял никаких сувениров, кроме фотографий, сделанных поляроидом. Он никогда не онанировал и не пытался каким-либо иным способом возвратить возбуждение, которое испытывал, осуществляя реальное Избрание. В этот час раздумий и анализа сделанного он должен был напомнить себе о серьезности возложенной на него земной миссии, и ничего больше.
Когда час истек, Хансен запер титановый чемоданчик, убрал его в сейф, окинул любовным взглядом свою коллекцию ружей, на которых играли блики от света галогеновых ламп, и покинул оружейную комнату, набрав запирающий шифр и включив специальную сигнальную систему. Он всегда делал это очень внимательно. До возвращения Донны и Джейсона от ее родителей оставалось еще два или три часа. Хансен рассчитывал провести это время за чтением Библии.
Дональд Рафферти возвратился в Локпорт в воскресенье вечером, очевидно, утомленный после уик-энда, проведенного с Ди-Ди, его любовницей номер два. Курц сидел в машине в конце улицы и слушал, что происходило в доме Рафферти.
— Эта девчонка — как ее звать, Мелисса, что ли? — она была здесь в этот уик-энд, пока я уезжал? — Язык Рафферти заплетался, а голос выдавал сильную усталость.
— Нет, папа.
— Ты врешь!
— Нет. — Курц отчетливо слышал тревогу в голосе Рэйчел.
— А как насчет мальчишек?
— Мальчишек?
— Кто из мальчишек был здесь в мое отсутствие, черт возьми?!
Курц знал из подслушанных телефонных разговоров, что Рэйчел действительно не разговаривала с мальчиками в отличие от Кларенс Клейгман, вместе с которой занималась в оркестре. Она ни за что не пригласила бы мальчика к себе домой.
— Какие мальчишки были у тебя здесь? Говори чистую правду, а не то я выколочу ее из тебя!
— Никаких мальчишек, папа. — Голос Рэйчел немного дрожал. — Хорошо прошла командировка?
— Не пытайся нае...ть меня и увести разговор в сторону! — Рафферти все еще был изрядно пьян.
Следующую минуту в наушниках слышалось только шипение, сквозь которое прорывался негромкий стук. Скорее всего, это Рафферти шарил по кухне, отыскивая очередную бутылку.
— Мне нужно закончить уроки, — сказала Рэйчел. Курц знал, что все уроки она сделала еще в субботу утром. — Я буду наверху. — Через установленный в коридоре «жучок» Курц услышал, как Рэйчел осторожно прикрыла дверь, стараясь, чтобы замок не слишком громко щелкнул, а затем послышались неверные шаги Рафферти, который вскарабкался по лестнице и принялся раздеваться, разбрасывая одежду перед ванной.
Валил густой снег. Курц позволил ему полностью закрыть ветровое стекло, а сам сидел, слушая через наушники случайные шумы.
Эта неделя не казалась многообещающей. Курц придерживался в жизни очень немногочисленных правил, и, пожалуй, к их числу относилось условие не иметь врагов у себя за спиной. А на этой неделе он оставил за спиной двух человек, которые желали причинить ему как можно больше зла — Большого Зануду Красного Ястреба и этого умирающего парня, Джонни Норса. В обоих случаях прикончить их было бы более хлопотным делом, чем оставить в живых: Большой Зануда не мог не понимать, что для него лучше было тихонько валяться в больнице, чем строить козни Курцу, а Джонни Норс понятия не имел, кто такие были Курц и Анжелина или же в каких отношениях Курц мог быть с Эмилио Гонзагой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77