Парочка ждала возле своего автомобиля в самом конце подъездной дорожки; оба переминались с ноги на ногу, чтобы согреться.
— Что случилось с вашим автомобилем? — осведомился Хансен. Даже при очень слабом свете, чуть достававшем сюда от дома сквозь снегопад, он хорошо видел, как изуродовали машину.
— Эти гребаные засранцы разрисовали нас, пока мы... — начал было детектив Брубэйкер.
— Эй, — прервал его Хансен, — подбирайте выражения. — Он терпеть не мог неприличных слов и вульгарности.
— Извините, капитан, — сказал Брубэйкер. — Мы с Майерсом этим утром вели объект, а в это время местные хулиганы изгадили из баллончиков нашу машину. Мы...
— Что у вас за важные новости, которые не могли подождать до понедельника? — снова перебил Хансен. Брубэйкер и Майерс были грязными продажными копами, партнерами того грязного продажного копа, Хэтуэя, после гибели которого весь отдел рыдал крокодильими слезами. Хансен терпеть не мог продажных копов, даже в большей степени, чем непристойную брань.
— Кёрли умер, — сказал Майерс.
Хансену пришлось на секунду задуматься.
— Генри Пруитт, — сказал он. Это был один из трех недавно освобожденных преступников, которого нашли на шоссе 1-90. — Он не приходил в сознание?
— Нет, сэр, — ответил Брубэйкер.
— Тогда зачем вы меня побеспокоили? — Никаких реальных доказательств того, что произошло тройное убийство, не было, и показания, которые дали посетители ресторана, не совпадали друг с другом. Полицейский, одетый в форму, которого оглушили, когда он справлял нужду, ничего не помнил и сделался посмешищем всего отдела.
— У нас появились соображения, — заявил детектив Майерс.
Хансен с трудом сдержался, чтобы не ответить на эти слова должным образом, и молча ждал продолжения.
— Парень, которого мы сегодня вели... Он тоже недавно вышел из Аттики, — заговорил Брубэйкер.
— Каждый четвертый житель нашего прекрасного города или побывал в Аттике, или связан с кем-нибудь из ее постояльцев, — заметил Хансен.
— Да, но этот громила, вероятно, знал Марионеток, — сказал Майерс. — И имел мотивы для того, чтобы убрать их.
Хансен стоял в снегу и ждал, что они скажут дальше. Некоторые из его гостей уже начали отъезжать. Прием предполагался непродолжительным, подавались только напитки почти без закусок, а к обеду должны были остаться лишь несколько его самых близких друзей.
— Банда «Мечети» блока "Д" провозгласила фетву против нашего парня, — сказал Брубэйкер. — Награда десять тысяч долларов. Фетва — это...
— Я знаю, что такое фетва, — перебил Хансен. — Я, по-видимому, единственный из офицеров в отделе, кто прочел Салмана Рушди.
— Да, сэр, — сказал Майерс, словно пытался извиниться за своего напарника. Два башмака пара.
— Так из чего же вы исходите? — поинтересовался Хансен. — По-вашему, Пруитт, Тайлер и Бэйнс, — он никогда не употреблял прозвища или непочтительные эпитеты, когда говорил о мертвых, — попытались нажиться на щедрости «Мечети» блока "Д", а подозреваемый успел разделаться с ними раньше, чем они с ним?
— Да, сэр, — подтвердил детектив Брубэйкер.
— Как его зовут?
— Курц, — доложил Майерс. — Джо Курц. Он сам недавно освободился. Отсидел одиннадцать лет из восемнадцати, которые ему дали за...
— Да, да, — уже не скрывая нетерпения, перебил Хансен. — Я видел его дело. Он был в числе подозреваемых в причастности к массовому убийству членов банды Фарино, которое случилось в прошлом ноябре. Но никаких доказательств его связи с событием не нашлось.
— Когда дело касается Курца, то доказательств и не может быть, — горестно проронил Брубэйкер. Хансен знал, что Брубэйкер имел в виду смерть своего приятеля Джимми Хэтуэя. Хансен на довольно долгое время уезжал из Буффало, и как раз в это время Хэтуэй был убит, но Хансену доводилось встречаться с этим человеком, и он считал его, пожалуй, самым глупым полицейским из всех, с которыми ему когда-либо приходилось встречаться, и при этом едва ли не самым болтливым. Согласно профессиональному мнению Хансена, которое разделялось большинством старших офицеров, включая ветеранов, проработавших в полиции много лет, причиной гибели Хэтуэя послужила его тесная и давняя связь с бандой Фарино.
— На улицах поговаривают, что Курц швырнул торговца наркотиками, Малкольма Кибунта, в Ниагарский водопад, как только вышел из Аттики, — заметил Майерс. — Просто так, взял и перебросил его через эти е... Прошу прощения, капитан.
— Я тут, с вами, уже замерз, — сказал Хансен. — Что вам нужно?
— Мы стараемся следить за этим самым Курцем и тратим на это наше свободное время, — пояснил Брубэйкер. — Мы хотели бы, чтобы за ним было объявлено официальное наблюдение. С этим вполне могут справиться три группы. Три команды могут сделать это. Вольц и Фарелл сейчас ничем не заняты, и...
Хансен покачал головой:
— Вы сами этим и займетесь. Вам нужно следить за этим парнем — вот и занимайтесь слежкой несколько дней в рабочее время. Только не вздумайте потом требовать за это сверхурочные.
— Вот б... Вот так штука, капитан! — воскликнул Майерс. — Мы сегодня уже отметили себе двенадцать часов и...
Хансен смерил его ледяным взглядом.
— Что-нибудь еще?
— Нет, сэр, — откликнулся Брубэйкер.
— Тогда будьте любезны убрать это барахло с моей дороги, — приказал Хансен и зашагал к своему ярко освещенному дому.
Глава 9
Анжелина Фарино Феррара сидела в дорогом секторе ледового дворца, наблюдала за игрой «Буффало сейбрз» и с нетерпением ждала, когда же кто-нибудь получит травму. Впрочем, ожидание оказалось не слишком долгим. Прошло одиннадцать минут и девять секунд первого периода, и защитник «Сейбрз» Ретт Воренер припечатал капитана «Ванкувер канукс» Маркуса Неслунда к бортику в углу, повалил его на лед и сломал ему голень. Толпа болельщиков зашумела.
Анжелина ненавидела хоккей с шайбой. Конечно, она ненавидела все организованные спортивные состязания, но хоккей вызывал у нее самое сильное отвращение. Когда она узнавала, что ей предстоит целый час — а на самом деле, два — смотреть, как эти беззубые обезьяны суетятся на коньках в маленькой коробочке и при этом могут даже не открыть счета — вообще не открыть счета! — ей хотелось плакать. Но ее покойный отец, обожавший хоккей, в течение почти четырнадцати лет снова и снова таскал ее на игры «Сейбрз». Новая ледовая арена называлась «HSBC», что походило на аббревиатуру названия какого-нибудь банка, но каждый обитатель Буффало знал, что это означало или «Hot Sauce, Blue Cheese», или «Holy Shit, Buffalo's Cold!».
Анжелина хорошо помнила единственную игру, которая действительно доставила ей большое удовольствие. Это было очень много лет назад, когда она была совсем юной. Шел матч решающей серии «Кубка Стэнли», проходил он в старом «Колизее», а сезон растянулся гораздо дольше обычного, до середины мая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
— Что случилось с вашим автомобилем? — осведомился Хансен. Даже при очень слабом свете, чуть достававшем сюда от дома сквозь снегопад, он хорошо видел, как изуродовали машину.
— Эти гребаные засранцы разрисовали нас, пока мы... — начал было детектив Брубэйкер.
— Эй, — прервал его Хансен, — подбирайте выражения. — Он терпеть не мог неприличных слов и вульгарности.
— Извините, капитан, — сказал Брубэйкер. — Мы с Майерсом этим утром вели объект, а в это время местные хулиганы изгадили из баллончиков нашу машину. Мы...
— Что у вас за важные новости, которые не могли подождать до понедельника? — снова перебил Хансен. Брубэйкер и Майерс были грязными продажными копами, партнерами того грязного продажного копа, Хэтуэя, после гибели которого весь отдел рыдал крокодильими слезами. Хансен терпеть не мог продажных копов, даже в большей степени, чем непристойную брань.
— Кёрли умер, — сказал Майерс.
Хансену пришлось на секунду задуматься.
— Генри Пруитт, — сказал он. Это был один из трех недавно освобожденных преступников, которого нашли на шоссе 1-90. — Он не приходил в сознание?
— Нет, сэр, — ответил Брубэйкер.
— Тогда зачем вы меня побеспокоили? — Никаких реальных доказательств того, что произошло тройное убийство, не было, и показания, которые дали посетители ресторана, не совпадали друг с другом. Полицейский, одетый в форму, которого оглушили, когда он справлял нужду, ничего не помнил и сделался посмешищем всего отдела.
— У нас появились соображения, — заявил детектив Майерс.
Хансен с трудом сдержался, чтобы не ответить на эти слова должным образом, и молча ждал продолжения.
— Парень, которого мы сегодня вели... Он тоже недавно вышел из Аттики, — заговорил Брубэйкер.
— Каждый четвертый житель нашего прекрасного города или побывал в Аттике, или связан с кем-нибудь из ее постояльцев, — заметил Хансен.
— Да, но этот громила, вероятно, знал Марионеток, — сказал Майерс. — И имел мотивы для того, чтобы убрать их.
Хансен стоял в снегу и ждал, что они скажут дальше. Некоторые из его гостей уже начали отъезжать. Прием предполагался непродолжительным, подавались только напитки почти без закусок, а к обеду должны были остаться лишь несколько его самых близких друзей.
— Банда «Мечети» блока "Д" провозгласила фетву против нашего парня, — сказал Брубэйкер. — Награда десять тысяч долларов. Фетва — это...
— Я знаю, что такое фетва, — перебил Хансен. — Я, по-видимому, единственный из офицеров в отделе, кто прочел Салмана Рушди.
— Да, сэр, — сказал Майерс, словно пытался извиниться за своего напарника. Два башмака пара.
— Так из чего же вы исходите? — поинтересовался Хансен. — По-вашему, Пруитт, Тайлер и Бэйнс, — он никогда не употреблял прозвища или непочтительные эпитеты, когда говорил о мертвых, — попытались нажиться на щедрости «Мечети» блока "Д", а подозреваемый успел разделаться с ними раньше, чем они с ним?
— Да, сэр, — подтвердил детектив Брубэйкер.
— Как его зовут?
— Курц, — доложил Майерс. — Джо Курц. Он сам недавно освободился. Отсидел одиннадцать лет из восемнадцати, которые ему дали за...
— Да, да, — уже не скрывая нетерпения, перебил Хансен. — Я видел его дело. Он был в числе подозреваемых в причастности к массовому убийству членов банды Фарино, которое случилось в прошлом ноябре. Но никаких доказательств его связи с событием не нашлось.
— Когда дело касается Курца, то доказательств и не может быть, — горестно проронил Брубэйкер. Хансен знал, что Брубэйкер имел в виду смерть своего приятеля Джимми Хэтуэя. Хансен на довольно долгое время уезжал из Буффало, и как раз в это время Хэтуэй был убит, но Хансену доводилось встречаться с этим человеком, и он считал его, пожалуй, самым глупым полицейским из всех, с которыми ему когда-либо приходилось встречаться, и при этом едва ли не самым болтливым. Согласно профессиональному мнению Хансена, которое разделялось большинством старших офицеров, включая ветеранов, проработавших в полиции много лет, причиной гибели Хэтуэя послужила его тесная и давняя связь с бандой Фарино.
— На улицах поговаривают, что Курц швырнул торговца наркотиками, Малкольма Кибунта, в Ниагарский водопад, как только вышел из Аттики, — заметил Майерс. — Просто так, взял и перебросил его через эти е... Прошу прощения, капитан.
— Я тут, с вами, уже замерз, — сказал Хансен. — Что вам нужно?
— Мы стараемся следить за этим самым Курцем и тратим на это наше свободное время, — пояснил Брубэйкер. — Мы хотели бы, чтобы за ним было объявлено официальное наблюдение. С этим вполне могут справиться три группы. Три команды могут сделать это. Вольц и Фарелл сейчас ничем не заняты, и...
Хансен покачал головой:
— Вы сами этим и займетесь. Вам нужно следить за этим парнем — вот и занимайтесь слежкой несколько дней в рабочее время. Только не вздумайте потом требовать за это сверхурочные.
— Вот б... Вот так штука, капитан! — воскликнул Майерс. — Мы сегодня уже отметили себе двенадцать часов и...
Хансен смерил его ледяным взглядом.
— Что-нибудь еще?
— Нет, сэр, — откликнулся Брубэйкер.
— Тогда будьте любезны убрать это барахло с моей дороги, — приказал Хансен и зашагал к своему ярко освещенному дому.
Глава 9
Анжелина Фарино Феррара сидела в дорогом секторе ледового дворца, наблюдала за игрой «Буффало сейбрз» и с нетерпением ждала, когда же кто-нибудь получит травму. Впрочем, ожидание оказалось не слишком долгим. Прошло одиннадцать минут и девять секунд первого периода, и защитник «Сейбрз» Ретт Воренер припечатал капитана «Ванкувер канукс» Маркуса Неслунда к бортику в углу, повалил его на лед и сломал ему голень. Толпа болельщиков зашумела.
Анжелина ненавидела хоккей с шайбой. Конечно, она ненавидела все организованные спортивные состязания, но хоккей вызывал у нее самое сильное отвращение. Когда она узнавала, что ей предстоит целый час — а на самом деле, два — смотреть, как эти беззубые обезьяны суетятся на коньках в маленькой коробочке и при этом могут даже не открыть счета — вообще не открыть счета! — ей хотелось плакать. Но ее покойный отец, обожавший хоккей, в течение почти четырнадцати лет снова и снова таскал ее на игры «Сейбрз». Новая ледовая арена называлась «HSBC», что походило на аббревиатуру названия какого-нибудь банка, но каждый обитатель Буффало знал, что это означало или «Hot Sauce, Blue Cheese», или «Holy Shit, Buffalo's Cold!».
Анжелина хорошо помнила единственную игру, которая действительно доставила ей большое удовольствие. Это было очень много лет назад, когда она была совсем юной. Шел матч решающей серии «Кубка Стэнли», проходил он в старом «Колизее», а сезон растянулся гораздо дольше обычного, до середины мая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77