..
– Позвольте мне в таком случае уйти? – по-прежнему тягуче спросил Борман, положив на столик, возле книги Вагнера, телеграмму Геринга и проект приказа о его разжаловании.
– Сядьте, – сказал Гитлер. – Как вам не совестно? Есть у вас сердце? Или вместо него в вашей груди камень?
– Мое сердце разорвано любовью к вам, фюрер, я живу много лет с постоянной болью в сердце...
Гитлер прочитал телеграмму дважды, отложил текст, удивился:
– Но я не вижу в его словах измены, Борман... Он требует ответа, прежде чем объявит себя преемником...
Борман поднялся, поклонился Гитлеру, пошел к двери.
– Погодите! – воскликнул Гитлер, и в голосе его слышалось отчаяние. – Вы не согласны со мною?
– Фюрер, ребенок всегда трагично реагирует, когда родители слишком добры к старшему сыну, жестокому эгоисту, прощая ему все, что угодно, и несправедливы к младшему – кроткому и любящему.
– Что все это значит, Борман?! Объясните мне, я лишился возможности понимать...
– Если бы я сказал вам: «Фюрер, вы не можете более руководить работой партии, я даю вам сутки для того, чтобы вы добровольно передали мне функцию вождя», как бы вы отнеслись к такого рода пассажу?
– Геринг! – тихо сказал Гитлер, прочитав еще раз текст телеграммы. – Герман, которого я дважды выводил из-под партийного суда за его тягу к роскоши и вольностям в личной жизни... Человек, который всегда был подле, добрый, доверчивый брат с ликом гладиатора и сердцем ребенка... Геринг! – Гитлер сорвался на крик, словно бы чувствуя, как угодна сейчас Борману истерика. – Грязный боров! Изменник! Гнусный сластолюбец! Человек, разложенный роскошью и богатством, погрязший в алчной жажде наживы! Я проклинаю тот день, когда встретил его!.. Я...
– Там все написано. – Борман кивнул на листок бумаги, заранее напечатанный Цандером. – Нужна ваша подпись...
– Нет, – сказал Гитлер, прочитав проект приказа. – Я не стану это подписывать. Составьте документ в том смысле, что Геринг обратился ко мне с просьбой об освобождении его от звания рейхсмаршала, президента рейхстага, премьера Пруссии, фюрера четырехлетнего плана развития национального хозяйства и моего преемника в связи с обнаружившимися признаками сердечной недостаточности... Нация должна верить в то, что все мы едины, как и раньше...
Тем не менее через семь минут после того, как этот приказ Гитлера был обнародован, в Берхтесгаден ушла телеграмма Бормана гауляйтеру Фишлю и бригадефюреру Брусу:
«Поскольку Геринг лишен фюрером звания рейхсмаршала и командующего люфтваффе, его надлежит арестовать, где бы он ни находился, и содержать под стражей вплоть до особого распоряжения о его дальнейшей судьбе».
А в это время Геринг был уже на дороге в штаб американской дивизии, командир которой выстроил почетный парад для встречи второго человека рейха, преемника, рейхсмаршала и солдата .
Его машину успели окружить эсэсовцы, охранявшие архив НСДАП; приказ, подписанный Борманом, оказался для них выше личности бывшего рейхсмаршала, которому они еще минуту назад, до получения бумаги , подчинились бы ликующе, но, поскольку «порядок превыше всего», слово стоявшего на одну лишь ступень выше оказалось сильнее здравого смысла: они готовы были растерзать Геринга по первому же слову из подвала .
35. ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ – X
(Шелленберг)
...Каждый работал на себя; каждый думал только о себе; блоки заключались лишь для того, чтобы получить минутную выгоду, записать ее на свой счет и немедленно расторгнуть, как только возникала возможность нового блока – в лихорадочном пути к личному спасению.
Шелленберг спал в машине. Последнюю неделю он практически не появлялся в РСХА; новые отношения с Мюллером давали ему такого рода возможность. Мюллер страховал его от Кальтенбруннера, хотя и с тем Шелленберг то и дело входил в соглашения, расторгавшиеся сразу же, как только он видел большую выгоду в Гиммлере, а Кальтенбруннер – в Бормане; однако время было такое, что все они, снедаемые взаимной ненавистью, не могли, тем не менее, обходиться друг без друга.
...В Хохенлихен к Гиммлеру Шелленберг приехал на этот раз с севера, где провел очередную беседу с графом Бернадотом.
– Рейхсфюрер, так дальше нельзя. Вы должны понять: война проиграна! – сказал Шелленберг своему шефу, который, устроившись возле камина, читал Плутарха; аккуратно наколотые дрова шипяще лизал огонь, пахло уютом и миром; кофе был заварен настоящий, бразильский (кофеин не был выпарен на нужды фронтовых госпиталей). Закатное небо было багрово-синим, спокойным и прекрасным; ничто не напоминало здесь, в дубовом лесу, охраняемом полком СС, про то, что русские рвутся к Берлину, американцы катятся лавиной в Тюрингию и Саксонию, англичане беспрерывно бомбят города и автострады; в нетопленых квартирах умирают голодные дети, а на улицах по-прежнему вешают солдат с табличками на груди: «Я – дезертир и паникер, посмевший сказать, что война проиграна!»
– Ах, Вальтер, не сгущайте краски, – откликнулся Гиммлер. – Вы вечно паникуете... Военные заверили меня, что Берлин неприступен, что Сталин будет разгромлен в Берлине.
– Военные обязаны вам лгать, иначе вы прикажете расстрелять их. Они хотят выжить, поэтому лгут. А я хочу жить, потому и говорю вам ту правду, которую так неприятно слушать. Рейхсфюрер, граф Бернадот согласен отвезти в американский штаб ваши мирные предложения и вручить их Эйзенхауэру. Дайте мне санкцию, и завтра же начнутся переговоры... На сей раз не наш Карл Вольф входит с такой инициативой, а граф Бернадот, человек мировой репутации, который, так же как и все европейцы, справедливо опасается русского вторжения на Запад. Я ничего не прошу, кроме вашего согласия на мой поступок.
– Отвечать за ваш поступок перед фюрером все равно придется мне, Вальтер.
– История не простит вам пассивности, – горько сказал Шелленберг. – Вы будете отвечать перед нацией за то, что она окажется под пятой красных...
Гиммлер досадливо отложил Плутарха.
– Вы знаете, что организация СС была создана как гвардия фюрера, Вальтер! Я, ее создатель, не могу стать предателем!
– Предателем? Кого же вы предадите? Безумного, ничего не соображающего маньяка, который тащит нас за собою в могилу?!
– Вы что же, предлагаете мне сместить фюрера? – саркастически спросил Гиммлер.
– Именно это я вам и предлагаю, – ответил Шелленберг. – У вас еще достаточно верных вам людей. Арест Гитлера – вопрос минуты. У вас развязаны руки. Полная капитуляция на Западе, начало борьбы на Востоке, куда мы перебросим все наши войска, разве вы не видите в этом ваш долг?!
Гиммлер даже всплеснул руками:
– А как я скажу об этом нации, которая боготворит фюрера?
– Нация его ненавидит! – жестко возразил Шелленберг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
– Позвольте мне в таком случае уйти? – по-прежнему тягуче спросил Борман, положив на столик, возле книги Вагнера, телеграмму Геринга и проект приказа о его разжаловании.
– Сядьте, – сказал Гитлер. – Как вам не совестно? Есть у вас сердце? Или вместо него в вашей груди камень?
– Мое сердце разорвано любовью к вам, фюрер, я живу много лет с постоянной болью в сердце...
Гитлер прочитал телеграмму дважды, отложил текст, удивился:
– Но я не вижу в его словах измены, Борман... Он требует ответа, прежде чем объявит себя преемником...
Борман поднялся, поклонился Гитлеру, пошел к двери.
– Погодите! – воскликнул Гитлер, и в голосе его слышалось отчаяние. – Вы не согласны со мною?
– Фюрер, ребенок всегда трагично реагирует, когда родители слишком добры к старшему сыну, жестокому эгоисту, прощая ему все, что угодно, и несправедливы к младшему – кроткому и любящему.
– Что все это значит, Борман?! Объясните мне, я лишился возможности понимать...
– Если бы я сказал вам: «Фюрер, вы не можете более руководить работой партии, я даю вам сутки для того, чтобы вы добровольно передали мне функцию вождя», как бы вы отнеслись к такого рода пассажу?
– Геринг! – тихо сказал Гитлер, прочитав еще раз текст телеграммы. – Герман, которого я дважды выводил из-под партийного суда за его тягу к роскоши и вольностям в личной жизни... Человек, который всегда был подле, добрый, доверчивый брат с ликом гладиатора и сердцем ребенка... Геринг! – Гитлер сорвался на крик, словно бы чувствуя, как угодна сейчас Борману истерика. – Грязный боров! Изменник! Гнусный сластолюбец! Человек, разложенный роскошью и богатством, погрязший в алчной жажде наживы! Я проклинаю тот день, когда встретил его!.. Я...
– Там все написано. – Борман кивнул на листок бумаги, заранее напечатанный Цандером. – Нужна ваша подпись...
– Нет, – сказал Гитлер, прочитав проект приказа. – Я не стану это подписывать. Составьте документ в том смысле, что Геринг обратился ко мне с просьбой об освобождении его от звания рейхсмаршала, президента рейхстага, премьера Пруссии, фюрера четырехлетнего плана развития национального хозяйства и моего преемника в связи с обнаружившимися признаками сердечной недостаточности... Нация должна верить в то, что все мы едины, как и раньше...
Тем не менее через семь минут после того, как этот приказ Гитлера был обнародован, в Берхтесгаден ушла телеграмма Бормана гауляйтеру Фишлю и бригадефюреру Брусу:
«Поскольку Геринг лишен фюрером звания рейхсмаршала и командующего люфтваффе, его надлежит арестовать, где бы он ни находился, и содержать под стражей вплоть до особого распоряжения о его дальнейшей судьбе».
А в это время Геринг был уже на дороге в штаб американской дивизии, командир которой выстроил почетный парад для встречи второго человека рейха, преемника, рейхсмаршала и солдата .
Его машину успели окружить эсэсовцы, охранявшие архив НСДАП; приказ, подписанный Борманом, оказался для них выше личности бывшего рейхсмаршала, которому они еще минуту назад, до получения бумаги , подчинились бы ликующе, но, поскольку «порядок превыше всего», слово стоявшего на одну лишь ступень выше оказалось сильнее здравого смысла: они готовы были растерзать Геринга по первому же слову из подвала .
35. ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ – X
(Шелленберг)
...Каждый работал на себя; каждый думал только о себе; блоки заключались лишь для того, чтобы получить минутную выгоду, записать ее на свой счет и немедленно расторгнуть, как только возникала возможность нового блока – в лихорадочном пути к личному спасению.
Шелленберг спал в машине. Последнюю неделю он практически не появлялся в РСХА; новые отношения с Мюллером давали ему такого рода возможность. Мюллер страховал его от Кальтенбруннера, хотя и с тем Шелленберг то и дело входил в соглашения, расторгавшиеся сразу же, как только он видел большую выгоду в Гиммлере, а Кальтенбруннер – в Бормане; однако время было такое, что все они, снедаемые взаимной ненавистью, не могли, тем не менее, обходиться друг без друга.
...В Хохенлихен к Гиммлеру Шелленберг приехал на этот раз с севера, где провел очередную беседу с графом Бернадотом.
– Рейхсфюрер, так дальше нельзя. Вы должны понять: война проиграна! – сказал Шелленберг своему шефу, который, устроившись возле камина, читал Плутарха; аккуратно наколотые дрова шипяще лизал огонь, пахло уютом и миром; кофе был заварен настоящий, бразильский (кофеин не был выпарен на нужды фронтовых госпиталей). Закатное небо было багрово-синим, спокойным и прекрасным; ничто не напоминало здесь, в дубовом лесу, охраняемом полком СС, про то, что русские рвутся к Берлину, американцы катятся лавиной в Тюрингию и Саксонию, англичане беспрерывно бомбят города и автострады; в нетопленых квартирах умирают голодные дети, а на улицах по-прежнему вешают солдат с табличками на груди: «Я – дезертир и паникер, посмевший сказать, что война проиграна!»
– Ах, Вальтер, не сгущайте краски, – откликнулся Гиммлер. – Вы вечно паникуете... Военные заверили меня, что Берлин неприступен, что Сталин будет разгромлен в Берлине.
– Военные обязаны вам лгать, иначе вы прикажете расстрелять их. Они хотят выжить, поэтому лгут. А я хочу жить, потому и говорю вам ту правду, которую так неприятно слушать. Рейхсфюрер, граф Бернадот согласен отвезти в американский штаб ваши мирные предложения и вручить их Эйзенхауэру. Дайте мне санкцию, и завтра же начнутся переговоры... На сей раз не наш Карл Вольф входит с такой инициативой, а граф Бернадот, человек мировой репутации, который, так же как и все европейцы, справедливо опасается русского вторжения на Запад. Я ничего не прошу, кроме вашего согласия на мой поступок.
– Отвечать за ваш поступок перед фюрером все равно придется мне, Вальтер.
– История не простит вам пассивности, – горько сказал Шелленберг. – Вы будете отвечать перед нацией за то, что она окажется под пятой красных...
Гиммлер досадливо отложил Плутарха.
– Вы знаете, что организация СС была создана как гвардия фюрера, Вальтер! Я, ее создатель, не могу стать предателем!
– Предателем? Кого же вы предадите? Безумного, ничего не соображающего маньяка, который тащит нас за собою в могилу?!
– Вы что же, предлагаете мне сместить фюрера? – саркастически спросил Гиммлер.
– Именно это я вам и предлагаю, – ответил Шелленберг. – У вас еще достаточно верных вам людей. Арест Гитлера – вопрос минуты. У вас развязаны руки. Полная капитуляция на Западе, начало борьбы на Востоке, куда мы перебросим все наши войска, разве вы не видите в этом ваш долг?!
Гиммлер даже всплеснул руками:
– А как я скажу об этом нации, которая боготворит фюрера?
– Нация его ненавидит! – жестко возразил Шелленберг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113