Их только нужно тщательно проверить: кто конкретно готовил в штабе вермахта приказ о Вольфе для Гудериана? Шелленберг наверняка действовал через свои личные связи, а возможно, и через наиболее доверенную агентуру в армии. Ближе всех к Гудериану стоит Гелен. Его работа смыкается с той деятельностью, которой занимается второе подразделение Шелленберга. Может быть, он, Гелен?
Мюллер выключил запись, приблизился к Штирлицу, спросил:
– Имя Гелена вам назвал Шлаг?
– Нет.
– У вас есть какие-либо причины считать Гелена близким человеком Шелленберга?
– Нет... Допуск.
– Хитрите?
– Открыт как дитя.
Мюллер вдруг испугался; страх был неожиданным, ибо – в который уже раз! – он ловил себя на том, что Штирлиц словно бы читает его мысли, таинственным образом осведомлен о его поступках и наперед знает то, что он тайно от всех задумал. Раньше, до того еще как он получил данные о связях Штирлица с секретной службой, скорее всего русской, которые ныне позволяли расстрелять его здесь, в кабинете, такого рода угадывание занимало группенфюрера, но теперь он ощутил ужас оттого, что – впервые в жизни – осознал свою малость и трагическую безнадежность положения, в котором оказался из-за проклятого австрийского психа.
«А если сейчас спросить о его контактах с русскими в лоб? – подумал Мюллер. – Он дрогнет. Я увижу воочию его страх, и мне не будет так ужасно, как стало только что. Нет, – сказал он себе, – ты не имеешь на это права. Штирлиц – твоя козырная карта, и ты разыграешь ее так, чтобы побить ею любого туза. Но игра предстоит кровавая, и, если он поймет меня, почувствует, что я знаю что-то, но молчу, будет невосполнимый проигрыш».
– Ну хорошо, это любопытно – с Геленом, спасибо, Штирлиц. Вы оговорили связь с пастором?
– Да.
– Двустороннюю?
– Да.
– Отдадите мне его адрес?
– Конечно.
– Теперь вот что... Пограничная стража сообщила, что вы пересекали границу не один, но с дамой. Это верно?
– Нет. Неверно. Я перевез через границу не только фрау Кирштайн, но и двух ее детей.
– Кто она?
– Беженка. Ее муж работал у нас на заводах Круппа, специалист по часовой технике, швейцарец... Погиб... Она стояла на дороге, только что кончился налет варваров...
– Каков возраст детей?
– Грудные... Я, увы, плохо разбираюсь в их возрасте... Они очень пищали...
– Где она вышла в Швейцарии?
– В Берне.
– Возле отеля?
– Да.
– Название?
– «Золотая корона»...
Мюллер пожал плечами:
– Почему республиканская Швейцария так любит королевские названия, связанные с атрибутами тиранической власти?
– Я думаю, у нас вскорости названия всех отелей станут, наоборот, избыточно республиканскими... Каждый с обостренным интересом относится к тому, чего лишен сам.
– Хм, вероятно. В Берлине наверняка появятся отели «Русский двор», «Калинка» и «Самовар»...
– А в Мюнхене «Уолдорф Астория» и «Пансильвания», – добавил Штирлиц.
Мюллер кивнул, потянулся устало, спросил:
– А кого вы искали в пансионате «Вирджиния»?
– Вы следили за мной в Швейцарии?
– Я прикрывал вас.
– В таком случае отвечаю: в «Вирджинии» я искал профессора, который контактировал с пастором.
– Почему пастор сам не пошел в «Вирджинию»?
– Потому что я инструктировал его о мерах безопасности. Профессор... я запамятовал его имя... не пришел к пастору на встречу... Весьма информированный человек, представлял какую-то группу в рейхе, глубоко законспирированную... Отчего-то покончил с собой...
Мюллер достал из кармана френча – ленивым, медленным жестом – маленький листочек, положил на стол перед Штирлицем:
– Именно он притащил на нашу конспиративную квартиру эту шифровку. Помните, я показывал ее вам, когда мне пришлось посадить вас в камеру? Любопытно, не правда ли? Шифр точно такой же, как у радистки, очаровательной молодой мамы...
«Если он заставит меня писать левой рукой, будет плохо, – подумал Штирлиц, разглядывая свою шифровку. – Надо заранее подготовить себя к этому. Провал? Случай? Или он ведет игру? Но Борман вряд ли стал бы говорить со мной так, как говорил, сообщи ему Мюллер о своих подозрениях».
– Вы подозреваете меня, группенфюрер?
– В определенной мере.
– И какова эта мера?
– Я подозреваю вас в том, что вы начали свою игру. Эдакая, знаете ли, «минивольфиада»... А почему бы и нет? По-человечески я могу вас понять – в нашем государстве «национальной общности» каждый сейчас думает только о себе.
– А если я действительно веду такую игру? – медленно спросил Штирлиц. – Если я скажу вам, что я играю свою партию, не очень-то полагаясь даже на вас, хотя ваш план уйти в тот миг, когда здесь будет грохотать канонада союзников, представляется мне оптимальным. Ведь вы до сих пор не сказали мне: с кем мы станем уходить? Куда именно? Каким образом? Вы хотите быть хозяином предприятия, но я в ваше предприятие вкладываю не деньги, а жизнь. Поэтому я так трепетно и аккуратно вел себя с пастором.
– И так лихо упрятали куда-то его сестру с ублюдками, что бедный Айсман чуть не повесился? Где она?
– В Швеции.
– Не лгите.
– Тогда не спрашивайте.
– Но если я найду ее, пастор примет меня в вашу компанию?
– Он примет вас в компанию, если вы санкционируете мою с ним работу. Продолжение работы, так точнее.
– В чем она будет заключаться?
– В том, чтобы он, Шлаг, сделался фигурой, представляющей реальные силы в рейхе. Он, а не Шелленберг.
– Вы полагаете, что Даллес решится менять шило на мыло? Думаете, мое имя для него более заманчиво, чем имя Вольфа? Меня никто не вводил в комбинацию, как Вольфа, – ни Гиммлер, ни генеральный штаб, ни дипломаты... Я – фигура устрашения, дураку ясно.
– Но вы в силах организовать такие материалы на людей в штабе армии, что выломаете им руки и понудите их согласиться войти в наше дело... А с ними Даллес сядет за стол, невзирая на досадную неудачу с Вольфом.
– Когда у вас назначена встреча с Шелленбергом?
– Вы уже знаете...
– Его аппарат нами пока что не прослушивается.
– В девятнадцать тридцать.
– Найдите возможность задать ему вопрос: «От кого Сталин мог узнать о переговорах в Берне?»
– А у вас есть такого рода данные?
– Штирлиц, я попросил вас задать Шелленбергу вопрос и выслушать его ответ. Это все...
– Вы убеждены, что я выйду живым из его кабинета?
– Убежден. Я не убежден в том, что вы проснетесь завтра утром в вашем Бабельсберге, вот в чем я по-настоящему не убежден. Именно поэтому я прикрепляю к вам моего шофера... Да, да, шофера, у вас болит кисть правой руки, вам трудно водить машину, скажете об этом Шелленбергу... – Мюллер нажал на одну из кнопок в панели, в дверях тут же появился Шольц. – Где Ганс?
– Ждет.
– Пожалуйста, пригласите его.
Вошел шофер.
– Ганс, с сегодняшнего дня ты станешь нянькой у этого человека, – сказал Мюллер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Мюллер выключил запись, приблизился к Штирлицу, спросил:
– Имя Гелена вам назвал Шлаг?
– Нет.
– У вас есть какие-либо причины считать Гелена близким человеком Шелленберга?
– Нет... Допуск.
– Хитрите?
– Открыт как дитя.
Мюллер вдруг испугался; страх был неожиданным, ибо – в который уже раз! – он ловил себя на том, что Штирлиц словно бы читает его мысли, таинственным образом осведомлен о его поступках и наперед знает то, что он тайно от всех задумал. Раньше, до того еще как он получил данные о связях Штирлица с секретной службой, скорее всего русской, которые ныне позволяли расстрелять его здесь, в кабинете, такого рода угадывание занимало группенфюрера, но теперь он ощутил ужас оттого, что – впервые в жизни – осознал свою малость и трагическую безнадежность положения, в котором оказался из-за проклятого австрийского психа.
«А если сейчас спросить о его контактах с русскими в лоб? – подумал Мюллер. – Он дрогнет. Я увижу воочию его страх, и мне не будет так ужасно, как стало только что. Нет, – сказал он себе, – ты не имеешь на это права. Штирлиц – твоя козырная карта, и ты разыграешь ее так, чтобы побить ею любого туза. Но игра предстоит кровавая, и, если он поймет меня, почувствует, что я знаю что-то, но молчу, будет невосполнимый проигрыш».
– Ну хорошо, это любопытно – с Геленом, спасибо, Штирлиц. Вы оговорили связь с пастором?
– Да.
– Двустороннюю?
– Да.
– Отдадите мне его адрес?
– Конечно.
– Теперь вот что... Пограничная стража сообщила, что вы пересекали границу не один, но с дамой. Это верно?
– Нет. Неверно. Я перевез через границу не только фрау Кирштайн, но и двух ее детей.
– Кто она?
– Беженка. Ее муж работал у нас на заводах Круппа, специалист по часовой технике, швейцарец... Погиб... Она стояла на дороге, только что кончился налет варваров...
– Каков возраст детей?
– Грудные... Я, увы, плохо разбираюсь в их возрасте... Они очень пищали...
– Где она вышла в Швейцарии?
– В Берне.
– Возле отеля?
– Да.
– Название?
– «Золотая корона»...
Мюллер пожал плечами:
– Почему республиканская Швейцария так любит королевские названия, связанные с атрибутами тиранической власти?
– Я думаю, у нас вскорости названия всех отелей станут, наоборот, избыточно республиканскими... Каждый с обостренным интересом относится к тому, чего лишен сам.
– Хм, вероятно. В Берлине наверняка появятся отели «Русский двор», «Калинка» и «Самовар»...
– А в Мюнхене «Уолдорф Астория» и «Пансильвания», – добавил Штирлиц.
Мюллер кивнул, потянулся устало, спросил:
– А кого вы искали в пансионате «Вирджиния»?
– Вы следили за мной в Швейцарии?
– Я прикрывал вас.
– В таком случае отвечаю: в «Вирджинии» я искал профессора, который контактировал с пастором.
– Почему пастор сам не пошел в «Вирджинию»?
– Потому что я инструктировал его о мерах безопасности. Профессор... я запамятовал его имя... не пришел к пастору на встречу... Весьма информированный человек, представлял какую-то группу в рейхе, глубоко законспирированную... Отчего-то покончил с собой...
Мюллер достал из кармана френча – ленивым, медленным жестом – маленький листочек, положил на стол перед Штирлицем:
– Именно он притащил на нашу конспиративную квартиру эту шифровку. Помните, я показывал ее вам, когда мне пришлось посадить вас в камеру? Любопытно, не правда ли? Шифр точно такой же, как у радистки, очаровательной молодой мамы...
«Если он заставит меня писать левой рукой, будет плохо, – подумал Штирлиц, разглядывая свою шифровку. – Надо заранее подготовить себя к этому. Провал? Случай? Или он ведет игру? Но Борман вряд ли стал бы говорить со мной так, как говорил, сообщи ему Мюллер о своих подозрениях».
– Вы подозреваете меня, группенфюрер?
– В определенной мере.
– И какова эта мера?
– Я подозреваю вас в том, что вы начали свою игру. Эдакая, знаете ли, «минивольфиада»... А почему бы и нет? По-человечески я могу вас понять – в нашем государстве «национальной общности» каждый сейчас думает только о себе.
– А если я действительно веду такую игру? – медленно спросил Штирлиц. – Если я скажу вам, что я играю свою партию, не очень-то полагаясь даже на вас, хотя ваш план уйти в тот миг, когда здесь будет грохотать канонада союзников, представляется мне оптимальным. Ведь вы до сих пор не сказали мне: с кем мы станем уходить? Куда именно? Каким образом? Вы хотите быть хозяином предприятия, но я в ваше предприятие вкладываю не деньги, а жизнь. Поэтому я так трепетно и аккуратно вел себя с пастором.
– И так лихо упрятали куда-то его сестру с ублюдками, что бедный Айсман чуть не повесился? Где она?
– В Швеции.
– Не лгите.
– Тогда не спрашивайте.
– Но если я найду ее, пастор примет меня в вашу компанию?
– Он примет вас в компанию, если вы санкционируете мою с ним работу. Продолжение работы, так точнее.
– В чем она будет заключаться?
– В том, чтобы он, Шлаг, сделался фигурой, представляющей реальные силы в рейхе. Он, а не Шелленберг.
– Вы полагаете, что Даллес решится менять шило на мыло? Думаете, мое имя для него более заманчиво, чем имя Вольфа? Меня никто не вводил в комбинацию, как Вольфа, – ни Гиммлер, ни генеральный штаб, ни дипломаты... Я – фигура устрашения, дураку ясно.
– Но вы в силах организовать такие материалы на людей в штабе армии, что выломаете им руки и понудите их согласиться войти в наше дело... А с ними Даллес сядет за стол, невзирая на досадную неудачу с Вольфом.
– Когда у вас назначена встреча с Шелленбергом?
– Вы уже знаете...
– Его аппарат нами пока что не прослушивается.
– В девятнадцать тридцать.
– Найдите возможность задать ему вопрос: «От кого Сталин мог узнать о переговорах в Берне?»
– А у вас есть такого рода данные?
– Штирлиц, я попросил вас задать Шелленбергу вопрос и выслушать его ответ. Это все...
– Вы убеждены, что я выйду живым из его кабинета?
– Убежден. Я не убежден в том, что вы проснетесь завтра утром в вашем Бабельсберге, вот в чем я по-настоящему не убежден. Именно поэтому я прикрепляю к вам моего шофера... Да, да, шофера, у вас болит кисть правой руки, вам трудно водить машину, скажете об этом Шелленбергу... – Мюллер нажал на одну из кнопок в панели, в дверях тут же появился Шольц. – Где Ганс?
– Ждет.
– Пожалуйста, пригласите его.
Вошел шофер.
– Ганс, с сегодняшнего дня ты станешь нянькой у этого человека, – сказал Мюллер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113