– Не знаю, штандартенфюрер. Я тогда был на фронте.
– На каком?
– Под Минском.
– В войсках СС?
Хётлю были неприятны быстрые вопросы Штирлица, он поэтому ответил:
– Вы же знакомы с личными делами всех тех, кто работает здесь, у обергруппенфюрера... Значит, вам должно быть хорошо известно, что я служил рядовым в войсках вермахта...
– В вашем личном деле сказано, что вы были разжалованы Гейдрихом. А после его трагической гибели вам вернули звание, наградили и перевели на работу в отдел Эйхмана. За что вас наказал покойный Гейдрих?
– Я позволил себе говорить то, что не имел права говорить.
– А именно?
– Я был пьян... В компании, где находился друг покойного Гейдриха – я, понятно, об этом не знал, – я позволил себе усомниться в том, надо ли уничтожать славян. Я пошутил, – словно бы испугавшись чего-то, быстро добавил Хётль. – Я, видимо, неумело пошутил, сказав, что часть славян стоило бы держать в гетто, чтобы потом, когда Россия откатится за Урал, было на кого выменять Эренбурга... А Гейдрих был очень щепетилен в славянском и еврейском вопросах.
– И за это вас разжаловали?
– В основном да.
– А не «в основном»?
– Я еще сказал, что мы одолеем русских, если вовремя заключим мир на Западе.
– Когда вы примкнули к нашему движению?
– В тридцать девятом.
– А к СС?
– Дело в том, что я родился в Линце, в одном доме с обергруппенфюрером Кальтенбруннером... Он знал мою семью, отец помогал ему в трудные времена... Поэтому Кальтенбруннер рекомендовал меня в СС лично, в сороковом...
– Что еще вы знаете о Доксе?
– Я сказал все, что мог, штандартенфюрер.
– Хорошо, я поставлю вопрос иначе: вы бы пошли с ним на выполнение задания? В тыл врага?
– Пошел бы.
– Спасибо, Хётль. Дальше...
– Штурмбанфюрер Шванебах... Мне трудно говорить о нем... Он храбрый офицер и безусловно честный человек, но наши отношения не сложились...
– Вы бы пошли с ним на задание?
– Только получив приказ.
– Дальше...
– Оберштурмбанфюрер Растерфельд... С ним я готов идти на любое дело.
– С каких пор вы его знаете?
– С сорок первого года.
– А вам известно, что именно Растерфельд готовил для Гейдриха материалы на ваше разжалование?
Хётль остановился:
– Этого не может быть...
– Я покажу вам документы... Пойдемте, пойдемте, держите ритм... И последний вопрос: он знает, что вы спите с его женой? Может, у вас любовь втроем и все такое прочее? Или все значительно серьезней?
Хётль снова остановился; Штирлиц полез за сигаретами, закурил, неторопливо бросил спичку в снег, вздохнул:
– Вот так-то, Хётль. Вы, конечно же, относитесь к числу неприкасаемых, поскольку с Востока вас вернул обергруппенфюрер Кальтенбруннер, но система проверки РСХА работает вне зависимости от того, кто тебя опекает наверху... Веселитесь, как хотите, но не попадайтесь! А вы попались! Ах, черт! – воскликнул вдруг Штирлиц и как-то странно упал на левый бок. Поднявшись, незаметно достал из внутреннего кармана плоский диктофон, вытащил кассету, порвал пленку, поставил кассету на место, сунул диктофон в карман и тихо сказал: – Вы поняли, что я упал поскользнувшись? Поэтому, вернувшись, вы спросите при моих коллегах, не сильно ли я ушибся... Мои коллеги не спят, кто-нибудь из них идет следом за нами, но в отдалении, поэтому вы сейчас напишете мне лично обязательство работать на гауляйтера Айгрубера и на НСДАП, ясно?
Штирлиц достал блокнот, протянул Хётлю:
– Быстро, Хётль, быстро, это в ваших же интересах.
– Что писать? – спросил тот; Штирлицу показалось, что у Хётля начался аллергический приступ. Даже в темноте стало видно, как он побледнел. Штирлиц понял это по тому, как под глазами у штурмбанфюрера внезапно залегли черные тени.
– Да что в голову взбредет, – ответил Штирлиц. – Обязуюсь работать на гауляйтера Верхней Австрии... В случае измены... И так далее...
– Я не могу писать на ходу...
– И не надо. Я подожду.
Хётль написал текст, протянул блокнот Штирлицу; тот смотреть не стал, перевернул страничку, спросил:
– Зрение хорошее?
– Да.
– Посмотрите сюда.
Хётль нагнулся и сразу же отпрянул: в блокноте Штирлица была записана последняя радиограмма, отправленная из Альт Аусзее неустановленным оператором на Запад.
– Хётль, – сказал Штирлиц, – передайте вашим шифром... Тихо, тихо, не суетитесь... Я не собираюсь вас губить, я заинтересован в вас так же, как и Кальтенбруннер... Передайте вашим шифром мои цифры... А если вздумаете отказаться, я не поставлю за вас и пфеннига...
«Это моя последняя попытка, – думал Штирлиц, – хоть это один шанс из ста, но все-таки это шанс».
В шифровке он сообщал Центру, где находится, что зажат тремя гестаповцами, и впервые открыто признался, что силы его на исходе. Если Центр сочтет возможным организовать его побег на Родину, налет на виллу Кальтенбруннера в Альт Аусзее вполне возможен. Виллу охраняют двенадцать человек, но по крайней мере семерых он, Штирлиц, рискнет взять на себя, если только получит ответ, который ему передаст Хётль.
...Через час Даллес получил странную радиограмму из Альт Аусзее, от агента «Жозеф»; под этим именем был зашифрован Хётль, предложивший свои услуги ОСС осенью сорок четвертого года в Будапеште, работая вместе с Эйхманом по торговле евреями; провернули хороший бизнес, несколько миллионов франков, и не бумажками, а бензином и военными грузовиками; один из выпущенных взамен за это финансистов позвонил в американское посольство, передал текст, сказанный ему Хётлем. С этого и началось.
Цифры Штирлица, переданные в Берн Хётлем, расшифровке специалистами ОСС не поддались. Однако, поскольку Штирлиц был вынужден назвать адрес, куда следовало передать его шифровку, люди Даллеса немедленно навели справки и установили, что там жил человек, связанный в свое время с группой советского разведчика Шандора Радо.
...Даллес попросил прийти к нему ближайших помощников, Гюсмана и Геверница, познакомил их с новостью и спросил, добро посмеиваясь в прокуренные усы:
– Ну, что станем делать? Думайте, парни, задачка невероятно интересна... Пойдем на контакт с русской разведкой? Или воздержимся?
Даллес имел исчерпывающую информацию по поводу всего того, что сейчас происходило в Вашингтоне; он понимал, что ситуация сложилась в высшей мере сложная. Он был убежден, что на Рузвельта давят силы, стоящие за той финансовой группой, которая давно и упорно боролась за влияние на государственный департамент против тех, кто блокировался вокруг «Салливэна и Кромвэлла» – адвокатской фирмы Даллесов, сориентированной на самую правую концепцию Уолл-стрита.
Он понимал, что схватка за сферы влияния в Германии, да и в Европе вообще, вступила в последнюю, решающую фазу: компаньоны ему не простят, потеряй он свой пост; все те нити, связывавшие его с германской промышленностью, которые он так трепетно налаживал и берег все эти годы, просто-таки не имеют права перейти в другие руки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113