– Да.
– Время, затраченное вами на дорогу, – пятнадцать минут, если не ошибаюсь?
– Верно.
– Значит, двенадцать двадцать плюс пятнадцать плюс еще десять – это я беру время на то, как вы спускались в гараж, отпирали ворота, заводили машину. Итого двенадцать сорок пять. Следовательно, Дорнброк провел у вас один час пять минут. Судя по вашим показаниям, разговор ваш смог занять десять – двадцать минут от силы. Значит, либо вы забыли какие-то аспекты вашей беседы, либо вы не все рассказываете мне, господин Люс.
– Если хотите, я постараюсь еще раз припомнить все, как было, а вы включите хронометр, господин прокурор.
– Зачем нам хронометр? Работает диктофон, он метрует показания автоматически.
– Ах вот как... Хорошо. Берем двенадцать двадцать. Ну, двенадцать тридцать – такой допуск на изменение точности возможен?
– Бесспорно.
– «Привет, Люс». – «Здравствуй, милый». – «Я не поздно?» – «Неважно. Я один. Нора с детьми уехала в Венецию, на Киприани». – «Она начала стрелять уток?» – «Нет, она продолжает медленно убивать меня». – «У тебя есть что-нибудь выпить?» – «Поищи наверху, в библиотеке, там что-то могло остаться». – «Спасибо. Иди брейся, я не буду тебе мешать». Я кончил бриться, принял холодный душ, переоделся и вышел к нему. Он уже выпил бутылку, почти всю бутылку.
– Вы говорили, что у вас осталось полбутылки.
– Когда я стоял под душем, он зашел в ванну и показал мне полбутылки и здесь же начал пить ее из горлышка, а потом попросил меня подвинуться и сунул голову под холодный душ и стоял так с минуту. А потом ушел в комнату. А когда я вышел, бутылка была пустой. «Слушай, Люс, хочешь сделать гениальный фильм?» – «Конечно, хочу». – «Я могу тебе предложить сюжет. Это будет бомба. Настоящая бомба для председателя». – «Какого председателя?» – «Их несколько – председателей в этом деле, – ответил он и выругался. – Мой папа председатель, и великий кормчий председатель, и Амброс из БАСФ тоже председатель». – «Ганс, мне надоело драться. Когда ты чувствуешь себя солдатом, нужным в драке, это одно дело, а когда ты навязываешь себя, а от тебя открещиваются и ждут развлекательных штучек с эротикой или немецким Мегрэ – тогда делается очень скучно». – «А я вот и предлагаю тебе повеселиться. Каждый человек должен хоть раз от души повеселиться в этой жизни». – «В чем будет выражаться это веселье?» – «Оно уже кое в чем выразилось. Я выпишу тебе чек и дам материалы, которые потрясут мир». – «Старина, – ответил я ему, – мир уже ничем нельзя потрясти. Лет через пятнадцать неминуемо крушение планеты: ты заметил, как изменился климат? Ты знаешь, что количество смертельного углекислого газа в атмосфере уже сейчас перевалило допустимую норму? Ты знаешь, что достаточно миру „потеплеть“ на три градуса – всего лишь! – и начнется новый потоп? А кто об этом думает?» – «Хорошо, об этом будет твоя следующая вещь. Вот чек на сто тысяч. Я предоставляю все материалы. Я редко прошу, Люс, но если я прошу, то, значит, я знаю, почему я прошу». – «Порви чек. Не надо. Я не люблю пьяных разговоров. Давай вернемся к этому делу утром». – «Ты торопишься?» – «Да, меня ждет Эжени». – «Ты позволишь мне посидеть у тебя? Я жду звонка. Сейчас мне должен позвонить один парень, я дал ему телефон, твой телефон. Так мне было удобней». – «Я же сказал: Нора с детьми в Италии, можешь оставаться здесь хоть всю неделю. Я из „Эврики“ – прямо на аэродром: моя группа ждет в Ганновере». – «Нет, спасибо, я дождусь звонка и уеду. Если я не дождусь звонка, тогда завтра будет много шума в здешней прессе». – «Я раньше не замечал за тобой склонностей к Яну Флемингу. Ты говоришь загадками...» – «Если бы ты сказал мне сейчас, что ты согласен на мое предложение, тогда я бы не говорил, как Флеминг... Кстати, скорее уж я говорю, как персонажи Ле Каре. А ты говоришь о трех градусах и углекислом газе. Позвони Эжени, попроси ее задержаться, я расскажу тебе фабулу – схематично хотя бы». – «Я не могу звонить к ней. Она звонит сюда, ты же знаешь». – «Ты отказываешься от шекспировского сюжета, Люс». – «Я опаздываю, милый. Поспи и не езди сам за рулем, сшибешь кого-нибудь...» Вот примерно так, – закончил Люс. – Я пытался вам проиграть всю ленту такой, как я ее помню. Положите время на паузы, смех, изучающие взгляды... Сколько получится?
– Минут тридцать, как максимум...
– Значит, нам еще не хватает сорока минут?
– Примерно так. Когда он порвал чек?
– После того, как я сказал, что опаздываю и что ему следует поспать.
– Чьего звонка он ждал?
– Не знаю.
– А если предположить?
– Не знаю, господин прокурор.
– Вы его часто видели в таком состоянии?
– В каком?
– Вы же сказали, что он был очень взволнован...
– В общем-то, таким я его никогда не видел. Он, правда, показался мне несколько странным, когда приехал после путешествия в Пекин, Гонконг и Тайвань.
– В чем выражалась эта странность?
– Не знаю. Он приехал оттуда другим. Раньше он много смеялся, был гулякой... Впрочем, его друзья говорили, что он стал гулякой после какой-то личной трагедии, раньше, говорят, он был аскетом и в университете сторонился всех пирушек. А после этой поездки он показался мне каким-то замкнутым, ушедшим в себя...
– Гомосексуализм, марихуана?
– Исключено. Он воспитан в традициях... А у него, по-моему, не было порядочных женщин, только продажные шлюхи из кабаре. Но секс его не волновал... Он был до странности чистым парнем, кстати говоря...
– Так. Хорошо. К вопросу о сорока минутах нам еще придется вернуться, господин Люс... Я вас вызову в ближайшие дни.
– Я готов, господин прокурор...
Когда Люс ушел, Берг попросил секретаря вызвать на допрос тех людей, которые так или иначе были связаны с Дорнброком-отцом с момента организации концерна. Список у него был подготовлен – восемьдесят девять фамилий.
– А на завтра, – сказал он, – закажите мне, голубушка, телефонные разговоры с Сингапуром и Гонконгом – вот по этим номерам, пожалуйста.

ТРУДНЫЕ ДНИ ДОРНБРОКА-ОТЦА
Гиммлера разбудил Шелленберг, позвонив в Науэн в клинику доктора Гебхардта через семь минут после того, как на его стол лег радиоперехват о смерти Франклина Делано Рузвельта.
Гиммлер почувствовал, как по всему телу поползли медленные мурашки.
– Срочно поднимите в сейфе. У-5-11 данные по гороскопам на апрель, – сказал он, – а я сейчас же еду к фюреру. Надеюсь, разведка Бормана и Риббентропа еще не перехватила это сообщение?
– Риббентроп мог это получить через свои связи с нейтралами... Но я постараюсь, чтобы вы были у фюрера первым...
– Да, да, – ответил Гиммлер, – хорошо...
«Ну вот и все, – подумал он и почувствовал, как на глаза его навернулись слезы. – Фюрер оказался прав, как всегда, прав... Смена правителя – это смена курса... Только этот ставленник евреев мог поддерживать Сталина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93