– Когда вы познакомились с Кочевым?
– С этим болгарином? Я его в глаза не видел!
– Вы допускаете мысль, что кто-то из ваших сотрудников мог привлечь его к съемкам?
– Надо запросить план работ того дня, господин прокурор. Я не могу сейчас сказать со всей определенностью, вели мы тогда хроникальные съемки скрытой камерой или же ассистенты организовывали открытую массовку...
– Что значит «скрытая камера»?
– Это такая камера, которую не должны видеть люди, чтобы они были естественны... многие цепенеют перед объективом или микрофоном...
– Такой метод уже практиковался в мировом кинематографе?
– Сотни раз.
– Могли бы вы определить по отснятому материалу, ваши это кадры или нет.
– Думаю, смог бы... Погодите, господин прокурор! Пусть сделают химический анализ той пленки, которую Ленц показывал на телевидении, и моей. Идиот, как я об этом не подумал раньше!
– Об этом мы подумали. Этим сейчас занимаются эксперты в фирме АЭГ. У вас нет отвода против фирмы?
– Отвод? Почему я должен давать отвод фирме?!
– Я могу считать эти слова официальным согласием на экспертизу пленки, показанной на ТВ, фирмой АЭГ?
– Да.
– Я прочитаю, какие вопросы я поставил перед экспертами, господин Люс. Меня интересует, идентична ли пленка, на которой работаете вы, с пленкой, арестованной мною на ТВ. Меня интересует, идентична ли проявка и обработка этих пленок – вашей, которую мы изъяли в вашем ателье, и той, которая арестована нами. Меня интересует, наконец, является ли пленка, арестованная на ТВ, той самой пленкой, которая была девятнадцатого заряжена в вашем киноаппарате. Вы ничего не хотите добавить?
– Нет. Вопросы абсолютно точны.
– Хорошо. Они должны ко мне сейчас позвонить, поэтому мы отвлечемся от дел Ленца и вернемся к другой трагедии... к гибели Дорнброка... Вот что меня интересует, господин Люс: у вас в доме был яд?
– У меня маленькие дети... Как же я могу держать дома яд?
– Этот ваш ответ меня не устраивает. Я хочу точного ответа. У вас в доме был яд?
– Нет.
– Вы настаиваете на этом утверждении?
– Да.
– Вы лжете. Порошок с ядом обнаружен мною и вашем доме.
– Повторяю еще раз: в моем доме никогда не было яда!
– В спальне, в ларчике, который был заперт, лежал порошок с ядом. Вот фотография ларчика... Ручная работа, семнадцатый век.
– Это ларчик жены... Это не мой ларец...
– Вы что, в разводе с женой?
– Я? Нет. Почему?
– Это я хочу спросить почему. Вы не в разводе, следовательно, имущество у вас общее. Как же вы можете говорить, что это не ваш ларчик?
– Я не говорил так... Я сказал, что... Да, простите, это может показаться подлостью... Если можно, сотрите эту часть беседы...
– Увы, это не беседа... Это допрос. Итак?
– Да, это наш... Это мой ларчик.
– Но о том, что там лежал яд, вы не знали?
– Я не знаю, как мне отвечать, чтобы не выглядеть мерзавцем, – растерянно сказал Люс.
– А вы отвечайте правду.
– Вы убеждены, что правдивые показания – это панацея от мерзости?
– Мы уклоняемся от темы беседы, господин Люс. Впрочем, если бы я считал вас настоящим врагом, то вам бы не помогла ни ложь и ни правда, – впервые за весь разговор Берг очень внимательно посмотрел на Люса, и какое-то подобие улыбки промелькнуло на его лице. – У вас очень плохие отношения с женой?
– Мы любим друг друга, но эта любовь порой хуже ненависти...
– Причина?
– Она – женщина, я – мужчина. Она любит дом и создана для дома, семьи, а я не могу без толпы, без шума, друзей, увлечений, поездок...
– Понимаю... Ваши ссоры носили драматический характер?
– Да.
– Причина? Ревность, отсутствие денег?
– Все вместе. Хотя о моих финансовых затруднениях она ничего не знала... Я старался не посвящать ее в эти дела.
– Как у вас сейчас с деньгами?
– Плохо, как всегда...
– Дорнброк погиб от такого же яда, который обнаружен в вашем доме...
– Ларчик был заперт?
– В общем-то, я должен был задать вам этот вопрос, господин Люс... Запирали вы ларчик или он обычно стоял открытым?.. Да, ларчик был заперт. Я получил данные экспертизы из морга только что, это всегда занимает много времени... Поэтому сегодня мне необходимо знать то, что вчера казалось второстепенным... Кельнер, которого я допросил, кельнер из «Эврики», отказался подтвердить под присягой, что именно вы были у него всю ночь с двух и до половины шестого... Он, знаете ли, не очень-то рассматривает хронику киноискусства в иллюстрированных журналах. Поэтому он не обязан знать вас в лицо... Вы не носите очков?
– Там я был в очках...
– В темных?
– В дымчатых.
– А ваша дама?
– Тоже. Она была в парике. Сейчас продают парики, они очень меняют внешность... И в очках...
– Вам придется назвать имя подруги. Я постараюсь сделать так, чтобы это не попало в прессу...
– Но вы понимаете, что яд в ларце у Норы... это все связано...
– Понимаю. А вы свое положение понимаете?
– Начинаю понимать.
– Кому выгодно подвести вас под удар? Под такой сильный удар?
– Не знаю.
– У вас есть конкуренты?
– Есть, но я, к сожалению, не Моцарт... Сальери искать довольно сложно.
– Враждуете с кем-нибудь? Или, быть может, вам мстит муж вашей подруги? Кстати, ее имя, фамилия и адрес...
– Ее муж ничего не знает... Мою подругу зовут Эжени Шорнбах.
– Шорнбах? Ее муж военный?
– Да.
– Чем он занимается?
– Я не знаю.
Берг хорошо знал, чем занимается в Западном Берлине генерал Шорнбах, – он был нелегальным представителем МАД.
– У Шорнбах есть дети? – спросил Берг.
– Да.
– Давно у вас эта связь?
– Нет.
На столе прокурора зазвонил телефон, и Люс вздрогнул, хотя звонок был приглушен зеленой подушкой, – видимо, Берг не любил резких звуков, он и говорил-то тихим голосом, таким тихим, что иногда Люсу приходилось подаваться вперед, чтобы услышать его.
– Прокурор Берг... Да, слушаю... Спасибо. Я пришлю нарочного, а пока вы скажете мне устно результаты экспертизы... Так... Так... Так... Ну что же, не очень густо, но уже кое-что... Посылаю вам человека. Спасибо. До свидания.
Он положил трубку, минуту сидел в задумчивости, а потом вызвал секретаршу и попросил:
– Пожалуйста, отправьте нарочного в кинолабораторию АЭГ, Фюрнбергштрассе, девять, к господину Ушицу. Пакет сразу же передадите мне.
Секретарша посмотрела на Люса с жадным любопытством и, выходя из кабинета, раза три обернулась.
– Так, – сказал Берг, – ладно... У меня язва...
– Что? – не понял Люс.
– У меня язва, – повторил Берг, – питаться надо по часам. Протертые котлеты и чай с сахарином. Не составите компанию?
– Может быть, мы продолжим завтра?
– Нет. Нам придется еще посидеть сегодня...
Они поднялись.
– Это рядом, – сказал прокурор, выключая диктофон так, чтобы это видел Люс, – за углом.
Когда они вышли из прокуратуры, Берг сказал:
– Хорошо, если бы вы сами привезли ко мне вашу подругу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93