Чувствуя, что к его глазам тоже
подступают слезы, Гильгамеш стал гладить брата по голове. Он
опять поднес к устам Энкиду чашу с настоем.
- Выпей, Энкиду. Тебе сразу станет легче.
- Убери! - порывисто отвернулся мохнатый.- Мне ничего
не нужно. Мой путь сосчитан и записан. Никакое снадобье не
пересилит волю богов.
- Брат, не отчаивайся! - стискивая зубы, говорил
Большой.- Твой мрачнолицый человек - это Намтар, я буду
сражаться с ним. То, что не удалось тебе, удастся мне! Я не
подпущу его к твоему ложу! . .
Но Энкиду не слушал его.
- Молись за меня Уту, братец. Я умираю и хочу, чтобы он
воздал тем, из-за кого меня сковала смерть.
- Уту воздаст, и я воздам! - горячо пообещал
Гильгамеш.- Только скажи, кому?
- Пусть проклятие Энлиля упадет на охотника Зумхарара! Он
первый увидел меня, он захотел привести в город. Когда я жил в
степи, бегал вместе со степным зверьем, понимал его язык,
никакого греха перед богами за мной не было. Это Зумхарар
захотел сделать меня человеком, чей удел - грех и смерть. Пусть
его ловушки останутся пустыми, Уту! Пусть он отправится в степь
вместо меня. Я хочу, чтобы он скитался там как призрак; без
пристанища, без друга, гонимый зверьми, языка которых он не
разумеет.
Взгляд Энкиду упал на Шамхат.
- Вижу! Это она, та, которая меня обманула! Теперь
смотрит с ужасом, а тогда смеялась, проклятая! Я умираю,
блудница, но чем больше моей крови утекает в Кур, тем страшнее
сила моих слов. Вспомни, как ты приманила меня и легла там, у
границы степей. Я был глупый, чистый, не знал, что каждый твой
поцелуй подобен ядовитому укусу! Пока я не ведал женщину, Намтар
не был властен надо мной. А ты раскинула ноги лишь для того,
чтобы потом пожрать! Смотри, веселись, я умираю! Инанна, которая
поедает своих мужей - вот кто ты! Да не будет покоя
блуднице, Уту! - Энкиду закатил глаза, лицо его стало
страшно.- Я вижу, как блудницу гонят отовсюду. Никто не
даст ей денег, пусть отсохнут руки того, кто в холод накинет ей
на плечи плащ! Да надругается над блудницей каждый
встречный! Нет у нее своего дома и не будет никогда; жить станет
она на перекрестках, там, где устраивают свои гульбища ночные
демоны. Отныне ты забудешь, что такое - наслаждение. Страх,
тоска, все проклятья, что рвут сейчас мое сердце, прогонят тебя
из города на верную смерть. Тебя растерзает волк, задерет
медведь, разорвет лев! . .- рот Энкиду свело судорогой.
- Дайте холодной воды! - закричал Гильгамеш. Он плеснул
ее на лицо брата, стал хлопать его по щекам. Жизнь вернулась к
Энкиду, но голос его стал совсем слабым.
- Шамхат,- жалобно позвал он. Потерявшая сознание, белая
как полотно блудница лежала на руках у лекарей.- Она не слышит
меня,- дрожащим голосом сказал мохнатый Гильгамешу.
- Не проклинай ее,- с мольбой проговорил
Большой.- Посмотри, это же не Инанна, это Шамхат, твоя жена.
Опомнись, брат, оставшись в степях, ты так и склонялся бы с
неразумной тварью, страдая от сухости и голода, вымокая под
дождями, празднуя собачьи свадьбы вместе с дикими ослами.
Подумай, за что ты ее проклинаешь, за ласку? За человеческую
пищу? За славу, которую мы с тобой приобрели? Она научила тебя
всему лучшему, что есть у черноголовых. Вспомни, она носит
твоего ребенка.
- Да, да, братец,- лихорадочно заговорил
Энкиду.- Скажите ей, чтобы она простила меня. Намтар владел
мной. Намтар и умершие сердца. Присыпанные пеплом завидуют всему
живому, это они проклинали моими устами. Намтар вожделеет смерти
и плача, но не я! Уту, услышь, я отказываюсь от проклятий.
Пусть она родит мальчика, а Гильгамеш расскажет ему обо мне.
Найди ей другого мужа, братец. Или нет! - Из последних сил
Энкиду поднял руку.- Когда она родит, сам стань ей мужем,
только тогда моя тень в доме праха будет спокойна!
Большой, обещаешь ли мне это?
- Обещаю,- прошептал Гильгамеш.
- И хорошо. Вот так.- Мохнатый уже не говорил, а
лепетал. Его губы, словно крылья бабочки, почти не колыхали
воздух.- За ней присмотрит правитель... Подарит ей золотые
серьги, кованые в Сиппаре... Блудница рада каждому подарку.
Нет, Шамхат уже не блудница. Она станет улыбаться тебе - как
улыбалась мне... Ты тоже смертен, Гильгамеш, я буду ждать тебя
и Шамхат. Я первым из крылатых, бесплотных выйду вам
навстречу...
Энкиду замер на полуслове. Зрачки его стремительно сужались,
он опять видел кого-то.
- Уходите! - рявкнул Гильгамеш.- Быстро! Унесите
Шамхат. Сделайте, чтобы она пришла в себя и передайте ей слова
Энкиду! Уходите все! Я встречусь с Ним один!
* * *
Он смотрел на темные провалы окон. Был поздний вечер, Гильгамеш
только сейчас заметил его наступление. Большой ждал Того, Кто
Войдет. Едва слышно дышащий Энкиду не закрывал глаз. Узкие, как
иглы, обжигающе черные, зрачки были направлены в потолок.
Гильгамеш знал, что брат видит Намтара, но мог только гадать,
где посол смерти, насколько он приблизился к Кулабу.
Усталость, запахи лекарств подступали к сердцу владыки Урука
сонной слабостью. Несколько раз он обнажал кинжал и прокалывал
кожу на ладонях. А потом высасывал кровь, раздражая зубами ранку
и отгоняя сон, младший брат смерти.
Дверь, закрытая на тяжелый засов, меньше волновала
Большого, чем окна. Слишком узкие для человека, демона они
задержать не могли. Гильгамеш представил, как из всех их разом
появляется нечто и между лопатками пробежала дрожь. Прогоняя ее,
владыка Урука начал размахивать топором. Описывающее круги,
полуокружия, восьмерки лезвие отбрасывало зеленоватые блики.
Разорванный широким острием воздух шипел как пальмовое масло,
пролитое на угли. Язычки пламени в светильниках трепетали,
комната наполнилась сумбурными тенями, и Большой начал сражаться
с ними, словно это были настоящие враги.
Удар, поворот, вдох - удар, поворот, вдох. Прыжок в сторону и
опять удар, поворот, вдох. Тени взмахивали призрачными крыльями,
в панике прятались по углам, но Гильгамеш доставал их и там.
"Вж-жик!" - лезвие топора проскальзывало на расстоянии
мизинца от стены, и располосованная тень растворялась в
зеленоватом блеске.
Лишь почувствовав, что спина его покрыта потом, Большой
остановился. Кровь колотилась в висках, на руках вздулись жилы,
а ноги легонько подрагивали - они сами собой норовили
продолжить воинскую пляску. Очищенные от дремоты глаза видели
все ясно и четко. "Вот теперь я готов,- бодро подумал
Гильгамеш.- Теперь тебе не уйти от поединка со мной!" Его
глаза не отрываясь смотрели на тьму за окнами.
Окна занимали всю южную стену и располагались высоко:
нижний их край находился где-то на уровне макушки Большого.
Оттуда струилась прохладная ночная темнота;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
подступают слезы, Гильгамеш стал гладить брата по голове. Он
опять поднес к устам Энкиду чашу с настоем.
- Выпей, Энкиду. Тебе сразу станет легче.
- Убери! - порывисто отвернулся мохнатый.- Мне ничего
не нужно. Мой путь сосчитан и записан. Никакое снадобье не
пересилит волю богов.
- Брат, не отчаивайся! - стискивая зубы, говорил
Большой.- Твой мрачнолицый человек - это Намтар, я буду
сражаться с ним. То, что не удалось тебе, удастся мне! Я не
подпущу его к твоему ложу! . .
Но Энкиду не слушал его.
- Молись за меня Уту, братец. Я умираю и хочу, чтобы он
воздал тем, из-за кого меня сковала смерть.
- Уту воздаст, и я воздам! - горячо пообещал
Гильгамеш.- Только скажи, кому?
- Пусть проклятие Энлиля упадет на охотника Зумхарара! Он
первый увидел меня, он захотел привести в город. Когда я жил в
степи, бегал вместе со степным зверьем, понимал его язык,
никакого греха перед богами за мной не было. Это Зумхарар
захотел сделать меня человеком, чей удел - грех и смерть. Пусть
его ловушки останутся пустыми, Уту! Пусть он отправится в степь
вместо меня. Я хочу, чтобы он скитался там как призрак; без
пристанища, без друга, гонимый зверьми, языка которых он не
разумеет.
Взгляд Энкиду упал на Шамхат.
- Вижу! Это она, та, которая меня обманула! Теперь
смотрит с ужасом, а тогда смеялась, проклятая! Я умираю,
блудница, но чем больше моей крови утекает в Кур, тем страшнее
сила моих слов. Вспомни, как ты приманила меня и легла там, у
границы степей. Я был глупый, чистый, не знал, что каждый твой
поцелуй подобен ядовитому укусу! Пока я не ведал женщину, Намтар
не был властен надо мной. А ты раскинула ноги лишь для того,
чтобы потом пожрать! Смотри, веселись, я умираю! Инанна, которая
поедает своих мужей - вот кто ты! Да не будет покоя
блуднице, Уту! - Энкиду закатил глаза, лицо его стало
страшно.- Я вижу, как блудницу гонят отовсюду. Никто не
даст ей денег, пусть отсохнут руки того, кто в холод накинет ей
на плечи плащ! Да надругается над блудницей каждый
встречный! Нет у нее своего дома и не будет никогда; жить станет
она на перекрестках, там, где устраивают свои гульбища ночные
демоны. Отныне ты забудешь, что такое - наслаждение. Страх,
тоска, все проклятья, что рвут сейчас мое сердце, прогонят тебя
из города на верную смерть. Тебя растерзает волк, задерет
медведь, разорвет лев! . .- рот Энкиду свело судорогой.
- Дайте холодной воды! - закричал Гильгамеш. Он плеснул
ее на лицо брата, стал хлопать его по щекам. Жизнь вернулась к
Энкиду, но голос его стал совсем слабым.
- Шамхат,- жалобно позвал он. Потерявшая сознание, белая
как полотно блудница лежала на руках у лекарей.- Она не слышит
меня,- дрожащим голосом сказал мохнатый Гильгамешу.
- Не проклинай ее,- с мольбой проговорил
Большой.- Посмотри, это же не Инанна, это Шамхат, твоя жена.
Опомнись, брат, оставшись в степях, ты так и склонялся бы с
неразумной тварью, страдая от сухости и голода, вымокая под
дождями, празднуя собачьи свадьбы вместе с дикими ослами.
Подумай, за что ты ее проклинаешь, за ласку? За человеческую
пищу? За славу, которую мы с тобой приобрели? Она научила тебя
всему лучшему, что есть у черноголовых. Вспомни, она носит
твоего ребенка.
- Да, да, братец,- лихорадочно заговорил
Энкиду.- Скажите ей, чтобы она простила меня. Намтар владел
мной. Намтар и умершие сердца. Присыпанные пеплом завидуют всему
живому, это они проклинали моими устами. Намтар вожделеет смерти
и плача, но не я! Уту, услышь, я отказываюсь от проклятий.
Пусть она родит мальчика, а Гильгамеш расскажет ему обо мне.
Найди ей другого мужа, братец. Или нет! - Из последних сил
Энкиду поднял руку.- Когда она родит, сам стань ей мужем,
только тогда моя тень в доме праха будет спокойна!
Большой, обещаешь ли мне это?
- Обещаю,- прошептал Гильгамеш.
- И хорошо. Вот так.- Мохнатый уже не говорил, а
лепетал. Его губы, словно крылья бабочки, почти не колыхали
воздух.- За ней присмотрит правитель... Подарит ей золотые
серьги, кованые в Сиппаре... Блудница рада каждому подарку.
Нет, Шамхат уже не блудница. Она станет улыбаться тебе - как
улыбалась мне... Ты тоже смертен, Гильгамеш, я буду ждать тебя
и Шамхат. Я первым из крылатых, бесплотных выйду вам
навстречу...
Энкиду замер на полуслове. Зрачки его стремительно сужались,
он опять видел кого-то.
- Уходите! - рявкнул Гильгамеш.- Быстро! Унесите
Шамхат. Сделайте, чтобы она пришла в себя и передайте ей слова
Энкиду! Уходите все! Я встречусь с Ним один!
* * *
Он смотрел на темные провалы окон. Был поздний вечер, Гильгамеш
только сейчас заметил его наступление. Большой ждал Того, Кто
Войдет. Едва слышно дышащий Энкиду не закрывал глаз. Узкие, как
иглы, обжигающе черные, зрачки были направлены в потолок.
Гильгамеш знал, что брат видит Намтара, но мог только гадать,
где посол смерти, насколько он приблизился к Кулабу.
Усталость, запахи лекарств подступали к сердцу владыки Урука
сонной слабостью. Несколько раз он обнажал кинжал и прокалывал
кожу на ладонях. А потом высасывал кровь, раздражая зубами ранку
и отгоняя сон, младший брат смерти.
Дверь, закрытая на тяжелый засов, меньше волновала
Большого, чем окна. Слишком узкие для человека, демона они
задержать не могли. Гильгамеш представил, как из всех их разом
появляется нечто и между лопатками пробежала дрожь. Прогоняя ее,
владыка Урука начал размахивать топором. Описывающее круги,
полуокружия, восьмерки лезвие отбрасывало зеленоватые блики.
Разорванный широким острием воздух шипел как пальмовое масло,
пролитое на угли. Язычки пламени в светильниках трепетали,
комната наполнилась сумбурными тенями, и Большой начал сражаться
с ними, словно это были настоящие враги.
Удар, поворот, вдох - удар, поворот, вдох. Прыжок в сторону и
опять удар, поворот, вдох. Тени взмахивали призрачными крыльями,
в панике прятались по углам, но Гильгамеш доставал их и там.
"Вж-жик!" - лезвие топора проскальзывало на расстоянии
мизинца от стены, и располосованная тень растворялась в
зеленоватом блеске.
Лишь почувствовав, что спина его покрыта потом, Большой
остановился. Кровь колотилась в висках, на руках вздулись жилы,
а ноги легонько подрагивали - они сами собой норовили
продолжить воинскую пляску. Очищенные от дремоты глаза видели
все ясно и четко. "Вот теперь я готов,- бодро подумал
Гильгамеш.- Теперь тебе не уйти от поединка со мной!" Его
глаза не отрываясь смотрели на тьму за окнами.
Окна занимали всю южную стену и располагались высоко:
нижний их край находился где-то на уровне макушки Большого.
Оттуда струилась прохладная ночная темнота;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51