— Вот это самое он и пел,— утверждает Чирина попадья.— Никаких других заслуг тут нет! Просто распевал перед его преосвященством разные песенки, эти, знаете, «про кудряшки», а его преосвященству они пришлись по вкусу, вот он, вернувшись в резиденцию, и послал ему красный пояс. Вместо того чтобы по носу получить, что уж не однажды им заслужено, он еще и награжден!.. Лишь бы что-нибудь урвать у его преосвященства! — говорит сердито Чирина попадья и утирает уголки рта.
Рассказывала она об этом довольно часто и с досадой добавляла, что отцу Спире вообще удивительно везет,— всегда неведомо как из любой беды выкарабкается. Она разумела при этом тот случай, когда, объезжая епархию, его преосвященство прибыл в село и не застал попа Спиру в церкви в час богослужения.
А было это так.
Однажды владыка нагрянул в село внезапно и как раз в воскресенье. Отправился он прямо в церковь к заутрене, а попа еще нет, хотя уже звонили. Владыка вошел в алтарь и начал службу. Пономарь Аркадий спустился с колокольни, заглянул в алтарь и просто обомлел, бедняга, удивленный ничуть не меньше, чем когда ему явился во сне святой Николай и повелел передать греку Яну приказание купить для церкви третий полиелей и увеличить пономарю жалованье. Немало повидал Аркадий всяческих чудес на своем веку: и с покойниками разговаривал, и с ведьмами — местными и из окрестных сел — знался, и между угодниками божьими и грешными людьми посредничал, но подобного чуда удостоиться довелось ему впервые! Однако он сразу опомнился и попросил старого кузнеца Орестия заменить его на клиросе, пока он на краткий миг отлучится. Орестий, тот самый, который превосходно пел и во время пения то хмурил, то вскидывал брови чуть не до самого темени, охотно согласился, Аркадий же во весь опор помчался к стоявшему неподалеку дому попа Спиры и заорал еще у ворот:
— Скорее, батюшка, несчастье!.. Беда, большая беда!
— Не может быть! Какая беда? — И отец Спира выскочил во двор.— Что? Что? Уж не язык ли у колокола оборвался и убил несчастных деток?
— Нет! — кричит запыхавшийся Аркадий.— Хуже! Прибыли его преосвященство владыка... Вошли в алтарь и приступили к богослужению, сами служат заутреню.
— Вла-вла-дыка! Вот те и на! — простонал отец Спй-ра и замер, вытаращив глаза. Если бы бритый патер Иннокентий из Темишвара отпустил бороду и усы и, надев камилавку по чину ордена святого Василия, явился к нему и попросил окрестить и принять его в нашу православную веру, отец Спира не был бы поражен столь сильно. Гром, настоящий, неподдельный гром с ясного неба!
— Скорее, отче, скорее! — торопит Аркадий Повыбегает за ворота, а отец Спира за ним.
Оба несутся прямо к храму.
— Эх, будь ты неладен, зачем звонил? — хрипит отец Спира, на бегу придерживая обеими руками мешающий ему живот.— Оле, горемычный ты, Спира, что теперь будет? Лишишься ты усов и бороды, будто никогда их и не бывало, оболванят тебя как миленького.
— Может, бог даст, обойдется! — утешает его Аркадий.
— Э, тебе-то легко, ты от него не зависишь. А вот мне что делать? Скажи, ради бога, что делать?! Ты сейчас умнее меня!
— Не знаю! Ничего не знаю! Даже собственное имя забыл со страху, отче. Может, по дороге что в голову придет,— откликается Аркадий, перегоняя попа.
— Но как же быть-то, брат Аркадий? Выручай, коли в бога веруешь,— задыхаясь, молит отец Спира, когда они примчались на церковный двор.
— Надумал я, батюшка, не знаю только ладно ли будет,— говорит Аркадий.— Взять да и сказать ему, что пономарь, мол, по болезни опоздал,— я-то ведь от его высокопреосвященства не завишу и дела мне до него меньше, чем, простите, овчинному тулупу до ветра,— а вы, не застав меня в церкви, поднялись на колокольню и звонили к заутрене.
— О, сам господь тебя вразумил! — облегченно вздохнул отец Спира.— Отлично, так и скажем.
Так они и сделали.
И отец Спира наилучшим образом выскользнул из сжимавших его тисков, а ведь был уж совсем ни жив ни мертв. Шутка ли, сам неумолимый владыка!
Владыка выслушал попа и не только поверил, а еще и похвалил за смирение и усердие перед алтарем и на колокольне, назвал его даже «столпом православия». И потом при всяком удобном случае хвалил доброго пастыря, священника Спиру, а вещественным доказательством его милости и расположения явился красный пояс, вызывавший такое негодование Чириной попадьи.
— За что? Да всег,о только за это! — заявляла попадья, едва речь заходила о поясе.— Ни за что больше, моя милая! Он заслужил его так же, как и я! — заканчивала шепотом Чирина попадья.
Впрочем, из подобных речей матушки попадьи вовсе не следовало делать вывод, что они, упаси бог, друг друга ненавидели. Жили они очень дружно, как в конце концов и подобает поповским семьям, которые должны служить примером всему приходу.
Жили они, повторяем, очень дружно. Если у отца Спиры кололи свинью и устраивали «диснотор»1 (так сказать, поминки по свинье), он первым долгом посылал отцу Чире и кожицы, и смальца, и кровяной колбаски, а иной раз и небольшой кружок зельцу; так же точно поступал и отец Чира. А примеру своих супругов следовали и хозяйки. Все, что пекли у одной, посылалось в аь седский дом на пробу, с оговоркой, что получилось не совсем так, как хотелось, и с просьбой беспристрастно оценить и искренне сказать, как понравился им милихпрот2, торт, штрудель 3, куглоф 4 и тому подобные печения.
— Ах,— говорила в подобных случаях довольная и счастливая Чирина попадья, укладывая на тарелку штрудель из кислого теста, чтобы отослать Спириной попадье,— знаю, что лопнет от зависти матушка Сида, как только увидит, до чего хороша у меня опара! Как прекрасно керн-штрудель поднялся, какой он воздушный! Взгляни только: вздулся, точно пружина в диване! Красота да и только! Господи боже мой, готова сама отнести, лишь бы поглядеть, какую мину она скорчит! А ее штрудель в прошлое воскресенье был плоский, как лепешка, что на лунном жару какой-нибудь нищенкой испечена. Увидит, так во как подпрыгнет от злости толстая бестия,— говорит Чирина попадья и высоко поднимает руку, показывая, как подскочит Спирина попадья, впав в ярость, после чего протягивает тарелку дочери, чтобы та отнесла ее соседке.
И тотчас после обеда бежит через дорогу, желая застать Спирину семью еще за столом и насладиться эффектом, который произведет ее керн-штрудель.
— Хочу вас кой о чем попросить, голубушка моя Сида, хоть вы и рассердитесь на меня,— обычно говорила в подобных случаях матушка Перса, прекрасная Чирина половина, обращаясь к другой попадье,— все собираюсь забраться как-нибудь к вам на полдня, чтобы вы мне
1 Пирушка по случаю убоя свиньи (венг.).
2 Сдобный хлеб (искаженное нем.).
3 Рулет (нем.).
4 Род бабы, печенье (искаженное нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78