Да, Риухкранд вместе со своим отцом, видимо, слеплен из иного теста, чем он, Кянд. На отцовском хуторе в нем старались воспитать христианское послушание и почтение к сильным. В душе он восставал против подобного раболепия, но у него не хватало силы воли и мужества, чтобы восстать открыто. Он понимал горячность молодежи, сочувствовал ей и восхищался ее смелостью. Он не мог не одобрить мужества Пауля. Дух противления? Хорошо, если он есть у человека. А Риухкранд, он таков, что решается возражать, — это чего-нибудь да стоит. Пийбер, например, не решается! Самое большее, на что он отваживается, — это на сомнение. Что поделаешь, искусству сомнения профессор Кянд сам обучил Пийбера...
Профессор Кянд вдруг заметил на мостике Рут, которая глядела в воду, и очнулся от своей задумчивости. «Мучается», - подумал отец и, встав, подошел к дочери.
— Перила тут совсем расшатались, — заговорил он. — Опасно облокачиваться. Надо их починить.
— Перила? — словно проснувшись, спросила Рут. — Да. Но кто их починит?
Она знала, как беспомощен отец в практических делах.
— Я попробую...
— Тоже мастер! Лучше предоставь это мне.
— Ладно. Впрочем, и ты вряд ли сумеешь.
Профессор ступил на мостик и попробовал рукой прочность перил. Они с треском подались, и профессор чуть не свалился в воду.
— Пусть пока так и останутся, — сказал он. — Лучше будет. А то еще введут кого-нибудь в заблуждение...
Уходя, он обернулся и как бы между продам сказал:
— От трех суток карцера еще никто не умирал. Не стоит из-за этого печалиться.
— Я не из-за этого...
Отец вопросительно взглянул на дочь.
— Нет, не из-за этого! — повторила Рут. — Меня возмущает несправедливость. И эта постыдная угодливость перед немецким генералом... Просто противно!
Профессору понравилась горячность дочери, которой он раньше не замечал в ней.
— Ты права. Хорошего тут мало.
Профессорша надеялась, что, когда Риухкранд вернется с лагерного сбора, ветер переменится и увлечение дочери остынет. Она ничего не имела против того, чтобы дочь завоевывала поклонников. Летом у них часто бывал Пийбер, и, надо полагать, ради Рут. Он был магистром, готовился к соисканию докторской степени и со временем мог стать профессором. А что такое Риухкранд? Всего-навсего газетный корректор, ничтожная личность! Какие у него виды на будущее ? Рут, так та через два-три года станет врачом, а у этого человека нет даже высшего образования. Какой же это брак, если жене придется зарабатывать и на себя и на мужа? Неужели Рут так глупа, что собирается выйти за подобного человека? Правда, Риухкранд красивее и мужественнее Пийбера., но для мужчины наружность не важна. Ведь и Роберт мал ростом и худощав, но разве можно его равнять с другими, — он на голову выше всех!
После возвращения с лагерного сбора Риухкранд, к сожалению профессорши, не стал ездить к ним на дачу хоть чуть реже, а Рут не перестала временами пропадать в городе.
Как-то раз, когда профессор, сидя в саду в плетеном кресле и попыхивая трубкой, читал газету, к нему, прервав у колодца свои хлопоты, подошла жена. Вытирая руки фартуком, она сказала с досадой:
— Хотелось бы мне знать, когда я смогу отдохнуть. Рут почти не бывает дома. И что она водится с этим парнем? Неужели ей так загорелось замуж выйти?
— Разве девушка непременно должна выходить замуж, если она поддерживает с кем-то знакомство? — ответил профессор, не поднимая головы.
— Тебе, как видно, все равно, что будет с твоей дочерью и что она делает. Тебе и дела до нее нет!
— Ну-ну-ну, — возразил профессор, выпрямляясь в кресле. — Если я не желаю ограничивать свободу дочери, то, по-твоему, мне до нее нет дела. Может, не откажешься вспомнить, как мы поступали сами, когда были еще молоды... Позволяли мы кому-нибудь вмешиваться в наши дела? Так ли уж я считался с мнением родителей?
Профессор коснулся чувствительного места. В свое время родители Роберта Кянда, зажиточные хуторяне, были против женитьбы высокоученого сына на дочери швеи, не считая ее достойной партией.
— Я всегда твердила тебе, что ты сделал ошибку, когда женился на мне, — с видом страдалицы, который должен был тронуть мужа, ответила профессорша. — Но что ты скажешь, — продолжала она, — если парень только соблазнит Рут и потом бросит? Пауль ведь очень смахивает на соблазнителя, такие нравятся девушкам, и те к ним так и льнут.
— Оставь, — махнул рукой профессор, — это дело самой Рут, а не наше.
Правду сказать, он этого не думал, — да что ответишь жене, которая считает, что тебе и дела нет до дочери?
Но профессорша была уверена, что девчонка уже попалась в сети. Она так увлечена этим парнем.
— Увлечена? А я думаю, что тут скорее дружба...
— Где там дружба? Разве ты не помнишь, каким живым, веселым был раньше этот парень? Да и наша Рут тоже. А теперь оба стали такими серьезными, все о чем-то рассуждают.
— Тебя не поймешь, — ответил Роберт. — Сперва тебе он казался слишком легкомысленным, а теперь — слишком серьезным.
— Я не серьезности боюсь, а того, что парню приглянулась другая... Что Рут ему уже надоела. Бедная девочка!
Да, в отношениях Рут и Пауля что-то изменилось, это и профессор заметил. Беспечная веселость исчезла, разговаривали они теперь больше о серьезном, часто читали друг другу вслух...
— Что это за книжка в синей обложке, которую ты все читаешь и носишь с собой? - как-то спросил профессор у дочери.
— «Враги» Горького.
— Пьеса?
— Да.
— Изучаете вы ее, что ли? Думаете поставить?
— Думаем. Не знаю только, выйдет ли.
— И где же?
— В Рабочем культурно-просветительном обществе. Осенью там начнет работать драматический кружок.
Это поразило профессора своей неожиданностью.
— В Рабочем культурно-просветительном обществе, говоришь ты?
— Да. А что?
— Ничего. Но ты как будто не работница?
— А почему интеллигентка не может общаться с рабочими? — удивленно спросила Рут.
— Конечно, конечно, — пробормотал профессор и задумался.
Сомнения не было: Рут была вовлечена в опасные дела. Этот Риухкранд вовсе не донжуан, как опасается Линда. Он представляет собой нечто более опасное. Да, яблоко от яблони недалеко падает... Не следует ли предупредить Рут? Но нет, нет! Это ничему не поможет, к тому же дочь сочтет его консерватором, отсталым человеком...
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Заседание совета Торгового банка было на этот раз столь оживленным, что никому ни разу не пришлось зевнуть. Оживление это вызвано было не только массовым изъятием сбережений вкладчиками и ограничением кредита предприятиям из-за вспыхнувшей на Западе войны, но и нападками пайщиков на одного из членов правления.
Можно было бы и впредь продолжать замалчивать это дело, но оно уже попало в печать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116