Он запнулся и добавил наигранно самоуверенным тоном:
— Пока они не придут к повиновению.
Выдержав паузу, Масон торжественно провозгласил:
— Мистер Парсел, я прошу вас только помочь мне перенести в грот оружие и боеприпасы.
Мэсон замолк и впился в лицо Парсела своими серыми глазками. Так как Парсел молчал, он добавил:
— Я, конечно, мог бы попросить Ваа помочь мне. Силы у нее хватит,
— добавил он, неодобрительно оглядывая фигуру Парсела, словно сожалея о том, что помощник недостаточно крепкого сложения. — Но, по-моему, туземцы боятся приближаться к гротам: они считают, что там живут тупапау… Это тоже в какой-то мере нам на руку. Значит, нечего бояться, что они растащат оружие.
— А матросы? — спросил Парсел.
— Зачем им еще оружие, раз у каждого есть свое ружье? Впрочем, вряд ли они обнаружат грот. Они, если так можно выразиться, прилипли к поселку и ходят только за водой. Как истые моряки, они презирают сухопутные прогулки. Мы здесь уже несколько недель, мистер Парсел, а разве хоть один матрос попытался добраться до вершины горы? Только два человека побывали там: вы да я.
Помолчав, он добавил:
— Само собой разумеется, я прошу вас держать наш разговор в тайне.
— Обещаю вам, — тут же отозвался Парсел.
Наступило долгое молчание. Парсел нарушил его первым.
— К великому моему сожалению, капитан, я принужден отказать вам в услуге, о которой вы просите. Помогая переносить оружие в грот, я тем самым становлюсь пособником убийства, которое вы совершите в случае высадки.
— Убийства?! — крикнул Мэсон.
— А как же иначе? — спокойно спросил Парсел.
Мэсон поднялся, он судорожно хлопал глазами, лицо побагровело, синие жилы на лбу угрожающе вздулись.
— Полагаю, мистер Парсел, — голос его дрогнул от гнева, — что речь идет о законной самозащите.
— Я лично придерживаюсь иного мнения, — спокойно возразил Парсел.
— Не будем переливать из пустого в порожнее. Хорошо! Все мы здесь виновны в том, что подняли на корабле мятеж или были соучастниками такового. А выступая с оружием в руках против вооруженных сил короля, мы совершим еще одно преступление, именуемое восстанием. И если, на наше несчастье, мы убьем кого-нибудь из моряков, которых пошлют против нас то убийство это будет расценено как преднамеренное.
— Мистер Парсел! — крикнул Мэсон с такой яростью, что Парселу показалось, будто он его сейчас ударит. — Никогда в жизни, мистер Парсел… Я не могу позволить… Это уж чересчур… Да как вы смеете так хладнокровно?..
Язык не повиновался ему, губы тряслись, тщетно он силился довести фразу до конца, начинал новую и опять не договаривал. Потеря речи удвоила его гнев; он сжал кулаки, видимо решив отказаться от дальнейших споров, и, неподвижно глядя в угол, добавил почти беззвучно:
— Больше нам разговаривать не о чем.
— Он встал, круто повернулся, подошел к двери, открыл ее, шагнул, как заводная кукла, и исчез во мраке. Налетевший ветер хлопнул незакрытой дверью раз, другой, и только тогда Парсел сообразил, что надо заложить засов.
В раздумье он снова уселся за стол. В ярости Мэсона ему почудилось что — то граничащее с безумием.
— Эатуа! — воскликнула Ивоа. — Как он кричал! Как кричал!
Она сидела на кровати, поджав ноги и накинув на плечи одеяло.
— Он попросил меня об одной услуге, а я ему отказал. Ивоа заключила из этих слов, что ее муж не склонен пускаться в дальнейшие объяснения. Ее грызло любопытство, но хороший таитянский тон запрещает женщине задавать вопросы, особенно своему танэ.
— Маамаа, — проговорила она, покачав головой. — Скажи, Адамо, — лукаво добавила она, — почему перитани так часто бывают маамаа?
— Не знаю. — улыбнулся Парсел. — Уж не потому ли, что у них слишком много табу?
— Ой, нет, — возразила Ивоа. — Вовсе не потому. У Скелета нет никаких табу, а он самый первый маамаа из всех… И добавила: — Не будь он маамаа, он не оскорбил бы моих братьев, не исключил бы их из раздела.
Она замолчала и отвернулась с таким видом, будто и так сказала лишнее.
— Они на него сердятся?
— Да, — ответила Ивоа, не поворачивая головы. — Сердятся на вас. Очень.
Тон, каким были произнесены эти слова, встревожил Парсела, и он спросил:
— И на меня тоже? .
— И на тебя тоже.
— Но ведь это же несправедливо! — возмутился Парсел.
Он встал с табуретки, присел рядом с Ивоа на кровать и взял ее руки в свои.
— Ты же сама видела…
— Видела, — согласилась Ивоа. — Они говорят, что ты обращаешься со своими друзьями, как с врагами.
— Неправда! — воскликнул Парсел, огорченный до глубины души.
— Они говорят, что Крысенок хотел отнять у тебя жену, а ты все-таки помешал Омаате его избить. А ведь это правда, — сказала она, неожиданно взглянув в лицо Парсела, и взгляд этот потряс его.
«И она тоже на меня сердится», — подумал Парсел. Он тяжело поднялся с кровати и зашагал взад и вперед по комнате. Одни его ненавидят, другие подозревают… Вдруг он до ужаса отчетливо почувствовал свое одиночество.
— А Меани? — спросил он, останавливаясь.
Ивоа снова отвернулась и проговорила так, словно не рас — слышала вопроса:
— Они говорят, что ты помешал Уилли убить Скелета.
— Убить! — воскликнул Парсел, закрыв ладонями уши. — Вечно убивать!
Он снова зашагал по комнате. И с горечью ощутил свое бессилие; нет, никому, даже Ивоа, он не сумеет растолковать мотивы своих поступков.
— А Меани? — повторил он, снова останавливаясь перед Ивоа.
Наступило молчание. Ивоа скрестила на груди руки и насмешливо ответила:
— Радуйся, человек! Меани любит тебя по — прежнему.
Лицо Парсела просветлело, а Ивоа обиженно протянула:
— По — моему, ты любишь — Меани больше меня.
Парсел улыбнулся, снова подсел к Ивоа на кровать.
— Не будь такой, как ваине перитани…
— А какие они?
— Ревнивые.
— Вовсе я не ревнивая, — возразила Ивоа. — Вот Итиа, бегает же она за тобой, чтобы ты с ней поиграл. А разве я мешаю?.. Разве я кричу?..
Слова Ивоа ошеломили Парсела, и он не сразу нашелся что сказать. Затем спросил:
— А что говорит Меани?
— Защищает тебя. Говорит, что ты не такой, как все, и что нельзя судить тебя как остальных людей. Он говорит, что ты моа.
Взглянув исподлобья на мужа, Ивоа простодушно спросила:
— Это верно? Верно, Адамо, что ты моа?
Парсел чуть было не пожал плечами, но спохватился и снова зашагал по комнате. Святости, по таитянским представлениям, нельзя добиться путем героического самоотречения. Просто она присуща человеку. Святым бывают так же, как, к примеру, косолапым, то есть от рождения. Святость — чудесное свойство, но заслуги человека в том нет. «Что ж, пусть они верят, что я моа! — подумал Парсел. — Пусть верят, если это поможет им понять мои поступки…»
— Да, — серьезным тоном сказал он, останавливаясь перед Ивоа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146