— Ого! — проговорил Бэкер, и лицо его вспыхнуло под бронзовым загаром. — У них, выходит, женщины себе мужей выбирают?
— Да и в Англии тоже! — улыбнулся одними глазами Парсел. — Только в Англии не так открыто.
— А почему она убежала?
— Хочет, чтобы вы догнали ее.
— Вот оно что! — протянул Бэкер.
Помедлив немного, он поднялся и проговорил со смущенно улыбкой, ни на кого не глядя:
— Жарковато сегодня в прятки играть.
И побрел к рощице. Он не осмелился даже ускорить шаг… чувствуя на себе взгляды оставшихся.
— Что он сказал? — спросил Меани.
Таитянин с веселым любопытством следил за неловкими маневрами Бэкера. В который раз он убеждался, что перитани просто сумасшедшие: стыдятся самых обыкновенных вещей.
— Вот оно что… — протянула Омаата. — А я-то думала, что она выбрала Скелета.
Прозвищем Скелет таитяне наградили Маклеода.
— Когда мы были на большой пироге, — пояснила Итиа, она сначала выбрала Скелета, а теперь отказалась от него. Он ее бьет.
«Хотелось бы мне знать, — подумал Парсел, — так ли легко Маклеод согласится с тем, что Бэкер станет его преемником. Да, на острове нас ждет немало трудностей».
Меани приподнял на локтях свой мощный торс и закинул голову назад, чтобы видеть Итиа.
— А я, Итиа, — произнес он многозначительно, — я тебя бить не буду. Или совсем чуточку, — добавил он, смеясь.
Итиа упрямо затрясла головой. Она и Амурея были самые молоденькие из таитянок, а Итиа, кроме того, и самая маленькая ростом. Носик у нее был чуть вздернутый, уголки губ подняты кверху, отчего лицо ее, казалось, всегда смеется. Все любили Итию за ее живой нрав, но, на взгляд таитян, манеры у нее были плохие: ей не хватало сдержанности. Она слишком смело высказывала свои суждения о людях.
— А ты не хочешь дать мне цветок? — продолжал поддразнивать ее Меани.
— Нет, не хочу, — отрезала Итиа. — Ты его не заслужил.
И она швырнула ему на грудь камешек.
— Камень! — сказала она с милой гримаской. — Вот и все, что ты от меня получишь.
Меани снова улегся на землю, сцепив на затылке пальцы.
— И зря, — произнес он миролюбиво.
Итиа снова швырнула в него камешек. Меани вытащил руки из-под головы и прикрыл ладонями лицо, чтобы защитить глаза.
Он ничего не сказал. Только улыбнулся.
— И потом, — продолжала Итиа, — ты совсем некрасивый.
— Верно ты говоришь, Итиа, — расхохоталась Ивоа. — Мой брат ужасно некрасивый! Нет на всем острове мужчины уродливее его!
— Дело не только в уродстве, — настаивала Итиа. — Он никуда не годится как танэ.
— Ого! — протянул Меани.
Лежа во весь свой богатырский рост, красавец Меани потянулся, расправил плечи и грудь и поиграл мускулами ног.
— Все равно ты меня не соблазнишь! — сказала Итиа, высыпав из ладони на грудь Меани целую горсть камешков. — Ни за что на свете я не возьму себе такого танэ, как ты. Сегодня я, завтра Авапуи, послезавтра Омаата.
— У меня, — гулко отозвалась Омаата, — у меня уже есть Жоно.
Парсел расхохотался.
— Почему ты смеешься, Адамо?
— Смеюсь потому, что мне нравится твой голос, Омаата. И добавил по-английски: — Словно голубка зарычала.
Он хотел перевести эту фразу, но не знал, как по-таитянски «рычать». На Таити нет диких зверей.
— По-моему, — продолжала Итиа, — лучший танэ на всем острове — это Адамо. Он не очень высокий, зато волосы у него как солнце, когда оно утром проглядывает сквозь ветви пальм. А глаза! О, до чего же мне нравятся его глаза. Они светлее, чем воды лагуны в полдень! А нос у него прямой, совсем, совсем прямой! Когда он улыбнется, у него на правой щеке делается ямочка, а вид веселый, как у девушки. Но когда он не улыбается, вид у него важный, как у вождя. Я уверена, что на своем острове Адамо был самым главным вождем и что у него было множество кокосовых пальм.
Парсел не мог удержаться от смеха.
— На моем острове нет кокосовых пальм.
— Ой! — удивилась Итиа. — А как же вы тогда живете?
— Плохо. Потому-то мы и приезжаем жить на чужие острова.
— Все равно, даже без кокосовых пальм ты хороший танэ, — упорствовала Итиа, глядя на Парсела искрящимися веселыми глазами. — Ты самый хороший танэ на всем острове.
Ивоа поднялась на локте и улыбнулась Итиа доброжелательно, но с достоинством.
— Адамо, — произнесла она все с той же улыбкой и сделала правой рукой выразительный и широкий жест, так похожий на жест ее отца Оту, — Адамо — танэ Ивоа.
Эта торжественная отповедь до слез рассмешила Меани, а Омаата презрительно усмехнулась. Итиа потупила голову и, согнув локоть правой руки, прикрыла лицо, словно ребенок, который вот-вот заплачет. Ее одернули при людях, и ей стало стыдно за свои манеры.
Все молчали, жара все не спадала, и Парсел, лежа на траве и держа в своих руках руку Ивоа, чувствовал, что его клонит ко сну.
— Вот я все думаю, — вполголоса произнес он, — что сделалось с теми людьми, которые жили на этом острове?
— Возможно, на них напал мор и все они умерли, — сказала Омаата, тоже понижая голос.
— А возможно, — в тон ей отозвался Меани, — между двумя племенами началась война и люди перебили друг друга.
— Даже женщин? — спросил Парсел.
— Когда жрецы племени объявляют, что пора «потрошить курицу», женщин тоже убивают. И детей.
Парсел приподнялся на локте.
— Но ведь не все же умирают. Кто-нибудь да остается победителем.
— Нет, — возразил Меани, грустно покачав головой. — Не всегда. На острове Мана все истребили друг друга, все! Все! Перебили всех мужчин и женщин. Уцелел лишь один человек. Но он не пожелал жить на острове с мертвецами. Он сел в пирогу, ему удалось добраться до Таити, и он рассказал обо всем, что произошло у них на Мана. А потом, через две недели он тоже умер. Может быть, от горя. Мана — это такой маленький островок, не больше нашего, и теперь там никто не живет. Никто не желает туда ехать.
— А я думаю, — сказала Ивоа, вскидывая головку, — люди уехали на своих пирогах потому, что они боялись.
— Кого боялись? — спросил Парсел.
— Боялись тупапау!
Парсел улыбнулся.
— Зря ты улыбаешься, Адамо, — сказала Омаата. — Бывают тупапау до того злые, что они все время мучат людей.
— А что они делают?
— Вот, например, ты разожжешь огонь и поставишь греть воду. Стоит тебе отвернуться, тупапау выплеснут воду и затушат огонь.
Между Меани и Парселом оставалось свободное местечко, и Итиа быстро прошмыгнула туда. Затем легла на бок, сжалась комочком и, повернув к Парселу свое посеревшее от волнения личико, попросила:
— Дай мне руку.
— Зачем? — удивился Парсел
— Я боюсь.
Парсел бросил нерешительный взгляд в сторону Ивоа, но Ивоа поспешно сказала:
— Видишь, ребенок боится, дай ей руку.
Парсел повиновался. Итиа сунула свою руку в теплые пальцы Парсела и, вздохнув, прижала их к щеке.
— Адамо, — заговорила Омаата, — а на твоем острове есть тупапау?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146