– Как отдыхается?
– Вы ведь не особенно хотите услышать ответ на ваш вопрос, – свирепо зыркнула на него сквозь букет Митци, – правда? Да нет, лучше скажу по-другому. Что именно мы, с вашей точки зрения, должны сейчас чувствовать – мы, посвятившие этому банку последние тридцать пять лет своей трудовой жизни? Те, кого в полном расцвете сил отправили перебиваться на подножных кормах? Выгнали на пенсию, хотя мы еще много лет могли бы приносить пользу?
Трой Хейли пожал плечами.
– Это нелегко. Да, я, конечно, понимаю, что вы сейчас чувствуете по поводу всего происходящего, но настала пора новых игр. Все решают молодые. Технология – вот наш новый рок-н-ролл. Времена меняются. Сейчас, когда повсюду действуют телефонные информационно-справочные службы, а банковские операции можно совершать с домашнего компьютера, никто уже не хочет приходить в банк лично и общаться с менеджером лицом к лицу, э-э… ну, вы понимаете, о чем я. – Он по-приятельски похлопал Дикинсона но плечу. – Да что там, Нев, у вас теперь будет масса времени и с садом повозиться, и в гольф поиграть, а?
Нев? Нев? Митци чуть не задохнулась от возмущения. Ни разу за все те годы, что она была правой рукой мистера Дикинсона, она не назвала его Невилем – и уж тем более Невом. Даже совсем молодыми, когда она поступила в банк кассиром-стажером, а мистер Дикинсон стал старшим служащим, они всегда называли друг друга мистер Дикинсон и миссис Блессинг. Как только этот нахальный, самодовольный сопляк может позволять себе такую фамильярность!
– Меня совершенно не интересует ни садоводство, ни гольф, – холодно проговорил мистер Дикинсон. – Возможно, у меня теперь окажется чуть побольше времени, чтобы разгадывать кроссворды в «Таймс», но даже это, как мне кажется, не особенно компенсирует мой вынужденный уход на пенсию.
Трой Хейли усмехнулся.
– Попробуйте увидеть в этом и хорошую сторону, Нев. В конце концов, пока здесь все пашут, вы получите свою пенсию и единовременную выплату – и мир, так сказать, у ваших ног. Сам я с радостью ожидаю того дня, когда выйду на пенсию. Надеюсь разобраться с делами до сорока. Совершенно не хочу сидеть за рабочим столом до… э-э…
– Мне пятьдесят пять, а мистер Дикинсон не намного меня старше, – уточнила Митци зловеще спокойным голосом. – Нам, вероятно, столько же лет, сколько вашим родителям. Как бы они, по-вашему, реагировали, если бы их в нашем возрасте выгнали с работы?
– Вообще-то мои родители моложе вас, и они уже скоро перестанут вкалывать за зарплату, поскольку удачно вложили средства в индивидуальные сберегательные счета, – довольным тоном отозвался Трой. – К вам по возрасту ближе мои дедушка с бабушкой – а они сейчас развлекаются на Коста Дорада. Почему бы вам не подыскать себе симпатичный пансионат в более солнечном климате, Митци? В конце концов, теперь вы можете заниматься только собой, да? Разве есть какой-то смысл впустую потратить остаток своих дней в такой бесперспективной дыре, как Уинтербрук, если уже не нужно здесь торчать, а? Митци сделала глубокий вдох.
– Мистер Хейли, обо мне вы не знаете ничего. Вы ничего не знаете ни о моих надеждах и мечтах, ни о моей личной жизни, ни о моей семье, ни о моих обязанностях, ни о моем доме. Вы ничего не знаете, и точка. А если вы сами считаете Уинтербрук таким непривлекательным местом, то почему же, позвольте спросить, вы находитесь здесь, у нас, в Беркшире?
Мистер Дикинсон хихикнул, глядя на подаренные часы.
Трой, судя по всему, ничуть не обидевшись, улыбнулся.
– Эй, только не надо кипятиться. Уинтербрук – просто стартовая площадка, откуда можно будет добраться до чего-то большого и значительного. Надо начать в этом захолустном Беркшире и стремиться выше и выше. Новая политика банка предусматривает регулярные кадровые перестановки. В одном филиале работаешь максимум восемнадцать месяцев, а потом – в другом месте и на более высокой должности… Когда нам с Тайлером исполнится столько, сколько сейчас вам, вы уже не застанете нас здесь. Рутина нас не затянет.
– Да, думаю, что мы вас не застанем, – неторопливо кивнула Митци. – Так что мы должны благодарить судьбу за такие приятные мелочи.
– Ну да… – На лице Троя читалась неуверенность. – А мне пора дальше. Еще надо много кого увидеть, переговорить кое с кем. – Он протянул руку. – Пусть пенсионные годы для вас обоих будут долгими и счастливыми.
Подавляя в себе желание засунуть свой букет ему в глотку и затолкать поглубже – вряд ли такое поведение было бы в духе идеалов «мира и любви», – Митци с ненавистью посмотрела на удаляющегося Троя, стройного, как тростинка, одетого в костюм в тонкую полоску. Вне всяких сомнений, он изводил себя упражнениями в спортзале. Кажется, все молодые люди переедают в фаст-фудах, а потом пытаются это компенсировать на тренировках. При таком руководителе, как Трой, прямо в здании банка устроят тренажерный зал. И бар здоровья – что бы там ни скрывалось за этими словами, – а возможно, и Интернет-кафе.
Мистер Дикинсон уже поплелся к дверям, сжимая в руке часы. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Никто не прощался.
Митци взяла стопку открыток, беспощадных в своей жизнерадостности, и остальные подарки по случаю выхода на пенсию – вполне симпатичную хрустальную вазочку и чек на довольно круглую сумму, – и вдруг ей захотелось уехать как можно дальше от этого мероприятия. Оставаться не было смысла. Она здесь больше не нужна. Ей хотелось только одного – пойти домой.
Минут двадцать спустя она уже была дома, в Хейзи Хассоксе, деревеньке по соседству с Уинтербруком, где ее, как обычно, тепло встретили родные стены. Отперев дверь довоенного дома из красного кирпича, стоявшего в ряду таких же домов, – вот уже тридцать пять лет открывает она эту дверь, с тех самых пор, как приехала сюда невестой, – Митци шагнула в мир богатства цвета, в мир сияющей, как драгоценные камни, роскоши.
В прихожей все было темно-синее и золотое, тихо мурлыкало свою добрую песенку центральное отопление. Митци подняла с пушистого коврика цвета кобальтовой сини, лежавшего у дверей, утреннюю почту, пролистала ее – рекламные листовки, рассылки, бесплатная газета, – и тут же выкинула все это в мусорное ведро, а потом распахнула дверь в гостиную. Сбросив узкие ботинки на коврике цвета чернослива и зашвырнув шерстяной жакет на спинку темно-фиолетового бархатного дивана, она оглядела свою гостиную и испытала глубочайшее наслаждение.
Ее дом – стильный, шикарный, уютный – неизменно радовал Митци. Конечно, таким он был не всегда. Когда она вышла замуж за Ланса, дом выглядел практически так же, как и у всех остальных: «миленькие» кремовые стены, два кресла, обитых серо-коричневой синтетикой, и такой же диван, камин, выложенный из пестренького камня, бежевые ковры, со вкусом расставленные статуэтки фирмы «Роял Дултон».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
– Вы ведь не особенно хотите услышать ответ на ваш вопрос, – свирепо зыркнула на него сквозь букет Митци, – правда? Да нет, лучше скажу по-другому. Что именно мы, с вашей точки зрения, должны сейчас чувствовать – мы, посвятившие этому банку последние тридцать пять лет своей трудовой жизни? Те, кого в полном расцвете сил отправили перебиваться на подножных кормах? Выгнали на пенсию, хотя мы еще много лет могли бы приносить пользу?
Трой Хейли пожал плечами.
– Это нелегко. Да, я, конечно, понимаю, что вы сейчас чувствуете по поводу всего происходящего, но настала пора новых игр. Все решают молодые. Технология – вот наш новый рок-н-ролл. Времена меняются. Сейчас, когда повсюду действуют телефонные информационно-справочные службы, а банковские операции можно совершать с домашнего компьютера, никто уже не хочет приходить в банк лично и общаться с менеджером лицом к лицу, э-э… ну, вы понимаете, о чем я. – Он по-приятельски похлопал Дикинсона но плечу. – Да что там, Нев, у вас теперь будет масса времени и с садом повозиться, и в гольф поиграть, а?
Нев? Нев? Митци чуть не задохнулась от возмущения. Ни разу за все те годы, что она была правой рукой мистера Дикинсона, она не назвала его Невилем – и уж тем более Невом. Даже совсем молодыми, когда она поступила в банк кассиром-стажером, а мистер Дикинсон стал старшим служащим, они всегда называли друг друга мистер Дикинсон и миссис Блессинг. Как только этот нахальный, самодовольный сопляк может позволять себе такую фамильярность!
– Меня совершенно не интересует ни садоводство, ни гольф, – холодно проговорил мистер Дикинсон. – Возможно, у меня теперь окажется чуть побольше времени, чтобы разгадывать кроссворды в «Таймс», но даже это, как мне кажется, не особенно компенсирует мой вынужденный уход на пенсию.
Трой Хейли усмехнулся.
– Попробуйте увидеть в этом и хорошую сторону, Нев. В конце концов, пока здесь все пашут, вы получите свою пенсию и единовременную выплату – и мир, так сказать, у ваших ног. Сам я с радостью ожидаю того дня, когда выйду на пенсию. Надеюсь разобраться с делами до сорока. Совершенно не хочу сидеть за рабочим столом до… э-э…
– Мне пятьдесят пять, а мистер Дикинсон не намного меня старше, – уточнила Митци зловеще спокойным голосом. – Нам, вероятно, столько же лет, сколько вашим родителям. Как бы они, по-вашему, реагировали, если бы их в нашем возрасте выгнали с работы?
– Вообще-то мои родители моложе вас, и они уже скоро перестанут вкалывать за зарплату, поскольку удачно вложили средства в индивидуальные сберегательные счета, – довольным тоном отозвался Трой. – К вам по возрасту ближе мои дедушка с бабушкой – а они сейчас развлекаются на Коста Дорада. Почему бы вам не подыскать себе симпатичный пансионат в более солнечном климате, Митци? В конце концов, теперь вы можете заниматься только собой, да? Разве есть какой-то смысл впустую потратить остаток своих дней в такой бесперспективной дыре, как Уинтербрук, если уже не нужно здесь торчать, а? Митци сделала глубокий вдох.
– Мистер Хейли, обо мне вы не знаете ничего. Вы ничего не знаете ни о моих надеждах и мечтах, ни о моей личной жизни, ни о моей семье, ни о моих обязанностях, ни о моем доме. Вы ничего не знаете, и точка. А если вы сами считаете Уинтербрук таким непривлекательным местом, то почему же, позвольте спросить, вы находитесь здесь, у нас, в Беркшире?
Мистер Дикинсон хихикнул, глядя на подаренные часы.
Трой, судя по всему, ничуть не обидевшись, улыбнулся.
– Эй, только не надо кипятиться. Уинтербрук – просто стартовая площадка, откуда можно будет добраться до чего-то большого и значительного. Надо начать в этом захолустном Беркшире и стремиться выше и выше. Новая политика банка предусматривает регулярные кадровые перестановки. В одном филиале работаешь максимум восемнадцать месяцев, а потом – в другом месте и на более высокой должности… Когда нам с Тайлером исполнится столько, сколько сейчас вам, вы уже не застанете нас здесь. Рутина нас не затянет.
– Да, думаю, что мы вас не застанем, – неторопливо кивнула Митци. – Так что мы должны благодарить судьбу за такие приятные мелочи.
– Ну да… – На лице Троя читалась неуверенность. – А мне пора дальше. Еще надо много кого увидеть, переговорить кое с кем. – Он протянул руку. – Пусть пенсионные годы для вас обоих будут долгими и счастливыми.
Подавляя в себе желание засунуть свой букет ему в глотку и затолкать поглубже – вряд ли такое поведение было бы в духе идеалов «мира и любви», – Митци с ненавистью посмотрела на удаляющегося Троя, стройного, как тростинка, одетого в костюм в тонкую полоску. Вне всяких сомнений, он изводил себя упражнениями в спортзале. Кажется, все молодые люди переедают в фаст-фудах, а потом пытаются это компенсировать на тренировках. При таком руководителе, как Трой, прямо в здании банка устроят тренажерный зал. И бар здоровья – что бы там ни скрывалось за этими словами, – а возможно, и Интернет-кафе.
Мистер Дикинсон уже поплелся к дверям, сжимая в руке часы. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Никто не прощался.
Митци взяла стопку открыток, беспощадных в своей жизнерадостности, и остальные подарки по случаю выхода на пенсию – вполне симпатичную хрустальную вазочку и чек на довольно круглую сумму, – и вдруг ей захотелось уехать как можно дальше от этого мероприятия. Оставаться не было смысла. Она здесь больше не нужна. Ей хотелось только одного – пойти домой.
Минут двадцать спустя она уже была дома, в Хейзи Хассоксе, деревеньке по соседству с Уинтербруком, где ее, как обычно, тепло встретили родные стены. Отперев дверь довоенного дома из красного кирпича, стоявшего в ряду таких же домов, – вот уже тридцать пять лет открывает она эту дверь, с тех самых пор, как приехала сюда невестой, – Митци шагнула в мир богатства цвета, в мир сияющей, как драгоценные камни, роскоши.
В прихожей все было темно-синее и золотое, тихо мурлыкало свою добрую песенку центральное отопление. Митци подняла с пушистого коврика цвета кобальтовой сини, лежавшего у дверей, утреннюю почту, пролистала ее – рекламные листовки, рассылки, бесплатная газета, – и тут же выкинула все это в мусорное ведро, а потом распахнула дверь в гостиную. Сбросив узкие ботинки на коврике цвета чернослива и зашвырнув шерстяной жакет на спинку темно-фиолетового бархатного дивана, она оглядела свою гостиную и испытала глубочайшее наслаждение.
Ее дом – стильный, шикарный, уютный – неизменно радовал Митци. Конечно, таким он был не всегда. Когда она вышла замуж за Ланса, дом выглядел практически так же, как и у всех остальных: «миленькие» кремовые стены, два кресла, обитых серо-коричневой синтетикой, и такой же диван, камин, выложенный из пестренького камня, бежевые ковры, со вкусом расставленные статуэтки фирмы «Роял Дултон».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89