– Зима, двое детей, ты не справишься.
– Но ведь ты даешь нам машину, – неизбежно впадая в присутствии мужа в капризный тон, ответила Маргерит, – и потом, кто будет присматривать за домом, если ты даже в Рождество пропадаешь бог знает где!
– Ты прекрасно знаешь, что я выполняю свой долг. – Эрих поддел рукояткой стека кружевной бюстгальтер, и бледное лицо Маньки пошло густыми красными пятнами.
– Тем более. А если ты вдруг вернешься домой, кто подаст тебе гуся, которого я достала с таким трудом? – Манька покраснела еще сильней, поскольку гуся добывала она, простояв на окраине города до позднего вечера в ожидании, что кто-нибудь из окрестных бауэров все же решит расстаться со своей птицей.
– Я не вернусь, – отрезал Эрих. – Возьми ее. Но Маргерит, взбудораженная частыми бомбежками, постоянным страхом за детей, предстоящим путешествием и отчасти совершенно нелепым в этой ситуации видом своего нижнего белья, попираемого тяжелым офицерским сапогом, заупрямилась. Она выслала Маньку из спальни и через полчаса, сама поднявшись к ней наверх, объявила, что не берет ее, но поскольку все христиане и завтра Рождество, она делает Марихен подарок, и протянула купюру в двадцать марок.
– Кроме того, если не придет герр Хайгет, можешь съесть немного гуся и выпить наливки из бара.
– А если придет? – помертвевшими губами спросила Манька.
– Тогда тебе следует нагреть воды для ванны и не забыть накрыть стол, как я тебя учила. Будь умницей.
Перед самым отъездом, когда у палисадника уже стоял заляпанный пятнами мокрой земли «хорьх», выяснилось, что нет Хульдрайха. Напрасно Маргерит носилась по дому, заламывая руки, а Манька шарила по всем известным только им двоим тайникам – мальчик исчез. Среди всей этой суматохи сидел, высоко закинув ногу на ногу, в отполированных до блеска сапогах, Эрих и демонстративно читал Ницше. Через полчаса он лениво поднялся, захлопнул книгу и сказал:
– Хульдрайх сейчас вернется. Он удрал смотреть на развалины собора, который янки разбомбили сегодня утром.
– Так почему ты молчал?! – взвизгнула Маргерит. Эрих пожал плечами.
– Я давал тебе время подумать, увы… Счастливого Рождества. – И серой птицей в половину гостиной взметнулась шинель.
Буквально через десять минут вернулся запыхавшийся и грязный Улька и, не обращая внимания на возмущение матери, прибежал в прачечную, где Манька вытирала текущие сами собой слезы.
– На! – Он протянул ей на запачканной ладошке кусочек ярко-красного, с маленьким вкраплением зеленого, стекла.
– Что это? – удивилась Манька, прижимая к груди его потную, несмотря на уличную изморозь, кудрявую головенку.
– Это я нашел, подобрал там, на развалинах. Ничего от собора не осталось, только куски камней и стекла. И я вот подумал, что в нем ведь тоже бог остался. Ты, я видел, все молишься, а бога у тебя нет, и… Ты возьми, – покраснел он, – это будет мой подарок на Рождество.
Озябшие руки обвились вокруг ее шеи. Манька сунула холодное с улицы грязное стеклышко за пазуху, и острым краем оно оставило крошечную кровавую царапинку на ее набухшей груди.
* * *
Прямо из аэропорта, выхватив Кристель из чинной группы учителей, закружив ее в объятиях и не дав сказать ни слова, Сандра потащила ее к ожидавшей неподалеку старенькой машине.
– Это мои друзья, они очень хотят увидеть такую необыкновенную немку. Мы сейчас поедем в гости, ты ничему не удивляйся. По-немецки они ни слова, у нас раньше в школах язык, считай, не учили, разве только в специальных, – щебетала Сандра, не давая Кристель перевести дух и даже не поинтересовавшись ее весьма объемистым багажом. – Это хорошо, что ты сразу попадешь на настоящее русское сборище. И говори по-русски, как можешь, они все равно будут в восторге!
Недоумевая, почему незнакомые люди будут в восторге от ее далеко еще несовершенного владения их родным языком, Кристель улыбнулась, но решила, что надо сразу принять правила игры, какими бы они ни казались странными, иначе вообще не было смысла сюда приезжать.
В неосвещенном салоне автомобиля повсюду валялся всякий хлам, а в лицо Кристель немедленно ткнулась бесновавшаяся на заднем сиденье собака, похожая на длинноногую левретку, с рыжими ушами, висевшими словно букли. За рулем сидел маленький, редковолосый блондин в очках и с подозрительно красным носом. Увидев Кристель, опешившую от бурного натиска сперва Сандры, а потом собаки, он застенчиво улыбнулся.
– Николай. Можно просто Коля.
– Сегодня тебе придется запоминать уйму русских имен – держись! – Сандра громко засмеялась. В следующее мгновение машина, вся дрожа и как-то заваливаясь, начала порывисто дергаться и страшно задребезжала. «Наверно, что-то с двигателем, – подумала Кристель. – Сейчас он заглохнет, и придется неизвестно сколько бремени заниматься ремонтом». Однако машина продолжала надрывно реветь, развивая все большую и большую скорость. «Неужели этот русский совсем не понимает, что машине нужен срочный ремонт? Наверное, совсем неопытный», – в ужасе думала девушка, привыкшая к мягкому и ровному шуршанию шин по автобану. Кругом была какая-то странная чернота, из которой то и дело вырывались слепящие кляксы огней. Рыжая собачонка, словно белка, заметалась по всему салону, с неимоверной быстротой перепрыгивая с переднего сиденья прямо на руки водителя, затем, проскакав по его голове, перелетала на заднее сиденье, и начинала весело тыкаться прямо в лицо Кристель своей узкой и длинной мордой. Машина, тем не менее, набрала приличную скорость. Собака с человечьим именем Алиса взгромоздилась на голову впереди сидящей Сандры и стала невозмутимо лупить своим пушистым хвостом по щекам Кристель. В густом, весеннем и вечернем мареве поток машин становился все плотнее, и Кристель подумала, что ее поездка сейчас закончится, не начавшись, ибо все здесь, наверное, сильно пьяны. Словно угадав ее мысли, Сандра, сняв собаку со своей головы, весело пояснила:
– Колька ведет машину, как бог, а Алиса, между прочим, настоящий ирландский сеттер, чемпион города и области!
«Лучше бы он вел ее не как бог, а как обыкновенный грамотный водитель«, – подумала Кристель. Но когда Алиса наконец угомонилась и прочно легла ей на руки, девушка неожиданно успокоилась: шелковая рыжая шерсть приятно касалась рук, машина мчалась в пьянящих даже внутри салона сумерках, переходивших из серого в густо-фиалковый, мимо проносились черные монументы и словно плывущие в сизом взвешенном воздухе дома, а Сандра говорила и говорила о проплывавшем мимо, как будто плела какую-то бесконечную сказку. Кристель все больше охватывало чувство нереальности, от которого пустело в груди так, как бывает, когда летишь на лыжах с веселых баварских гор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Но ведь ты даешь нам машину, – неизбежно впадая в присутствии мужа в капризный тон, ответила Маргерит, – и потом, кто будет присматривать за домом, если ты даже в Рождество пропадаешь бог знает где!
– Ты прекрасно знаешь, что я выполняю свой долг. – Эрих поддел рукояткой стека кружевной бюстгальтер, и бледное лицо Маньки пошло густыми красными пятнами.
– Тем более. А если ты вдруг вернешься домой, кто подаст тебе гуся, которого я достала с таким трудом? – Манька покраснела еще сильней, поскольку гуся добывала она, простояв на окраине города до позднего вечера в ожидании, что кто-нибудь из окрестных бауэров все же решит расстаться со своей птицей.
– Я не вернусь, – отрезал Эрих. – Возьми ее. Но Маргерит, взбудораженная частыми бомбежками, постоянным страхом за детей, предстоящим путешествием и отчасти совершенно нелепым в этой ситуации видом своего нижнего белья, попираемого тяжелым офицерским сапогом, заупрямилась. Она выслала Маньку из спальни и через полчаса, сама поднявшись к ней наверх, объявила, что не берет ее, но поскольку все христиане и завтра Рождество, она делает Марихен подарок, и протянула купюру в двадцать марок.
– Кроме того, если не придет герр Хайгет, можешь съесть немного гуся и выпить наливки из бара.
– А если придет? – помертвевшими губами спросила Манька.
– Тогда тебе следует нагреть воды для ванны и не забыть накрыть стол, как я тебя учила. Будь умницей.
Перед самым отъездом, когда у палисадника уже стоял заляпанный пятнами мокрой земли «хорьх», выяснилось, что нет Хульдрайха. Напрасно Маргерит носилась по дому, заламывая руки, а Манька шарила по всем известным только им двоим тайникам – мальчик исчез. Среди всей этой суматохи сидел, высоко закинув ногу на ногу, в отполированных до блеска сапогах, Эрих и демонстративно читал Ницше. Через полчаса он лениво поднялся, захлопнул книгу и сказал:
– Хульдрайх сейчас вернется. Он удрал смотреть на развалины собора, который янки разбомбили сегодня утром.
– Так почему ты молчал?! – взвизгнула Маргерит. Эрих пожал плечами.
– Я давал тебе время подумать, увы… Счастливого Рождества. – И серой птицей в половину гостиной взметнулась шинель.
Буквально через десять минут вернулся запыхавшийся и грязный Улька и, не обращая внимания на возмущение матери, прибежал в прачечную, где Манька вытирала текущие сами собой слезы.
– На! – Он протянул ей на запачканной ладошке кусочек ярко-красного, с маленьким вкраплением зеленого, стекла.
– Что это? – удивилась Манька, прижимая к груди его потную, несмотря на уличную изморозь, кудрявую головенку.
– Это я нашел, подобрал там, на развалинах. Ничего от собора не осталось, только куски камней и стекла. И я вот подумал, что в нем ведь тоже бог остался. Ты, я видел, все молишься, а бога у тебя нет, и… Ты возьми, – покраснел он, – это будет мой подарок на Рождество.
Озябшие руки обвились вокруг ее шеи. Манька сунула холодное с улицы грязное стеклышко за пазуху, и острым краем оно оставило крошечную кровавую царапинку на ее набухшей груди.
* * *
Прямо из аэропорта, выхватив Кристель из чинной группы учителей, закружив ее в объятиях и не дав сказать ни слова, Сандра потащила ее к ожидавшей неподалеку старенькой машине.
– Это мои друзья, они очень хотят увидеть такую необыкновенную немку. Мы сейчас поедем в гости, ты ничему не удивляйся. По-немецки они ни слова, у нас раньше в школах язык, считай, не учили, разве только в специальных, – щебетала Сандра, не давая Кристель перевести дух и даже не поинтересовавшись ее весьма объемистым багажом. – Это хорошо, что ты сразу попадешь на настоящее русское сборище. И говори по-русски, как можешь, они все равно будут в восторге!
Недоумевая, почему незнакомые люди будут в восторге от ее далеко еще несовершенного владения их родным языком, Кристель улыбнулась, но решила, что надо сразу принять правила игры, какими бы они ни казались странными, иначе вообще не было смысла сюда приезжать.
В неосвещенном салоне автомобиля повсюду валялся всякий хлам, а в лицо Кристель немедленно ткнулась бесновавшаяся на заднем сиденье собака, похожая на длинноногую левретку, с рыжими ушами, висевшими словно букли. За рулем сидел маленький, редковолосый блондин в очках и с подозрительно красным носом. Увидев Кристель, опешившую от бурного натиска сперва Сандры, а потом собаки, он застенчиво улыбнулся.
– Николай. Можно просто Коля.
– Сегодня тебе придется запоминать уйму русских имен – держись! – Сандра громко засмеялась. В следующее мгновение машина, вся дрожа и как-то заваливаясь, начала порывисто дергаться и страшно задребезжала. «Наверно, что-то с двигателем, – подумала Кристель. – Сейчас он заглохнет, и придется неизвестно сколько бремени заниматься ремонтом». Однако машина продолжала надрывно реветь, развивая все большую и большую скорость. «Неужели этот русский совсем не понимает, что машине нужен срочный ремонт? Наверное, совсем неопытный», – в ужасе думала девушка, привыкшая к мягкому и ровному шуршанию шин по автобану. Кругом была какая-то странная чернота, из которой то и дело вырывались слепящие кляксы огней. Рыжая собачонка, словно белка, заметалась по всему салону, с неимоверной быстротой перепрыгивая с переднего сиденья прямо на руки водителя, затем, проскакав по его голове, перелетала на заднее сиденье, и начинала весело тыкаться прямо в лицо Кристель своей узкой и длинной мордой. Машина, тем не менее, набрала приличную скорость. Собака с человечьим именем Алиса взгромоздилась на голову впереди сидящей Сандры и стала невозмутимо лупить своим пушистым хвостом по щекам Кристель. В густом, весеннем и вечернем мареве поток машин становился все плотнее, и Кристель подумала, что ее поездка сейчас закончится, не начавшись, ибо все здесь, наверное, сильно пьяны. Словно угадав ее мысли, Сандра, сняв собаку со своей головы, весело пояснила:
– Колька ведет машину, как бог, а Алиса, между прочим, настоящий ирландский сеттер, чемпион города и области!
«Лучше бы он вел ее не как бог, а как обыкновенный грамотный водитель«, – подумала Кристель. Но когда Алиса наконец угомонилась и прочно легла ей на руки, девушка неожиданно успокоилась: шелковая рыжая шерсть приятно касалась рук, машина мчалась в пьянящих даже внутри салона сумерках, переходивших из серого в густо-фиалковый, мимо проносились черные монументы и словно плывущие в сизом взвешенном воздухе дома, а Сандра говорила и говорила о проплывавшем мимо, как будто плела какую-то бесконечную сказку. Кристель все больше охватывало чувство нереальности, от которого пустело в груди так, как бывает, когда летишь на лыжах с веселых баварских гор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72