Но
вместо этого он, наоборот, обрел свою истинную душу.
- Нет, не думаю, - ответил он спокойно и почувствовал, что чародей
удивлен. - За мной долг. Не хотите ли, чтобы я нарисовал вам еще одну
картину? - Он прибавил, помолчав: - Не хотите ли, чтобы я нарисовал ваш
портрет, Инас Йорл?
На этот раз споткнулся колдун, и на мгновение художник по-настоящему
встретился с ним взглядом. Он задрожал от той нечеловеческой усталости,
которая исходила из этих нездешних глаз.
Но не Лало, а Инас Йорл первым отвел свой взгляд и отвернулся.
Линн ЭББИ
ТАНЕЦ АЗИУНЫ
1
Приятный на вид мужчина средних лет, напоминавший скорее воина,
нежели жреца, остановился у лавки торговца шелками Куда с таким видом, что
все прочие покупатели растворились в базарной сутолоке и ясноглазый Кул
поспешно оторвался от своих тюков с материей.
- Чего изволит Ваша Милость? - осведомился купец.
- Мне нужно две длины твоего лучшего шелка. Важна ткань, а не ее
цвет. Шелк должен струиться как вода, а свет свечи виден, даже если
сложить его вчетверо.
Кул на мгновенье задумался и вывалил на прилавок целую гору тюков. Он
собирался показывать их медленно, каждый по очереди, но взгляд покупателя
упал на отрез цвета морской волны и торговец сообразил, что злоупотреблять
временем жреца неразумно.
- У Вашей Милости превосходный взор, - заметил купец, разворачивая
шелк и давая жрецу оценить выделку и прозрачность ткани.
- Сколько?
- Два золотых короната за две длины.
- Один.
- Но Ваша Милость только что из столицы и вы наверняка помните
красную цену за такую работу в Рэнке. Смотрите сюда, видите, правый край
прошит серебряными нитями. Один и семь - это то, что надо.
- Да, здесь уж точно не столица, - усмехнулся жрец. - Девять
р_а_н_к_а_н_с_к_и_х _с_о_л_д_а_т_о_в_, - услышал купец в ответ на свое
предложение.
Аккуратно взяв материю из рук жреца, Кул со знанием дела смотал ее в
тюк:
- Девять _с_о_л_д_а_т_о_в_... да одна вышивка серебром стоит дороже!
Очень хорошо. Выбора мне не остается, ибо как может простой базарный
торговец спорить с Молином Факельщиком, Верховным Жрецом Вашанки. Хорошо,
хорошо, пусть будет девять _с_о_л_д_а_т_о_в_.
Жрец щелкнул пальцами, и немой юноша-прислужник подбежал к нему, неся
в руках кошелек. Юноша отсчитал девять монет, показал их хозяину и передал
Кулу, который проверил, не стерты ли деньги, ибо большая часть монет в
Санктуарии давно находилась в обращении. То, что деньги платит юноша,
торговцу не было в диковинку, ибо для жреца считалось неподобающим
расплачиваться самому. Когда монеты скользнули в висевший на груди
торговца кошель, жрец вторично щелкнул пальцами и к лавке подошел
здоровенный, похожий на земледельца детина, который придержал дверь, пока
Молин не вышел, а затем принял сверток из рук молчаливого юноши.
Молин Факельщик целенаправленно прокладывал себе путь среди базарной
толпы, уверенный, что рабы сумеют не упустить его из виду. Шелк и впрямь
соответствовал утверждению торговца, а в столице, где деньги меняли хозяев
куда чаще, за такую ткань попросили бы вдвое больше. Жрец еще не успел
занять настолько высокое место в рэнканской бюрократии, чтобы забыть
искусство торговаться.
У базарных ворот его ожидал портшез. Второй великан почтительно
поддержал тяжелые одежды жреца, когда тот занимал свое место, а первый уже
положил отрез шелка на сиденье и взялся за задние ручки. Достав из-за
пояса обтянутую кожей рогульку, немой хлестнул носильщика по бедру и
процессия направилась обратно во дворец.
Исполнив службу, носильщики направились в известное только им место,
а юноша понес отрез шелка в дом, получив строжайший наказ сделать так,
чтобы госпожа Розанда, дражайшая супруга Молина, ничего не узнала. Сам
Молин направился через покои в помещения, где ныне обитали слуги и рабы
Вашанки.
Именно последние его как раз и интересовали, особенно стройная
северянка, которую они называли Сейлалха и которая ежедневно в это время
исполняла непростой Брачный танец. Сей танец являлся смертным воплощением
божественного танца, который Азиуна исполняла перед своим братом Вашанкой,
дабы убедить того взять ее в любовницы, а не отсылать вероломным и
коварным десяти его братьям. Не пройдет и недели, как на ежегодном
празднестве "Убийства Десяти" Сейлалха исполнит его.
Когда Молин подошел, Сейлалха уже вовсю кружилась в танце, а ее
длинные, почти до колен, медового цвета волосы превратились в один
вращающийся круг. Подготовка к танцу уже давно была закончена, но Сейлалха
все же танцевала не настолько быстро, чтобы жрец не мог оценить по
достоинству крепость бедер и тугие, торчащие вверх маленькие груди. Танец
Азиуны всегда исполнялся только северянками, в противном случае он терял
свою величавость. Лицо рабыни было закрыто каскадом волос, но Молин знал,
что по красоте оно не уступало телу.
Жрец наблюдал за ней, пока музыка не слилась в мощном финальном
аккорде, а затем с легким стуком прикрыл потайной глазок. Сейлалха не
увидит настоящего мужчины до тех пор, пока в брачную ночь не исполнит
перед богом своего танца.
2
Рабыню отвели, или, если быть более точным, рабыня вернулась в свою
комнатку, размерами напоминающую келью. Повернув ключ, жирный евнух закрыл
дверь на тяжелый засов. Нужды тревожимся не было, ведь после десяти лет
рабства, оказавшись ныне в Санктуарии, Сейлалха не захочет рисковать
жизнью в надежде бежать.
Она знала, что жрец снова наблюдал за ней, знала и другое. Они
думали, что ее ум точно поверхность озерца в безветренный день, но они
ошибались. Они думали, что Сейлалха ничего не помнит из своей жизни до
того момента, как оказалась на убогом невольничьем рынке: рабыня была
слишком сообразительна, чтобы обнаруживать свою память. Им было невдомек,
что Сейлалхе ведомо рэнканское наречие. Окружавшие ее женщины, которые
обучали Сейлалху танцу, все были немыми и не могли сказать ни слова, но
были и те, кто говорил. От них Сейлалха и узнала про Санктуарий, Азиуну и
праздник Убийства Десяти.
Здесь, в Санктуарии она оставалась единственной, кто знал танец, но
еще пока не исполнил его перед богом. Сейлалха полагала, что нынешний год
станет ее годом и в одну ночь решится судьба ее невольничьей жизни. Жрецы
думали, что она ничего не знает о цели танца и исполняет его только из
страха перед злобного вида женщинами с обтянутыми кожей дубинками, но в ее
племени уже девятилетние девочки считались годными для брака, а искушение
оставалось искушением на любом языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
вместо этого он, наоборот, обрел свою истинную душу.
- Нет, не думаю, - ответил он спокойно и почувствовал, что чародей
удивлен. - За мной долг. Не хотите ли, чтобы я нарисовал вам еще одну
картину? - Он прибавил, помолчав: - Не хотите ли, чтобы я нарисовал ваш
портрет, Инас Йорл?
На этот раз споткнулся колдун, и на мгновение художник по-настоящему
встретился с ним взглядом. Он задрожал от той нечеловеческой усталости,
которая исходила из этих нездешних глаз.
Но не Лало, а Инас Йорл первым отвел свой взгляд и отвернулся.
Линн ЭББИ
ТАНЕЦ АЗИУНЫ
1
Приятный на вид мужчина средних лет, напоминавший скорее воина,
нежели жреца, остановился у лавки торговца шелками Куда с таким видом, что
все прочие покупатели растворились в базарной сутолоке и ясноглазый Кул
поспешно оторвался от своих тюков с материей.
- Чего изволит Ваша Милость? - осведомился купец.
- Мне нужно две длины твоего лучшего шелка. Важна ткань, а не ее
цвет. Шелк должен струиться как вода, а свет свечи виден, даже если
сложить его вчетверо.
Кул на мгновенье задумался и вывалил на прилавок целую гору тюков. Он
собирался показывать их медленно, каждый по очереди, но взгляд покупателя
упал на отрез цвета морской волны и торговец сообразил, что злоупотреблять
временем жреца неразумно.
- У Вашей Милости превосходный взор, - заметил купец, разворачивая
шелк и давая жрецу оценить выделку и прозрачность ткани.
- Сколько?
- Два золотых короната за две длины.
- Один.
- Но Ваша Милость только что из столицы и вы наверняка помните
красную цену за такую работу в Рэнке. Смотрите сюда, видите, правый край
прошит серебряными нитями. Один и семь - это то, что надо.
- Да, здесь уж точно не столица, - усмехнулся жрец. - Девять
р_а_н_к_а_н_с_к_и_х _с_о_л_д_а_т_о_в_, - услышал купец в ответ на свое
предложение.
Аккуратно взяв материю из рук жреца, Кул со знанием дела смотал ее в
тюк:
- Девять _с_о_л_д_а_т_о_в_... да одна вышивка серебром стоит дороже!
Очень хорошо. Выбора мне не остается, ибо как может простой базарный
торговец спорить с Молином Факельщиком, Верховным Жрецом Вашанки. Хорошо,
хорошо, пусть будет девять _с_о_л_д_а_т_о_в_.
Жрец щелкнул пальцами, и немой юноша-прислужник подбежал к нему, неся
в руках кошелек. Юноша отсчитал девять монет, показал их хозяину и передал
Кулу, который проверил, не стерты ли деньги, ибо большая часть монет в
Санктуарии давно находилась в обращении. То, что деньги платит юноша,
торговцу не было в диковинку, ибо для жреца считалось неподобающим
расплачиваться самому. Когда монеты скользнули в висевший на груди
торговца кошель, жрец вторично щелкнул пальцами и к лавке подошел
здоровенный, похожий на земледельца детина, который придержал дверь, пока
Молин не вышел, а затем принял сверток из рук молчаливого юноши.
Молин Факельщик целенаправленно прокладывал себе путь среди базарной
толпы, уверенный, что рабы сумеют не упустить его из виду. Шелк и впрямь
соответствовал утверждению торговца, а в столице, где деньги меняли хозяев
куда чаще, за такую ткань попросили бы вдвое больше. Жрец еще не успел
занять настолько высокое место в рэнканской бюрократии, чтобы забыть
искусство торговаться.
У базарных ворот его ожидал портшез. Второй великан почтительно
поддержал тяжелые одежды жреца, когда тот занимал свое место, а первый уже
положил отрез шелка на сиденье и взялся за задние ручки. Достав из-за
пояса обтянутую кожей рогульку, немой хлестнул носильщика по бедру и
процессия направилась обратно во дворец.
Исполнив службу, носильщики направились в известное только им место,
а юноша понес отрез шелка в дом, получив строжайший наказ сделать так,
чтобы госпожа Розанда, дражайшая супруга Молина, ничего не узнала. Сам
Молин направился через покои в помещения, где ныне обитали слуги и рабы
Вашанки.
Именно последние его как раз и интересовали, особенно стройная
северянка, которую они называли Сейлалха и которая ежедневно в это время
исполняла непростой Брачный танец. Сей танец являлся смертным воплощением
божественного танца, который Азиуна исполняла перед своим братом Вашанкой,
дабы убедить того взять ее в любовницы, а не отсылать вероломным и
коварным десяти его братьям. Не пройдет и недели, как на ежегодном
празднестве "Убийства Десяти" Сейлалха исполнит его.
Когда Молин подошел, Сейлалха уже вовсю кружилась в танце, а ее
длинные, почти до колен, медового цвета волосы превратились в один
вращающийся круг. Подготовка к танцу уже давно была закончена, но Сейлалха
все же танцевала не настолько быстро, чтобы жрец не мог оценить по
достоинству крепость бедер и тугие, торчащие вверх маленькие груди. Танец
Азиуны всегда исполнялся только северянками, в противном случае он терял
свою величавость. Лицо рабыни было закрыто каскадом волос, но Молин знал,
что по красоте оно не уступало телу.
Жрец наблюдал за ней, пока музыка не слилась в мощном финальном
аккорде, а затем с легким стуком прикрыл потайной глазок. Сейлалха не
увидит настоящего мужчины до тех пор, пока в брачную ночь не исполнит
перед богом своего танца.
2
Рабыню отвели, или, если быть более точным, рабыня вернулась в свою
комнатку, размерами напоминающую келью. Повернув ключ, жирный евнух закрыл
дверь на тяжелый засов. Нужды тревожимся не было, ведь после десяти лет
рабства, оказавшись ныне в Санктуарии, Сейлалха не захочет рисковать
жизнью в надежде бежать.
Она знала, что жрец снова наблюдал за ней, знала и другое. Они
думали, что ее ум точно поверхность озерца в безветренный день, но они
ошибались. Они думали, что Сейлалха ничего не помнит из своей жизни до
того момента, как оказалась на убогом невольничьем рынке: рабыня была
слишком сообразительна, чтобы обнаруживать свою память. Им было невдомек,
что Сейлалхе ведомо рэнканское наречие. Окружавшие ее женщины, которые
обучали Сейлалху танцу, все были немыми и не могли сказать ни слова, но
были и те, кто говорил. От них Сейлалха и узнала про Санктуарий, Азиуну и
праздник Убийства Десяти.
Здесь, в Санктуарии она оставалась единственной, кто знал танец, но
еще пока не исполнил его перед богом. Сейлалха полагала, что нынешний год
станет ее годом и в одну ночь решится судьба ее невольничьей жизни. Жрецы
думали, что она ничего не знает о цели танца и исполняет его только из
страха перед злобного вида женщинами с обтянутыми кожей дубинками, но в ее
племени уже девятилетние девочки считались годными для брака, а искушение
оставалось искушением на любом языке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74