неправ; категории долженствования не существует в природе; здесь опять понятия свободы, несвободы, предопределенности, зависимости; но важно всегда движение души искреннее! а где долг не совпадает с искренностью души — там начинается ложь, гибель, незрелое усердие, и не о чем тут говорить; тигрица, куропатка защищают детёныша не из чувства долга, а искренне, не раздумывая; я видела, как бросаются на мостовую вытащить чужого мальчонку из-под бампера, из-под мчащихся колес: и делают это не из долга, ибо тут ощутить долг — времени нет, а из порыва, из испуга за живое, из живой потребности своего существа. Я отрицаю долг; чувства долга нет в природе; где речь заводят о чувстве долга, там говорящий: лжёт; есть искренность или неискренность; любовь и нелюбовь; порыв и марширование из-под палки. Кузанец великий считал, что любовь есть связь, и придавал ей характер всеобщности; не торопитесь замешивать сразу сюда некую всемирную всеобщность; вообразите для начала всеобщую связь двух огонёчков жизни: младенца и матери… любая терминология грешит неизбежно тягою к разделению, к градации, любовь к ребенку, любовь к жене, любовь к Богу… древнее, стариннейшее учение о любви, одно из тысяч учений: три стрелы; три восхождения любви: наслаждение и следующее за ним разочарование, горчайшее, хорошо вам известное, волнение, тревожность, удовольствие трепета и ожидания, нетерпения и восторженности, а когда та незнакомка вдруг познакомится со мной, то неохота мне смотреть в её знакомое лицо, гениальные стихи, предмет любви, долгим глотком или кратким, выпивается до дна, и ничего не остается; другая стрела: великая радость; тоже не навечно; и третья стрела: божественная любовь, чрез любовь к любимому существу, и вот ту, третью, стрелу исповедовали Боэций, Дионисий Ареопагит, Бернар Клервоский, Гвидо Кавальканти, Марсилио Фиччино, да кто только не исповедовал из прекраснейших в мире людей, её пел Дант в терцинах, её пел Хафиз в газелях, движет Солнце и Светила, забавно будет, когда горе-ученые, проповедники долженствования, уяснят, что любовь есть живая и главная из действующих в мире сил, и четырехлетние школьники будут учить вместо законов Ньютона законы Любви, они будут знать, по Данту, что упавшее яблоко притягивается к земле Любовью, видимое нами: только отблеск, только тени от незримого очами… — …получишь то, что ищешь, и большего возжаждешь, я никак не могу понять для себя, навечно ли любовь увязана враждою со злом, или же когда-нибудь любовь от этих пут и кандалов освободится, настанет ли простор для всех, или же внутренний дворик тюрьмы, в том или ином, расширенном, виде, пребудет вечно… любовь движется, зло преграждает; любовь творит, зло пьёт, как кровь, творимое любовью; все мы знаем простейшую формулу устройства мира: сегодня выживает сильнейший, но завтра принадлежит тому, кто сегодня слаб; в действительности же всё немножко сложнее; зло интуитивно, бешеным чутьём, познало кратчайший способ творения будущего: через уничтожение настоящего насилием; не верьте, будто насилие есть повивальная бабка; видали ль вы повивальных бабок с топором? это кратчайший, примитивнейший способ перейти в иное, в то иное, где власть будет принадлежать топору; сожгите эту комнату, всю: все книги, шторы, и вы принудите меня вести новую жизнь; сожгите меня вместе с книгами, и вам придется говорить с кем-либо другим: возможно, тот будет глупее вас, и вы сможете гордо его учить, перевирая безбожно всё то, что слышали случайно от меня; расстреляйте в государстве половину населения, выборочно, определенных людей, сожгите дома, взорвите железные дороги, и государство станет иным; сам народ станет иным; есть другой способ творить будущее, любовью: уходить от того, что мешает, что является не-любовью: уходить не в сторону, не ввысь, а в иную среду, из рыб — к птицам… злые глупцы считают, что будущее можно сотворить на огне, в борьбе молота и наковальни; меж тем, Будущее незримо вызревает, незримо для наших очей, в той смутной области жизни, которую Гегель, в гениальном провидении, назвал порами; когда-нибудь мы узнаем, что эти поры и есть главный и важнейший действительный мир… — Вероятно, красота есть частный случай непонимаемого, частный случай невидимого, чего-то желанного, усложненного, возвышенного и истинного; грустно мне, что, начиная с Демокрита, из категории прекрасного напрочь исчезает понятие энергии; энергия и идея одно и то же; идея не может воплотиться без организации, всякая организация неизбежно искажает и губит идею; превращение энергии удовольствия в энергию неудовольствия; злосчастные вечные вопросы: из чего индивид берет энергию для неуничтожимости своей, и для неуничтожимости рода; как это происходит; Мальчик на всё это отвечает, на мой вкус, несколько туманно, но зато кратко; энергия для затрат крайне важных, существенных, в особенности для катастроф, считает он, исчерпывается из будущего, всё сие не столь нелепо, как видится, если забыть раз и навсегда про то, что время может иметь вектор, время, считает Малыш, вне-векторная величина, явление, понятие; давно известно, что прибавление, за некоторой чертой, становится усложнением; счёт уместен и возможен там, где природа вещей поддается счету; больше в природе почти всегда означает иначе, но не все понимают, что вместо иначе правильней будет говорить: настает иное; предположим, вы собираете в кучку сливы: две, три, четыре, но когда вы кладете пятую сливу, у вас оказывается отнюдь не пять слив: а, скажем, три яблока, или полкирпича, или дохлая крыса, и люди никак не умеют это предусмотреть или предвидеть; сие невозможно ни предвидеть, ни предусмотреть; штучки диалектики-из-учебника никуда не годятся: не просто среда, иль вмешательство извне, в дело вмешивается новый фактор, который невозможно учесть, ибо невозможно его вообразить, невозможно предмыслить те небеса, с которых он может свалиться, любая система становится частью новой, на порядок более усложненной системы, и из всего этого Малыш как-то выводит так называемый вечный закон приращения энергии… но вот тут начинаются роковые, разящие беды несовпадений; у Фолкнера, помнится: жизнь преждевременна, я очень была уязвлена; мне если жизнь что-то и доставляла, то всегда доставляла с мучительным и даже трагическим запозданием, долго думала, и поняла, что жизнь преждевременна, когда она не нужна, жизнь как сумма явлений, которые вас объемлют, и жизнь безбожно запаздывает, когда вам в этой объемлющей вас сумме явлений позарез, чтобы жить, нужно что-то другое!.. чудовищный век, идиллическая деревня Обломовка, именно такая, как написал ее Гончаров, Малыш говорит, что мы терпим жизнь, он всегда изумлен тем, как люди любят часы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145