? – пытался увильнуть от ответа юноша. – Если я даже присужу приз одной из них, кто оградит меня от гнева двух других? Нет, нет, не мне быть судьей в споре между прекраснейшими богинями: пожалуй, я разделю яблоко на три равные части и каждой из низ поднесу по дольке.
– О юный Парис, – гнул свое Гермес, на сей раз назвав пастуха его настоящим именем и потрясая кадукеем, – ты не смеешь ослушаться приказания Зевса-тучегонителя! И я ничем не могу помочь тебе в этом трудном выборе. Внимательно посмотри на них, если хочешь – потрогай их даже руками, но скажи все же, кто – Афина, Гера или Афродита – кажется тебе достойной приза!
Между тем богини, каждая на свой лад, старались завоевать его благосклонность. Чтобы выглядеть более привлекательными, они искупались в светлых водах родников, бьющих на горе Иде, и теперь вертелись вокруг Париса, подступая все ближе, завораживая его и опьяняя незнакомыми ароматами. От металлически холодных взглядов и сверкающего на солнце шлема Афины исходило мощное сияние. Величественная лилейнорукая Гера стала спиной к солнцу так, чтобы лучше высвечивались ее пышные формы. Афродита же облачилась в специально сшитую для такого случая орами и харитами тончайшую тунику, переливавшуюся всеми цветами радуги. Справа в тунике от плеча до щиколоток был разрез, оставлявший неприкрытым один бок богини и ее ногу.
– Мне как о них судить – вот так, когда они одеты, – спросил Парис дрожащим голосом, – или можно видеть их голыми?
– Никаких проблем! – ответил бог. – Если пожелаешь, они разденутся.
Афродиту упрашивать не пришлось: она тотчас развязала ленточку на плече, и туника соскользнула к ее ногам. На обнаженном теле богини остался лишь поясок.
У Париса дух захватило.
– Сними пояс! – воскликнула Афина.
– А ты сними шлем, – парировала ее выпад Афродита, – тогда не будешь казаться такой высокой!
Хочу сразу же прояснить вопрос о поясе: это была шелковая повязка, обладавшая волшебной силой. Кто бы ни увидел Афродиту в этом пояске, сразу же в нее влюблялся. На поясе были изображены все формы обольщения: Нежность, Нетерпение, Интимная близость, Привлекательность и Любовные речи. Афродита никогда его не снимала – даже когда ложилась в постель (ясно же, что в постели он был ей особенно нужен!). Вот и теперь, стоя перед Парисом – поясок-то ей пришлось все-таки снять, – она не выпускала эту драгоценность из рук, опасаясь, как бы кто-нибудь ее не похитил.
– О богини Олимпа! – воскликнул юный пастух, и лицо его стало белее, чем туника жрицы храма Афродиты в день ее посвящения. – Боюсь, что судить о вашей красоте – дело для меня непосильное. Но раз уж посланец богов говорит, что я не смею уклоняться, прошу вас: помогите мне сами. Пусть каждая из вас приблизится ко мне, и пока я буду ее разглядывать, две другие должны отойти в сторонку, чтобы я мог сосредоточить свое внимание на той, которая ближе. Так и сделали. Первой выступила Гера:
– Гляди хорошенько, о смертный! – сказала богиня. – И знай, если присудишь яблоко мне, я сделаю тебя самым могущественным и самым богатым человеком во всей Азии. Ты станешь властвовать на земле и на море, и люди будут трепетать при одном упоминании твоего имени!
Внушать трепет врагам, господствовать над Азией и заставить соседей признать главенство Трои было бы верхом мечтаний для царского сына, но не очень прельщало простого пастушка Париса, не знавшего не только, кто его родители, но и что такое Азия.
Второй подошла к нему Афина.
– О юный Парис, – сказала она, – ты силен и мудр, но все же ты не сильнейший и не мудрейший. Если присудишь яблоко мне, я сделаю так, что ты будешь выходить победителем из любых битв и навсегда запомнишься людям как самый умный из смертных.
«Самый умный? – подумал Парис, не вполне сознавая смысл сказанного. – А что значит – быть самым умным? И что это еще за битвы, в которых мне доведется одерживать победы? Не представляю, какие-такие битвы могут меня ждать».
Короче говоря, посулы Афины показались ему не очень-то заманчивыми.
Наконец наступил черед Афродиты. По мере того как богиня приближалась к Парису, сердце у него билось все сильнее, он даже почувствовал что-то вроде легкого недомогания, какое-то странное томление: зародившись в мозгу, оно медленно разлилось по всему телу.
– О Парис, ты мне нравишься! – сказала богиня и пристально посмотрела ему в глаза, так, словно не ему, а ей предстояло вынести свое суждение.
– Нравлюсь? Тебе? – пролепетал Парис.
– Да, и даже очень, – продолжала богиня. – Думаю, ты и сам догадываешься о своей красоте. И все же спрошу: хотел бы ты быть еще красивее? Хотел бы ты, чтобы женщины падали к твоим ногам? Так вот, если ты отдашь яблоко мне, я сделаю тебя самым желанным мужем на земле и дам тебе в жены Елену из Спарты – красивейшую женщину из всех, какие только видел кто-либо под сводами Урана!
Вот это уже было нечто конкретное: ему предлагали женщину, которую можно было взять к себе в постель!
– А какая она, эта Елена? – спросил, охваченный нетерпением, Парис.
– Лицо у нее благородное и нежное. На свет она появилась из лебединого яйца, ее отец – Зевс, мать – ослепительно-белая Леда. И еще у нее длинные шелковистые белокурые волосы, глаза – синее горных озер Парнаса, а бедра словно специально созданы для ласк настоящего мужчины. Сосцы ее грудей – как налитые солнцем виноградины, а грудь нежна и тепла, как…
– Довольно, хватит, я хочу ее! – воскликнул Парис, не дослушав даже, с чем можно сравнить грудь Елены.
Совершенно обезумев от восторга, он вопил на весь свет: «Елена, любовь моя, Елена!» – а Гера и Афина с помрачневшими лицами удалились, затаив в душе жажду жестокой мести и Парису, и всем троянцам.
Делая выбор между властью, умом и любовью, Парис остановился на любви, и ничего в том нет удивительного, поскольку только любовь была доступна его пониманию.
Признаюсь, на его месте (а может, даже и на своем) я тоже отдал бы предпочтение Афродите.
Однако, чтобы сдержать свое слово, богине предстояло немало потрудиться: Елена была уже замужем, а у пастуха Париса вид был, прямо скажем, не самый привлекательный. Для начала нужно было вернуть его на законное место – в царскую семью. Представьте себе, что по странному стечению обстоятельств именно в те дни в Трое проходили дарданские игры, и какой-то посыльный царя явился к Агелаю, чтобы отобрать быков для заклания. Между делом он рассказывал о предстоящих играх, о том, что их придумал отец Приама – Лаомедонт по совету самого Аполлона и что цель их – укрепить добрососедские отношения с ближними народами. Посыльный долго еще распространялся о предстоящих состязаниях, о достоинствах их участников, а также о богатых призах. Он сказал, что победителей ждут золотые треножники, медные вазы, фригийские рабыни и рабочий скот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– О юный Парис, – гнул свое Гермес, на сей раз назвав пастуха его настоящим именем и потрясая кадукеем, – ты не смеешь ослушаться приказания Зевса-тучегонителя! И я ничем не могу помочь тебе в этом трудном выборе. Внимательно посмотри на них, если хочешь – потрогай их даже руками, но скажи все же, кто – Афина, Гера или Афродита – кажется тебе достойной приза!
Между тем богини, каждая на свой лад, старались завоевать его благосклонность. Чтобы выглядеть более привлекательными, они искупались в светлых водах родников, бьющих на горе Иде, и теперь вертелись вокруг Париса, подступая все ближе, завораживая его и опьяняя незнакомыми ароматами. От металлически холодных взглядов и сверкающего на солнце шлема Афины исходило мощное сияние. Величественная лилейнорукая Гера стала спиной к солнцу так, чтобы лучше высвечивались ее пышные формы. Афродита же облачилась в специально сшитую для такого случая орами и харитами тончайшую тунику, переливавшуюся всеми цветами радуги. Справа в тунике от плеча до щиколоток был разрез, оставлявший неприкрытым один бок богини и ее ногу.
– Мне как о них судить – вот так, когда они одеты, – спросил Парис дрожащим голосом, – или можно видеть их голыми?
– Никаких проблем! – ответил бог. – Если пожелаешь, они разденутся.
Афродиту упрашивать не пришлось: она тотчас развязала ленточку на плече, и туника соскользнула к ее ногам. На обнаженном теле богини остался лишь поясок.
У Париса дух захватило.
– Сними пояс! – воскликнула Афина.
– А ты сними шлем, – парировала ее выпад Афродита, – тогда не будешь казаться такой высокой!
Хочу сразу же прояснить вопрос о поясе: это была шелковая повязка, обладавшая волшебной силой. Кто бы ни увидел Афродиту в этом пояске, сразу же в нее влюблялся. На поясе были изображены все формы обольщения: Нежность, Нетерпение, Интимная близость, Привлекательность и Любовные речи. Афродита никогда его не снимала – даже когда ложилась в постель (ясно же, что в постели он был ей особенно нужен!). Вот и теперь, стоя перед Парисом – поясок-то ей пришлось все-таки снять, – она не выпускала эту драгоценность из рук, опасаясь, как бы кто-нибудь ее не похитил.
– О богини Олимпа! – воскликнул юный пастух, и лицо его стало белее, чем туника жрицы храма Афродиты в день ее посвящения. – Боюсь, что судить о вашей красоте – дело для меня непосильное. Но раз уж посланец богов говорит, что я не смею уклоняться, прошу вас: помогите мне сами. Пусть каждая из вас приблизится ко мне, и пока я буду ее разглядывать, две другие должны отойти в сторонку, чтобы я мог сосредоточить свое внимание на той, которая ближе. Так и сделали. Первой выступила Гера:
– Гляди хорошенько, о смертный! – сказала богиня. – И знай, если присудишь яблоко мне, я сделаю тебя самым могущественным и самым богатым человеком во всей Азии. Ты станешь властвовать на земле и на море, и люди будут трепетать при одном упоминании твоего имени!
Внушать трепет врагам, господствовать над Азией и заставить соседей признать главенство Трои было бы верхом мечтаний для царского сына, но не очень прельщало простого пастушка Париса, не знавшего не только, кто его родители, но и что такое Азия.
Второй подошла к нему Афина.
– О юный Парис, – сказала она, – ты силен и мудр, но все же ты не сильнейший и не мудрейший. Если присудишь яблоко мне, я сделаю так, что ты будешь выходить победителем из любых битв и навсегда запомнишься людям как самый умный из смертных.
«Самый умный? – подумал Парис, не вполне сознавая смысл сказанного. – А что значит – быть самым умным? И что это еще за битвы, в которых мне доведется одерживать победы? Не представляю, какие-такие битвы могут меня ждать».
Короче говоря, посулы Афины показались ему не очень-то заманчивыми.
Наконец наступил черед Афродиты. По мере того как богиня приближалась к Парису, сердце у него билось все сильнее, он даже почувствовал что-то вроде легкого недомогания, какое-то странное томление: зародившись в мозгу, оно медленно разлилось по всему телу.
– О Парис, ты мне нравишься! – сказала богиня и пристально посмотрела ему в глаза, так, словно не ему, а ей предстояло вынести свое суждение.
– Нравлюсь? Тебе? – пролепетал Парис.
– Да, и даже очень, – продолжала богиня. – Думаю, ты и сам догадываешься о своей красоте. И все же спрошу: хотел бы ты быть еще красивее? Хотел бы ты, чтобы женщины падали к твоим ногам? Так вот, если ты отдашь яблоко мне, я сделаю тебя самым желанным мужем на земле и дам тебе в жены Елену из Спарты – красивейшую женщину из всех, какие только видел кто-либо под сводами Урана!
Вот это уже было нечто конкретное: ему предлагали женщину, которую можно было взять к себе в постель!
– А какая она, эта Елена? – спросил, охваченный нетерпением, Парис.
– Лицо у нее благородное и нежное. На свет она появилась из лебединого яйца, ее отец – Зевс, мать – ослепительно-белая Леда. И еще у нее длинные шелковистые белокурые волосы, глаза – синее горных озер Парнаса, а бедра словно специально созданы для ласк настоящего мужчины. Сосцы ее грудей – как налитые солнцем виноградины, а грудь нежна и тепла, как…
– Довольно, хватит, я хочу ее! – воскликнул Парис, не дослушав даже, с чем можно сравнить грудь Елены.
Совершенно обезумев от восторга, он вопил на весь свет: «Елена, любовь моя, Елена!» – а Гера и Афина с помрачневшими лицами удалились, затаив в душе жажду жестокой мести и Парису, и всем троянцам.
Делая выбор между властью, умом и любовью, Парис остановился на любви, и ничего в том нет удивительного, поскольку только любовь была доступна его пониманию.
Признаюсь, на его месте (а может, даже и на своем) я тоже отдал бы предпочтение Афродите.
Однако, чтобы сдержать свое слово, богине предстояло немало потрудиться: Елена была уже замужем, а у пастуха Париса вид был, прямо скажем, не самый привлекательный. Для начала нужно было вернуть его на законное место – в царскую семью. Представьте себе, что по странному стечению обстоятельств именно в те дни в Трое проходили дарданские игры, и какой-то посыльный царя явился к Агелаю, чтобы отобрать быков для заклания. Между делом он рассказывал о предстоящих играх, о том, что их придумал отец Приама – Лаомедонт по совету самого Аполлона и что цель их – укрепить добрососедские отношения с ближними народами. Посыльный долго еще распространялся о предстоящих состязаниях, о достоинствах их участников, а также о богатых призах. Он сказал, что победителей ждут золотые треножники, медные вазы, фригийские рабыни и рабочий скот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67