У моряков есть легенда: говорят, что во время возвращения на Итаку Одиссей попал в жестокий шторм и потерял все доспехи Ахилла, но они, по воле Фетиды, не утонули – волны вынесли их на берег у Ретейского мыса, к самой могиле Аякса.
Похороны Ахилла, естественно, по пышности вполне соответствовали положению и заслугам погибшего, хотя, если уж быть совсем откровенными, придется признать, что воины его недолюбливали, ибо не могли простить ему долгого отсутствия на поле брани. Группа нереид во главе с Фетидой собралась вокруг покойного и, умастив его тело драгоценными благовониями, безутешно оплакивала героя. Девять муз завели погребальную песнь, продолжавшуюся семнадцать дней и семнадцать ночей. По такому случаю с троянской равнины прибыл и пятнадцатилетний сын Ахилла Неоптолем, родившийся на Скиросе, когда переодетый в женское платье герой скрывался среди дочерей и наложниц царя Ликомеда.
На восемнадцатый день тело Ахилла было сожжено на костре. Его прах смешали с прахом Патрокла и поместили в изготовленную Гефестом золотую урну, которую захоронили на Сигейском мысу, в месте, обращенном в сторону Фтии. И по сей день мореплавателям, пересекающим пролив грозовой ночью, кажется, будто до них долетает голос Ахилла, декламирующего стихи божественного Гомера, а с троянской равнины доносятся конский топот, грохот колесниц и бряцание оружия.
Неоптолем, именуемый также Пирром, поклялся, что не успокоится, пока не заколет Поликсену на могиле отца, и он выполнил бы эту клятву не дрогнув, если бы совет старейшин во главе с Агамемноном вдруг не помиловал девушку, сославшись на ее юный возраст. В действительности же Агамемнон хотел умилостивить Кассандру – сестру Поликсены и свою новую наложницу. Однако ахейцы, узнав о решении вождя, возроптали: «Что важнее – меч Ахилла или постель Агамемнона?» На этот вопрос им ответил сам Пелид, а вернее, его тень. Как-то ночью она явилась воинам на Сигейском мысу, и они услышали ее стенания: «Разве мне не полагается моя доля трофеев?» Тогда девушку вытащили из узилища и за волосы приволокли на Ахиллов курган. Там она сама распахнула на своей белоснежной груди тунику, чтобы Неоптолем мог вонзить в нее карающий меч.
После смерти Ахилла и Аякса греков охватило беспокойство: кроме Диомеда, среди них не осталось больше героя, способного устрашить троянцев. За девять лет войны для всех стала очевидной горькая правда: самым действенным оружием оказался не меч, а лук, и если среди троянцев было много выдающихся лучников, которыми все они очень гордились, то ахейцы считали постыдным пускать в ход лук – оружие трусов, а не героев. Географ Страбон прочитал на какой-то древней колонне изречение, запрещавшее пользоваться в битвах любым метательным оружием, даже камнями. Плутарх в своих «Моралиях» рассказывает о солдате, который, умирая, воскликнул: «Мне не так страшна смерть, как сознание, что принял я ее от стрелы белоручки-лучника».
Но и без того Агамемнон не мог больше продолжать войну: прошло почти десять лет после начала боевых действий, и царя снедала тоска по дому. Жена его – красавица Клитемнестра с нетерпением ждала возвращения супруга, а их трое детей уже так выросли, что, вернувшись, он мог бы их и не узнать. Но главное – ради чего все это? Ради трофеев, которых к тому времени могло основательно поубавиться, поскольку все богатство Приама ушло на выкуп тела Гектора? Хорошенько все взвесив, Агамемнон решил, что оставаться долее у стен Трои совершенно бессмысленно. С другой стороны, и домой с пустыми руками возвращаться не подобало: как посмотрят на это ахейцы? Многого он не требует, достаточно, если Парис позволит себя убить! Да только как заставить этого трусливого троянца выйти на равнину?
Из всех детей Приама Парис, безусловно, был самым осторожным: он никогда не участвовал в открытом бою, а в тех случаях, когда ему все-таки приходилось покидать город, он прятался где-нибудь в хорошо защищенном месте и оттуда метал в противника свои проклятые стрелы. Наиболее верным способом выманить его из Трои было, пожалуй, объявить состязание в стрельбе из лука. Тщеславный Парис наверняка примет вызов: но кто рискнет сразиться с ним? Единственным возможным противником Париса был Тевкр – сводный брат Аякса Теламонида, но после самоубийства Аякса с Тевкром и заговаривать об этом не стоило: он так ненавидел Агамемнона, что ни в коем случае не стал бы сражаться во славу сына Атреева! Кто-то назвал имя Филоктета – забытого героя, которого греки девять лет назад бросили раненым на каком-то острове в Эгейском море.
Филоктет вне всяких сомнений был искуснейшим лучником среди ахейцев – ведь именно он получил лук и стрелы в наследство от самого Геракла. По пути в Трою на маленьком острове Неа Филоктета ужалила в ногу ядовитая змея, и загноившаяся рана стала издавать такое зловоние, что товарищи по плаванию высадили его на первом же клочке суши.
Воспользовавшись перемирием, объявленным по случаю похорон Ахилла, Одиссей решил немедленно отправиться за Филоктетом. Он нашел его на пустынном берегу, где тот бродил в одиночестве, разъяренный, как дикий зверь.
– Приветствую тебя, о Филоктет! Как жизнь? – ничуть не смущаясь, заговорил Одиссей. – Все еще считаешь себя самым метким стрелком из лука среди ахейцев?
– Мне бы только встретиться с теми, кто бросил меня на этом проклятом острове, – ответил ему лучник, – я бы показал им, какая верная у меня рука!
Слово за слово, и Одиссей, пообещав показать его рану Подалирию или даже самому Махаону, сумел-таки убедить Филоктета вернуться в Троаду и присоединиться к ахейцам.
Поединок между Парисом и Филоктетом стал еще одним эпическим событием в истории Троянской войны.
Перед началом единоборства, как полагалось, оба чемпиона, каждый в меру своей изобретательности, с полчасика ругали друг друга на чем свет стоит.
– О Филоктет, сын Пеанта, – кричал Парис, – я умру скорее от твоей вони, чем от стрелы, пущенной из твоего лука!
– От тебя, о потомок Приама, тоже здорово несет! – отвечал ему Филоктет. – Только от моей вони меня могут избавить сыны Асклепия, а твоя останется при тебе на века, как пример гнуснейшей подлости.
– Прошу тебя, о вонючий герой, не становись с наветренной стороны, – не сдавался Парис, – как я натяну тетиву, если мне придется зажимать нос руками?!
– Тебе бы пожалеть мои бедные стрелы! – не оставался в долгу Филоктет, указывая на свой колчан. – О, как бы хотелось им вонзиться в кучу дерьма, а не в твой дряблый живот!
Каждую более или менее удачную остроту встречали хор восторженных похвал в одном лагере и насмешливые крики и улюлюканье – в другом. Но вот словесная дуэль кончилась, герои перешли наконец к делу, и тогда всем стало ясно, что Филоктет и впрямь великий стрелок, причем не только прекрасно владеющий луком, но и ловко уклоняющийся от стрел противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67