Лицо Лизандера омрачилось.
– А тут еще Руперт бесплатно содержит меня, Артура и Тини. Ох, и когда же он доверит мне скачку, чтобы я мог начать платить ему?
– Да ты уже платишь. Руперт действительно доволен, содержание лошадей улучшилось. А он считает, что это серьезно влияет на результаты.
Лизандеру еще не приходилось встречать супругов, которые так бы чувствовали друг друга, так поддерживали, так заботились друг о друге. Их любовь наполняла Лизандера завистью. Но Руперт был очень опытен. И Лизандеру никак нельзя было переборщить с дружеским отношением к Тегги. Единственное, что хотел видеть на своем дворе мужественный и красивый Руперт, были лошади.
Лизандер не очень следил за ходом военных действий, разве что по доходящим бюллетеням или по радио, висящему в углу конюшни, но, возвращаясь после очередной выволочки от Руперта, он чувствовал себя, как Багдад после ночной бомбардировки.
На второй неделе он отрабатывал со значительно прогрессирующим, но все еще строптивым Мейтрером цепочку барьеров. Диск солнца походил на огненное пятно взорвавшейся бомбы среди облака ядерной пыли – казалось, оно символизировало все те беды, что принесла земле война.
Весь день над головой ревели самолеты. Руперт в особо плохом настроении из-за того, что король Хусейн, его старый приятель по совместной учебе в школе города Харроу, поддерживал Ирак, вызвал к себе Лизандера.
– Почему, мать твою, ты не пользуешься хлыстом?
– Мой дядя Алистер говорил, что это метод для лентяев, – трепеща, но не отступаясь, сказал Лизандер. – Ведь Мейтрер же на самом деле старается, и глупо бить его. А когда лошади перевозбуждены, они только медленнее идут. Честное слово, Руперт, я видеть не могу, как жокеи нахлестывают лошадей. И ведь нет никакой нужды так безжалостно их лупить.
Это был косвенный намек на Джимми Жардена, второго жокея Руперта, который только что приступил к двухнедельной программе воздержания от чрезмерного употребления хлыста – вероятно, по инструкции Руперта.
– Так ты думаешь, что Джимми, у которого в этом сезоне почти девяносто побед, добился этого только с помощью кусочков сахара? Если ты скачешь у меня, ты пользуешься хлыстом.
Секунду они в упор смотрели друг на друга. Лизандер первым опустил глаза. Он не мог противостоять этому холодному открытому презрению. Развернув Мейтрера, он устало поехал назад во двор. Руперт обогнал их на «ленд-ровере» и, когда Лизандер вернулся, разговаривал в конюшне по телефону.
– О'кей, Марсия, Джимми временно отстранен, и я не думаю, что он и Безнадежная – одно целое. Тем не менее я посажу на нее нового парня – Лизандера Хоукли. Он тебе понравится, Марсия, он красивее Джимми. Да, завтра в 2.30, в Мейден Хардле, Уорчестер.
Лизандер застыл в дверях с беспомощно открытым ртом, вцепившись для поддержки в потную шею гнедого Мейтрера.
– Ты слышал меня, – сказал Руперт. – Ну так тебе лучше взяться за хлыст, иначе не сдвинешь Безнадежную даже со стартовой черты.
Не выигрывавшая призового места в последних восьми заездах, Безнадежная, гнедая длинноногая кобыла с дикими глазами и жалкой гривой, такой редкой, что возможно было даже заплести косички, вполне соответствовала своему имени. Ее владелица, Марсия Меллинг, очаровательная разведенная дама в возрасте, держала лошадь на тренаже потому только, что была влюблена в Руперта, занятого, увы, лишь лошадью, да и то не особо усердно, поскольку и так сдирал с Марсии в три раза больше, чем с любого другого владельца.
На следующее утро Лизандер без всякой надежды на победу уселся вместе с двумя девушками-конюхами, Самантой и Маурой, в грузовик Руперта и отправился за тридцать пять миль отсюда в Уорчестер. Чтобы отвлечь его от депрессии, Руперт поручил ему заботу еще о пяти скакунах.
День был прекрасный, над полями цвета хаки стояли облитые солнцем нежно-коричневые деревья, сережки на которых свисали подобно золотым лампочкам Тиффани, в голубой дымке распускались цветы мать-и-мачехи.
– Артур всегда получает удовольствие от чтения газет, – говорил девушкам Лизандер, выруливая на автостраду. – «Сан» ему нравится больше, чем «Индепендент», но особенно он любит «Дорогую Дердри».
– «Дорогая Дердри, я влюблен в замужнюю женщину, которая не бросает своего мужа», да Артура должно тошнить от этого, – фыркнула Саманта, отдавая Лизандеру последнюю сигарету. – Здесь нельзя останавливаться, – в ужасе крикнула она, когда Лизандер, взвизгнув шинами, притормозил под многочисленные гудки и угрожающие размахивания кулаками.
– Мне надо выйти. Прошлой ночью я выпил полбутылки «Каскара», чтобы сбросить последние три фунта, и сейчас начну извергаться. Да откройте же эту чертову дверь! Лизандер вылетел из грузовика и уткнулся в чье-то твердое плечо.
Руперт и Тегги летели в Уорчестер из Лондона вместе с мистером Пандопулосом и Фредди Джоунсом, совладельцем Гордеца Пенскомба. Табиту, вернувшуюся после полусеместра, подвозила Диззи, непреклонная, очаровательная блондинка, старшая среди конюхов Руперта, которая недавно вновь вернулась к работе, получив развод.
Приехав на двор, Табита поздоровалась со своими пони, а затем, вооружившись «Твиксами», помчалась к Артуру. Она вышла из его бокса, едва избежав зубов Тини, и чуть вскрикнула: в соседнем боксе плотно перевязанный, стянутый путами мирно спал Гордец Пенскомба.
– Диззи, – завопила Таб, колотя в окно квартиры конюхов.
– Что такое? – Диззи, чьи мысли были заняты миленьким папочкой Пандопулосом, выключила фен.
– Разве Гордец не бежит в 3.15?
– Конечно, -бежит. Он уже на полпути к Уорчестеру.
– Черта с два, он все еще в боксе.
– О Господи, – Диззи отшвырнула фен. – Этот придурок мог просто забыть погрузить его. Ну а поскольку Сам и Маура влюблены в него, то они ничего не заметили.
– Мы должны доставить его туда, – в панике сказала Таб. – Если папа обнаружит это, он вышибет Лизандера.
Один из грузовиков Руперта был в ремонте, другой шел на Фолкстоун. Оставался только трейлер, использовавшийся для перевозки свиней, телят и пони Таб, – машина, на которой изуродовался двукратный победитель Золотого кубка Котчестера, самое большое разорение для хозяйства.
– Я не отважусь поехать на нем, – возражала Диззи. – Уж лучше одолжить один из грузовиков у Рикки Франс-Линча.
– Десять миль, и не по прямой дороге, – убеждала ее Таб. – Гордецу не помешает свежий воздух, да и его экипировка уже отправлена.
– Меня сейчас вытошнит, – Табита высунулась из окна. Спидометр показывал шестьдесят миль в час на узких продуваемых ветрами сельских улочках, проходящих по высоким насыпям.
– А я готовлюсь к увольнению, – проворчала Диззи. – Как там Гордец?
– Отлично.
Изогнувшись, Табита посмотрела на его темную, прелестного очертания голову, с зигзагообразными белыми отметинами, с широко посаженными глазами, рассматривающими поверх борта трейлера красно-коричневые коттеджи и фруктовые сады.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92