она специально выбрала момент перед Рождеством, когда Руперт был в Ирландии. Объявив, что пора ему и Тегги познакомиться с внуком, она спросила, не возьмут ли они его с собой на две недели, пока она и Люк слетают в Кению на игры в поло.
– Для нас это вопрос жизни и смерти, Тегги, – упрашивала она. – Мы уже все оплатили. Мы с Люком заложили все наше имущество, чтобы сохранить конюшню и пони. В Америке спад страшнее, чем у вас. В общем, нам нужно вместе провести какое-то время.
Мягкая, добрая Тегги, конечно, согласилась, и Руперт, вернувшись из Ирландии, обнаружил Эдди, совершенно американского, обворожительного, но такого же самолюбивого, как и дед, мальчишку, который, не переставая, спрашивал, когда вернутся мамочка и папочка. Взбешенный тем, что Пердита навесила на Тегги ребенка, когда та только что потеряла собственного, Руперт тут же нанял француженку присматривать за Эдди. Но упрямо и без скандалов Тегги настояла, что будет сама ухаживать за ним, и действительно поднималась к нему ночью, когда он вдруг начинал плакать, и даже позволяла спать с ними в одной постели, так что каникул почти не было, а уж секса и подавно.
Он взял Эдди кататься на лыжах, чтобы дать Тегги передышку, но маленький паразит, вставший на лыжи еще до того, как научился ползать, обгонял Руперта на целый склон, а теперь еще и представил его дедушкой перед всей мировой прессой – или, как сам называл ее Руперт, – Индустрией Неправильно Истолкованных Слов.
На самом-то деле Руперту понравился внук. Он понимал, что ему неприятно само слово «дедушка» и то, что все вокруг только и сплетничают о том, что ему было всего лишь восемнадцать, когда он зачал Пердиту. Но на данный момент он ощущал себя и недостаточным дедушкой, и отцом, и мужем, и тренером, особенно рядом со страдающим мистером Пандопулосом.
Больше же всего Руперт презирал себя за то, что именно на голову Тегти обрушился его внук, сломавший им отдых. В этот вечер она выглядела исключительно очаровательно в розовой ангорке и в строгой прямой черной юбке, показывающей более прекрасные ноги, чем у любого жеребенка. Руперт уже собирался взять ее за руку и сказать, что любит ее и злится только на самого себя, когда заметил пару за соседним столиком. Простенькую девчушку, чья розовая мордашка здорово контрастировала с ее ярким лыжным костюмом, и очаровательного, прекрасно выглядящего парня, который бесстыдно таращился на них. Руперт и сам мог восхищаться представителями собственного пола, но парень не был похож на гея, и, значит, он смотрел на Тегги, которую бы неприятно удивило, что за нею волочится какой-то кобель.
Пять минут спустя, когда Китти ушла наверх, чтобы почитать детям Раннальдини сказку на ночь, Лизандер заплатил по счету. Ради Артура он должен это сделать. С трясущимися коленями и пересохшим ртом, не замечая, с каким аппетитом женщины поглядывают на него, он двинулся к своему кумиру. Глядя на черты, словно вырубленные стамеской, и на глаза цвета ляпис-лазури, он захотел преподнести Руперту какой-нибудь удивительный подарок, упасть на колени и поцеловать ему руку. Вместо этого он пробормотал:
– Извините, я надеюсь, вы не будете возражать, если я присяду?
– Если вы журналист, то проваливайте, – проворчал Руперт.
– О нет, нет, нет, вовсе нет. Мое имя Лизандер Хоукли.
Глаза Руперта сузились, словно он вспоминал.
– Вообще-то я живу в Парадайзе, – продолжал Лизандер. Я надеялся встретиться с вами в «Валгалле» на традиционном представлении.
Руперт глянул чуть более дружески.
– Мы уже собрались уходить, – сказала Тегги, чувствуя неподдельную жалость к бедному парню. – Ну присядьте на минутку и расскажите нам о представлении.
Она почувствовала, как Руперт под столом тронул ее лодыжку.
– Спасибо.
Лизандер рассиялся Тегги и чуть не сбил кувшин с водой, стараясь выглядеть спокойным.
– Я наблюдал за дочкой Джорджии Магуайр, как ее вытошнило в трубу в «Багли-холле», а затем, как она разъяренно перечисляла любовниц Раннальдини, – легко сказал Руперт. – Роберто Раннальдини живуч как кошка. Камерон сказала, что это было чертовски забавно.
– Только не для Китти, – быстро вставил Лизандер.
– Китти?
– Жена Раннальдини, – с гордостью сказал Лизандер. – Она только что была со мной.
– А.
Что-то стало проясняться. Это, должно быть, тот парень, от которого Камерон была без ума. «Вы должны его нанять, Руперт. Он сногсшибателен».
– Какую же роль вы играли? – спросила Тегги, чувствуя, что настроение Руперта ухудшается.
– О, я только разбирал по листкам сценарий, но моя лошадь, Артур, везла Третьего Царя. Он в самом деле выглядел здорово в этой роли, но это так, побочная работа. Как раз об Артуре-то я и хотел поговорить с вами.
И он прямо и открыто посмотрел на Руперта.
Через пять минут он понял, что Руперт зевает и барабанит пальцами по столу.
– Извините. Я слишком разговорился.
– Не буду спорить.
– Но он действительно мило рассказывал, – отметила Тегги, страдая, что Руперт был таким гадким.
Успокоенный, Лизандер обернулся к ней. Господи, какая же она милая – с копной темных волос, мягким розовым ртом и добрыми серебристо-серыми глазами на ласковом, застенчивом лице.
– Вы выглядите гораздо симпатичнее, чем на фотографии в «Экспресс», – заикнулся он. – А мы видели вашего маленького мальчика. Он восхитителен. Он катается как американец, а похож на вас.
– Странно, – холодно произнес Руперт, – поскольку он не имеет никакого отношения к Тег. Это мой внук.
«Вот брякнул-то», – подумал Лизандер.
– Я знаю, это звучит глупо, – забормотал он, – но вы не выглядите таким старым, чтобы быть дедушкой.
«Маленький ублюдок, – усмехнулся про себя Руперт, – он еще и снисходителен ко мне».
– Ну да, не правда ли?
Тегги положила руку на плечо Руперта, сжав его.
– Родители Эдди играют в Кении в поло, так что мы несколько дней присматриваем за ним. Хорошая практика, поскольку вскоре мы собираемся усыновить ребенка из Южной Америки.
Руперт наливался грозой. Ему не понравилось, что Тегги пустилась в обсуждение их личной жизни. Этот парень просто-напросто может быть засланным «Скорпионом».
– Я встречал Рождество в Южной Америке. В Бразилии, – рассказывал Лизандер Тегги. – В невероятном доме, с бассейном и полем для поло, выходившим одним краем к океану, а другим – к горам. Однажды вечером мы выпивали на террасе и я указал на гору, усеянную звездочками. Джина, моя хозяйка, только посмеялась. «Эти звездочки всего лишь огоньки в окнах хибарок бедняков, – сказала она. – Только не будем обсуждать тему богатства».
– Да, это действительно печальная история, – сказала Тегги.
– Ну разве нет? И я подумал, какого черта я делаю там?
Руперт подчеркнуто зевнул:
– Можно задать тот же самый вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92