– Я хочу, чтобы ты взяла большую сумму денег, Китти, – продолжал он. – Гонорары от «Фиделио», возможно, сделают тебя независимой. Я знаю, я много принес тебе боли в прошлом, но давай попытаемся начать сначала. В Штатах не будет этих идиотов Парадайза, ну а если ты не можешь иметь детей, не беда, мы усыновим.
И все это заставляло Китти чувствовать себя еще более смущенной и виноватой.
Лизандер весь день наблюдал в бинокль, как вертолеты подвозят в «Валгаллу» из «Херродз Фуд Холл» выпивку и продукты. В сумерки снег повалил плотнее, укутывая белые ивы Джорджии. Лабиринт Раннальдини становился ледяным, а ветки фруктовых деревьев провисали, как трамплины. Черным галстуком траура темные воды реки Флит разделяли белую долину.
Забыв, когда он последний раз ел, Лизандер открыл банку консервированной кукурузы, съел столовую ложку и убрал в холодильник. В тысячный раз он проверил, не включили ли телефон. Подпрыгнув в волнении на стук входной двери, он взмолился, как не молился никогда, прося, чтобы это была Китти. Вместо нее появился тот, кого он желал сейчас видеть почти так же сильно, как и Китти.
– О Ферди!
Лизандер запнулся, рванувшись вперед, обхватил руками друга, чувствуя исходящее от его прочного тела спокойствие.
– Извини, я был таким дерьмом. Я вовсе не собирался использовать тебя. Бедная дорогая маленькая Мегги, – его голос пресекся.
– Это я виноват.
Ферди потрепал Лизандера по плечу, потрясенный, каким же костлявым оно стало. Затем, наклонившись, сграбастал истерически гавкающего, возбужденного Джека:
– Ну, ну, будь крепче. Жизнь с Мегги не кончилась. Пора переключаться на что-то другое.
– Все, что ты говорил, правильно. Но я никого не могу видеть. Я только по тебе соскучился. Мегги ужасно страдала?
– Нет, – солгал Ферди, – а щенок ее просто чудо. Изможденное лицо Лизандера загорелось.
– Так он жив! Это, должно быть, знак.
– Да, это сука.
Ферди открыл холодильник:
– Господи, да у тебя и поесть-то нечего! Моя мама взяла щенка на уик-энд, кормила его козьим молоком, а в понедельник ей возвращаться на работу.
– Я заберу ее. Подарю Китти вместо... – голос его опять дрогнул. – О Ферди, что мне делать?
И полилась история его великой любви.
– Китти и я – одно и то же. И в этом все дело, – закончил он.
– Но ведь ты то же самое говорил и о Джорджии, – сказал Ферди, ставя на огонь котелок – в доме вообще нечего было выпить.
– Джорджия! – воскликнул оскорбленный Лизандер. – Эта скучающая, самовлюбленная пустышка. А я даже почтовый индекс Китти помню.
– Да он такой же, что и у тебя, – сказал ничуть не потрясенный Ферди.
– Разве? – удивленно спросил Лизандер. – А свой-то я не знаю. Я не могу понять, что происходит в «Истэндерз», и я не сделал ни одной ставки с тех пор, как вернулся.
– Бог мой, – в тревоге произнес Ферди. – Да Ледброук подаст на тебя в суд. Я выскажу тебе свое мнение после ночной оргии. Ну и что ты собираешься предпринять?
– Быть НМЕ, – сердито сказал Лизандер. И пояснил, отвечая на удивленный взгляд Ферди, – быть Неприглашенным Мать Его.
– Ты уверен?
Ферди покопался в почте, которую Лизандер не вскрывал, поскольку не встречал там аккуратного почерка Китти, и где было несколько конвертов с припиской «ЧАСТНОЕ И КОНФИДЕНЦИАЛЬНОЕ» из его банка и три письма с пометкой «СРОЧНО» от Дэвида Хоукли.
– Да вот же оно.
Ферди вскрыл толстый кремовый конверт: « В ДОМЕ МИССИС РАННАЛЬДИНИ».
– Никто себя не чувствует дома в «Валгалле», – содрогнулся Лизандер.
– Ты должен одеться как римлянин, – поучал его Ферди, – желательно времен упадка. Большинство придет в простынях и в башмаках на двойной подметке.
– Я ненавижу маскарадные костюмы. Лизандер стал белее снега за окном, когда подумал, что снова увидит Китти.
– И потом, у меня прыщ.
– Первый раз в твоей жизни. Дай-ка посмотрю. Лизандер приподнял кудри на лбу.
– Ну это ничего.
– Он здоровенный. Съезжу-ка я в Ратминстер и куплю для Китти цветов, пока магазины не закрылись.
– Ты мог бы пойти и нагишом, как древний бритт, – предположил Ферди. – От холода в «Валгалле» ты будешь таким синим, что даже краска не понадобится.
50
Грохот волны Шёнберга было слышно по дороге вниз, в долину, сияющую льдом в лунном свете, сильно смягченном рыжеватым гало, предвещавшим пургу. Перед «Валгаллой» топтались журналисты в отчаянном стремлении заполучить последние сведения о Китти и Лизандере. Но, предотвращая нежелательное вторжение, Раннальдини у всех ворот выставил армию своих приспешников со сторожевыми собаками. Впускали только гостей с приглашениями, и те, ведомые мистером Бримскомбом, так же отчаянно желавшим попасть на вечеринку, как и пресса, парковали автомобили и вертолеты на лужайке.
Раннальдини проводил задуманное с осторожностью. Розовая утренняя гостиная и желтая летняя сияли в огне свечей и были усыпаны лепестками роз. Центральное отопление, не в пример другим дням, было включено на тропический режим, во всех каминах дьявольским огнем полыхали огромные поленья, так что если кто-то и был одет теплее, чем в тогу, вынужден был бы раздеться.
Громадные вазы лилий, роз и жасминов распространяли сильнейший запах, напоминая сад Раннальдини в прошедшее сверхжаркое лето. Воздух был полон дыма сигарет. Прорицатели, рабы, императоры, Меркурии в стальных шлемах и с фиговыми листками и богини, набив животы индюшачьими окорочками, заливали их «Крагом».
Намерзнувшись на вечеринке у Рэчел, Ларри совершил ошибку, выбрав костюм льва, и теперь, вопя в телефон, обмахивался желтым хвостом.
– Он пытается начать новое дело с какими-то японцами, – объяснила Мериголд, явившаяся в костюме Минервы. Уснув накануне под лампой для загара, она теперь отличалась таким же красным лицом, как у Персиваля Хиллари, который в роли Юлия Цезаря использовал все ту же ночную сорочку от «Кавендиш Хауз» и возложил лавровый венок на свои редкие седые кудри.
– Юлий Цапни-его, это больше похоже, – хихикал Мередит, одетый в бежевую тунику на гибком теле. – Дело не в том, Мериголд, что Раннальдини неразборчив в связях с женщинами, просто он так боится темноты, что не может спать один.
– И что ты думаешь обо всем этом? – спрашивала Мериголд, закрепляя ему на плече сову.
– Я пришел как христианин, – сказал Мередит, благочестиво поднимая руки, – поэтому не могу злословить ни по чьему поводу. Ну разве Гермиона не мила? Разве не прекрасно дыхание Перси? Ну разве Рэчел никого не утешит? Какой черт надоумил Гвендолин Числеден добиться приглашения? И она должна была прийти в роли лошади Калигулы, без всякой одежды. Ой, я, кажется, опять грешу!
– Ну я думаю, Гвендолин выглядит весьма величаво в этой ночной рубашке, – признала Мериголд. – Ох, как бы я хотела тоже не беспокоиться о маскарадном костюме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92