– И Китти тоже.
– Китти! – Лизандер похолодел. – Китти. Бедный ангел. Что она сказала?
– С ней все будет о'кей, – произнесла Гермиона, разозленная его внезапным отчаянным прозрением. – Все эти выходцы из рабочего класса чувствуют боль не так, как мы. И вообще я не понимаю, и-за чего ты всполошился, ты же должен испытывать наслаждение. Иди-ка сюда, – она соблазнительно откинула красные шелковые простыни. – Давай попробуем еще раз, пока ты трезвый. И ты скоро забудешь Китти.
От отвращения Лизандер слетел с постели, схватившись за голову, едва сдерживая тошноту, и, натягивая джинсы, порвал их еще больше. Гермиона потеряла терпение.
– Да с какой стати Китти должна покинуть Раннальдини? – прошипела она. – Посмотри на этот роскошный дом и все эти прекрасные земли.
За узким окном Лизандер видел покрытые снегом печные трубы, испускающие дым к сияюще-голубому небу. На той стороне долины, на полях за «Парадайз-Грандж», как на картине Брейгеля, люди катались на лыжах и тоббоганах, спускались по холмам, а собаки неслись за ними с веселым лаем – и вся эта сцена так остро напомнила ему Монто и Китти, что он схватился за подоконник.
– Да ты подумай, как она живет, будучи замужем за гениальным человеком. – Голос Гермионы звучал сейчас как колокол. – Подумай о ее будущности в Нью-Йорке. Ну какого черта ты можешь ей предложить?
– Только мое сердце.
Сопровождаемый насмешливым хохотом Гермионы, он отправился на поиски Китти. Лестничная площадка была пустынна, если не считать забытых кем-то лифчика и пары трусиков. Пробираясь среди канделябров, кинжалов, лавровых венков, опавших фиговых листков, карточек с указанием мест, окурков, презервативов и прожженных воздушных шаров, Лизандер вдыхал запахи секса, застоявшегося табачного дыма, полупустых стаканов.
Не желая будить священника, раскинувшегося на софе с букетиком сухих маков в руках, Лизандер вскоре наткнулся на бодрствующую с затуманенными взглядами группу, сидящую вокруг кухонного стола.
– Я и не знала, что у Гвендолин Числеден такой подтянутый животик, – говорила Джорджия, наконец заполучив в руки Гая.
– И первый приличный трах за последние сорок лет, – добавил Мередит. И тут он заметил Лизандера: – Ну что, солнышко. Как ты?
Увидев на другом конце стола Боба, погруженного в музыкальную страницу «Обсервера», Лизандер порозовел и пробормотал:
– Где Китти?
– Во всяком случае, не в себе, бедный ягненочек. Она бросила соль нам в кофе. Потом, когда я очень вежливо попросил у нее немного масла для наших круассанов, она достала из холодильника два фунта и бросила на стол, как слиток золота.
Несколько старых дев, тщетно ожидавших священника к заутрене в церкви Всех Святых в Парадайзе, были ошеломлены видом бедной маленькой миссис Раннальдини, всегда такой тихой, незаметной, которая прибрела в белом бальном одеянии с кровоточащими ногами и, сжавшись на задней скамье храма, жалобно всхлипывала:
– О, пожалуйста, Господи, помоги мне, помоги мне.
Мисс Крикдейл, насмотревшаяся на адюльтеры Парадайза, побежала к телефонной будке, чтобы позвонить Мериголд и попросить ее забрать Китти.
– Я думаю, бедная малышка окончательно тронулась.
– Надо полагать, что прошедшей ночью только ты, Ларри и я не попали в Аид, – сказала Мериголд, усаживая Китти напротив плиты и вручая ей чашку черного кофе, чтобы согреть замерзшие руки. Ее зубы стучали между голубых губ. На ней было старое овчинное пальто поверх изорванного наряда весталки-девственницы.
Мериголд готовилась к визиту Рудольфе, который должен был вот-вот подъехать осматривать «Парадайз-Грандж». С окнами, занесенными снегом, дом выглядел прекрасно. Если бы еще картины, его украшавшие, не ушли на аукционы Сотби... Ларри отсыпался наверху. Они оба пришли к выводу, что давно уже так не веселились на вечеринках.
Увидев, что Китти немного успокоилась, Мериголд заговорила более откровенно.
– Я знаю, что Лизандер был с тобой в постели, Китти, дорогая. Ты ему очень нравишься, но ведь он был в постели и со мной, и с Джорджией, и я боюсь, он просто не в состоянии противиться любому влечению, тем более что в постели-то он просто гений. Он знает, как заставить тебя чувствовать себя и желанной, и милой, и красивой.
Видя, что Китти вздрагивает от каждого прилагательного, Мериголд почувствовала, что кто-то должен поступить жестоко, чтобы сделать в результате добро.
– Он собирался отправиться в постель с Рэчел, у него был роман с Мартой в Пал м-Бич и еще Бог знает с кем в Парадайзе и помимо него, а теперь – Гермиона. Я знаю, это тебя потрясло, но надо смотреть правде в глаза, он же плейбой, только и думающий, где бы чего урвать да кого бы трахнуть.
Китти сделала глоток кофе, такого горячего, что у нее глаза увлажнились.
– Я думала, что он изменился.
– Мужчины не меняются, – сказала Мериголд, – только меняют партнерш. И Лизандер будет не вернее, чем Раннальдини, но здесь хотя бы ты живешь в роскоши.
Китти заплакала:
– Но я же люблю его, Мериголд.
– Потому что он такой добрый. Но это же совсем другое дело. Он берет женщин не размером того, что у него в штанах, а тем, что он хороший и умеет слушать.
Вернувшись к Раннальдини, Китти позволила себе один звонок. Этого ей было достаточно.
– Убирайся, – вопила она, прорываясь сквозь мольбы Лизандера. – Ты даже хуже, чем другие. Ты думаешь только о сексе. Я не хочу тебя больше видеть.
Полчаса спустя сгорели и последние надежды Лизандера. Он услыхал шаги по тропинке, ведущей к коттеджу «Магнит», но когда подбежал к двери, то нашел только записку от Боба, приглашавшего его на следующий день на обед в Лондон:
« Нам с тобой надо серьезно поговорить о Гермион » е.
52
На следующий день перепуганный Лизандер приехал на Реднор-Уок. Вызовет ли его Боб в суд в качестве ответчика или просто призовет больше не трахаться с Гермионой? Дом был очень хорош и уж декорирован никак не в стиле Гермионы. Огненно-оранжевые занавеси на окнах гостиной были задернуты, на полу лежал большой белый ковер, вытканный голубыми цветами, а вдоль оштукатуренных стен висели полки с книгами по музыке, партитурами, записями Гермионы, скорбным клоуном Пикассо и нежным осенним золотым лесом Котмена.
Огромный портрет Гермионы в роли Донны Эльвиры отражался в большом зеркале в позолоченной раме над камином. Лизандер повернулся спиной к этим двум изображениям, но никак не мог отвернуться от фотографий этой старой сучки, развешанных везде. Изысканные запахи вина и трав доносились из кухни. Несмотря на жгуче-холодный день, в доме было достаточно тепло. Боб встретил его в серой полосатой рубашке, заправленной в джинсы, демонстрирующие плоский живот и самые стройные бедра в Глочестер-шире.
Лизандер, который, казалось, последние дни только и делал, что мерз, почувствовал страстное, почти до слез доводящее облегчение от такого дружелюбного тепла Боба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
– Китти! – Лизандер похолодел. – Китти. Бедный ангел. Что она сказала?
– С ней все будет о'кей, – произнесла Гермиона, разозленная его внезапным отчаянным прозрением. – Все эти выходцы из рабочего класса чувствуют боль не так, как мы. И вообще я не понимаю, и-за чего ты всполошился, ты же должен испытывать наслаждение. Иди-ка сюда, – она соблазнительно откинула красные шелковые простыни. – Давай попробуем еще раз, пока ты трезвый. И ты скоро забудешь Китти.
От отвращения Лизандер слетел с постели, схватившись за голову, едва сдерживая тошноту, и, натягивая джинсы, порвал их еще больше. Гермиона потеряла терпение.
– Да с какой стати Китти должна покинуть Раннальдини? – прошипела она. – Посмотри на этот роскошный дом и все эти прекрасные земли.
За узким окном Лизандер видел покрытые снегом печные трубы, испускающие дым к сияюще-голубому небу. На той стороне долины, на полях за «Парадайз-Грандж», как на картине Брейгеля, люди катались на лыжах и тоббоганах, спускались по холмам, а собаки неслись за ними с веселым лаем – и вся эта сцена так остро напомнила ему Монто и Китти, что он схватился за подоконник.
– Да ты подумай, как она живет, будучи замужем за гениальным человеком. – Голос Гермионы звучал сейчас как колокол. – Подумай о ее будущности в Нью-Йорке. Ну какого черта ты можешь ей предложить?
– Только мое сердце.
Сопровождаемый насмешливым хохотом Гермионы, он отправился на поиски Китти. Лестничная площадка была пустынна, если не считать забытых кем-то лифчика и пары трусиков. Пробираясь среди канделябров, кинжалов, лавровых венков, опавших фиговых листков, карточек с указанием мест, окурков, презервативов и прожженных воздушных шаров, Лизандер вдыхал запахи секса, застоявшегося табачного дыма, полупустых стаканов.
Не желая будить священника, раскинувшегося на софе с букетиком сухих маков в руках, Лизандер вскоре наткнулся на бодрствующую с затуманенными взглядами группу, сидящую вокруг кухонного стола.
– Я и не знала, что у Гвендолин Числеден такой подтянутый животик, – говорила Джорджия, наконец заполучив в руки Гая.
– И первый приличный трах за последние сорок лет, – добавил Мередит. И тут он заметил Лизандера: – Ну что, солнышко. Как ты?
Увидев на другом конце стола Боба, погруженного в музыкальную страницу «Обсервера», Лизандер порозовел и пробормотал:
– Где Китти?
– Во всяком случае, не в себе, бедный ягненочек. Она бросила соль нам в кофе. Потом, когда я очень вежливо попросил у нее немного масла для наших круассанов, она достала из холодильника два фунта и бросила на стол, как слиток золота.
Несколько старых дев, тщетно ожидавших священника к заутрене в церкви Всех Святых в Парадайзе, были ошеломлены видом бедной маленькой миссис Раннальдини, всегда такой тихой, незаметной, которая прибрела в белом бальном одеянии с кровоточащими ногами и, сжавшись на задней скамье храма, жалобно всхлипывала:
– О, пожалуйста, Господи, помоги мне, помоги мне.
Мисс Крикдейл, насмотревшаяся на адюльтеры Парадайза, побежала к телефонной будке, чтобы позвонить Мериголд и попросить ее забрать Китти.
– Я думаю, бедная малышка окончательно тронулась.
– Надо полагать, что прошедшей ночью только ты, Ларри и я не попали в Аид, – сказала Мериголд, усаживая Китти напротив плиты и вручая ей чашку черного кофе, чтобы согреть замерзшие руки. Ее зубы стучали между голубых губ. На ней было старое овчинное пальто поверх изорванного наряда весталки-девственницы.
Мериголд готовилась к визиту Рудольфе, который должен был вот-вот подъехать осматривать «Парадайз-Грандж». С окнами, занесенными снегом, дом выглядел прекрасно. Если бы еще картины, его украшавшие, не ушли на аукционы Сотби... Ларри отсыпался наверху. Они оба пришли к выводу, что давно уже так не веселились на вечеринках.
Увидев, что Китти немного успокоилась, Мериголд заговорила более откровенно.
– Я знаю, что Лизандер был с тобой в постели, Китти, дорогая. Ты ему очень нравишься, но ведь он был в постели и со мной, и с Джорджией, и я боюсь, он просто не в состоянии противиться любому влечению, тем более что в постели-то он просто гений. Он знает, как заставить тебя чувствовать себя и желанной, и милой, и красивой.
Видя, что Китти вздрагивает от каждого прилагательного, Мериголд почувствовала, что кто-то должен поступить жестоко, чтобы сделать в результате добро.
– Он собирался отправиться в постель с Рэчел, у него был роман с Мартой в Пал м-Бич и еще Бог знает с кем в Парадайзе и помимо него, а теперь – Гермиона. Я знаю, это тебя потрясло, но надо смотреть правде в глаза, он же плейбой, только и думающий, где бы чего урвать да кого бы трахнуть.
Китти сделала глоток кофе, такого горячего, что у нее глаза увлажнились.
– Я думала, что он изменился.
– Мужчины не меняются, – сказала Мериголд, – только меняют партнерш. И Лизандер будет не вернее, чем Раннальдини, но здесь хотя бы ты живешь в роскоши.
Китти заплакала:
– Но я же люблю его, Мериголд.
– Потому что он такой добрый. Но это же совсем другое дело. Он берет женщин не размером того, что у него в штанах, а тем, что он хороший и умеет слушать.
Вернувшись к Раннальдини, Китти позволила себе один звонок. Этого ей было достаточно.
– Убирайся, – вопила она, прорываясь сквозь мольбы Лизандера. – Ты даже хуже, чем другие. Ты думаешь только о сексе. Я не хочу тебя больше видеть.
Полчаса спустя сгорели и последние надежды Лизандера. Он услыхал шаги по тропинке, ведущей к коттеджу «Магнит», но когда подбежал к двери, то нашел только записку от Боба, приглашавшего его на следующий день на обед в Лондон:
« Нам с тобой надо серьезно поговорить о Гермион » е.
52
На следующий день перепуганный Лизандер приехал на Реднор-Уок. Вызовет ли его Боб в суд в качестве ответчика или просто призовет больше не трахаться с Гермионой? Дом был очень хорош и уж декорирован никак не в стиле Гермионы. Огненно-оранжевые занавеси на окнах гостиной были задернуты, на полу лежал большой белый ковер, вытканный голубыми цветами, а вдоль оштукатуренных стен висели полки с книгами по музыке, партитурами, записями Гермионы, скорбным клоуном Пикассо и нежным осенним золотым лесом Котмена.
Огромный портрет Гермионы в роли Донны Эльвиры отражался в большом зеркале в позолоченной раме над камином. Лизандер повернулся спиной к этим двум изображениям, но никак не мог отвернуться от фотографий этой старой сучки, развешанных везде. Изысканные запахи вина и трав доносились из кухни. Несмотря на жгуче-холодный день, в доме было достаточно тепло. Боб встретил его в серой полосатой рубашке, заправленной в джинсы, демонстрирующие плоский живот и самые стройные бедра в Глочестер-шире.
Лизандер, который, казалось, последние дни только и делал, что мерз, почувствовал страстное, почти до слез доводящее облегчение от такого дружелюбного тепла Боба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92