Та же, после того как ей загипсовали лодыжку, использовала любую возможность выжать из своего положения каждую унцию сострадания окружающих.
— Самое ужасное, — рассказывала она Ивонн, — что испытывая такие мучения, единственное, что я услышала, был пьяный смех.
— Это отвратительно! — возмутилась Ивонн. — Как они могли быть такими бессердечными?
За проявленное в ту ночь бессердечие Кейбл разжаловала Ники, но настояла, чтобы за ней ухаживал Матт.
— Думаю, что я смогла бы поесть немного супа. Ты не мог бы немного прикрыть ставни? Мне еще не рано принимать болеутоляющее?
Она застала нас врасплох, гневно подумала Имоджин, но тут же устыдилась сама себя. Матт, выглядевший утомленным и раздраженным, в конце концов выставил всех из спальни.
Джеймсу в наказание было приказано мыть машину. Ивонн и Ники отправились кататься на водных лыжах. Они не слишком настойчиво пытались уговорить Имоджин присоединился к ним. Но она сказана, что предпочитает позагорать. На самом деле, ей просто хотелось побыть одной.
Она лежала на пляже и спрашивала себя, была ли когда-нибудь более несчастна, чем сейчас.
После вчерашнего дня, проведенного в постели, ее загар приобрел рыжевато-коричневый оттенок без всякой красноты. Волосы отливали золотом. Пляж был забит воскресными экскурсантами. Один за другим к ней подсаживались мужчины и предлагали пойти выпить или поплавать.
Она подумала, как долго еще она сможет им отказывать, и тут же услышала бархатный голос:
— У вас пролился лосьон.
— А, ступайте вы, — выпалила она и увидела загорелое грешное лицо Антуана Делатура.
— Антуан! — сказала она, обрадовавшись. — Как приятно вас видеть.
— А мне тебя, ma petite.
Он сел рядом с ней, скользя глазами по ее телу.
Имоджин рассказала ему про Кейбл.
— Она отлично этим воспользуется, — сказан он. — Теперь, видимо, у каждого вырывает соболезнование зубами. Я знаю этот тип. Мими вернулась в Париж, — добавил он, поглядывая на нее краем глаза. — Я теперь одинокий бедняга. Как насчет того, чтобы провести день вдвоем?
Имоджин, вычерчивая круг на песке, решила, что теперь уже не имеет значения, как она поступит.
— Я с удовольствием. Мне только надо сказать другим.
Но по причинам, хорошо ей известным, она не пошла наверх предупреждать Матта о том, что уходит. Вместо этого оставила ему на столе портье наскоро нацарапанную записку.
Несколько часов спустя она сидела с Антуаном на террасе его виллы и пила коньяк. Луна, похудевшая с прошлой ночи, лила на море белый свет. Над апельсиновыми деревьями порхали светлячки. Над темными холмами как дым поднимался Млечный Путь. Развалясь в гамаке, Антуан курил сигару.
День промчался как сон. Они проскакали по песку не одну милю. Они плавали, а потом обедали в четырехзвездном ресторане.
С Антуаном не было скучно. Но хотя он и пальцем не пошевельнул, чтобы до нее дотронуться, она поняла, что он использует выжидательную тактику. На этот раз она имела дело с профессионалом, а не проказником-любителем вроде Гилмора. Это все равно, что проводить вечер в компании тигра.
Он осушил свой бокал с коньяком, загасил сигару и встал над ней, высокий и темный.
— Пойдем в дом.
Неужели это происходит со мной? — подумала Имоджин, садясь на огромную софу, покрытую леопардовыми шкурами. Он соблазнит меня в два счета, а мне словно и дела нет до этого.
Антуан сел рядом с ней. Он положил ей на горло горячую ладонь, потом медленно провел ею по щеке и снял серьгу.
— Хорошая, хорошая девушка. Ты бы хотела, чтобы я полюбил тебя как подобает? — Он быстро снял у нее вторую серыу. — То есть, как не подобает.
О, Господи, — подумала Имоджин, — как в приемной у дантиста! Из звуковых колонок послышалась тихая музыка. Антуан положил ее серьги на стол и начал гладить по голове.
«Ты слишком хороша, чтоб это был не сон. Я не могу отвести от тебя глаз», — пел Энди Уильямс.
Имоджин расплакалась.
— Дорогая, ma petite, пожалуйста, не плачь. Это из-за Матта, правда?
Она с жалобным видом кивнула.
— Я понял, откуда ветер дует. Ну а он что?
— Ничего. Совсем ничего. Он любит Кейбл. Они ссорятся как сумасшедшие, но ты бы послушал, какой у него был голос, когда она прошлой ночью сломала себе лодыжку.
Антуан понимающе кивнул.
— В нем странная смесь. Всегда шутит и делает вид, что не принимает ничего всерьез, кроме лошадей и пари на скачках. А на самом деле многое принимает близко к сердцу. И даже в Оксфорде был однолюбом. Хотя я до сих пор не могу понять, отчего он выбрал эту кошмарную Кейбл. Я завтра еду в Рим. Поехали со мной. Скучать не будешь и сможешь все забыть.
Она уныло покачала головой.
— Это не поможет.
— Я дам тебе роль в своем фильме.
Он снял одну из леопардовых шкур, набросил ей на плечи и. чуть отступив, прищурился.
— Из тебя получится красивая юная рабыня.
Потом они еще пили коньяк, и Антуан достал альбом с фотографиями и начал показывать ей кадры из своих фильмов и снимки его самого и Матта в Оксфорде.
— Я думаю, мне надо возвращаться, — сказала Имоджин.
— Helas. — печально произнес Антуан. — А я еще пока держусь. Думаю, что этой ночью смогy доехать до Милана. Подожди, пока я соберу багаж.
Около гостиницы он ее обнял и щедро расцеловал.
— Милая девушка, скажи Матъе, что я вел себя достойно. Как овца в волчьей шкуре, я бы сказал. Ты уверена, что не хочешь со мной в Рим?
— Нет, спасибо, — сказала Имоджин, покачав головой.
Поднимаясь по лестнице, она удивилась, заметив, что в ее спальне горит свет. Распахнув дверь она увидела лежащего на ее кровати Матта. Пепельница на туалетном столике была полна окурков.
— Где ты пропадала? — спросил он, как хлыстом щелнул.
— Гуляла с Антуаном, — запинаясь, сказала она. — Я оставила записку.
— Сейчас почти два часа, — он встал и возвысился над ней, сверкая почти черными глазами.
— Ты что же думаешь, я тоже дурой сделалась? — сказала она с нервным смехом.
— Эту записку ты написала десять часов тому назад. Я просто хотел знать, как ты провела это время.
— Мы ездили верхом.
— А еще?
— Плавали и обедали.
— Еще?
— Много разговаривали.
Матт потерял терпение. Над ее головой словно гроза разразилась. Крепко ухватив ее за руки, он повернул ее лицом к зеркалу.
— Ты только посмотри на себя.
Ее губная помада была размазана, волосы растрепаны, две верхние пуговицы на платье расстегнуты. Она поспешно их застегнула.
— Просто, он поцеловал меня на прощание.
— Конечно, поцеловал — через десять часов после того, как поцеловал при встрече. А на платье у тебя волосы от меха. Как ты это объяснишь?
Постепенно в ней начинал разгораться гнев.
— Он обернул мне плечи леопардовой шкурой. Он хотел посмотреть, как я буду в роли рабыни.
— Ну-ну… Моральные изъяны ты восполняешь богатым воображением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60