При всем том это было скверное лето. Когда начался Уимблдонский турнир, Имоджин и Глория следили за ним по транзистору или тайком с помощью биноклей с экрана телевизора в магазине проката радиотоваров напротив библиотеки. Ники был в блестящей форме и в одиночных встречах дошел до четвертьфинала, где был выбит только после марафонской борьбы, и до полуфинала в парных вместе с Чарли Пэйнтером. Все отмечали, что он усилил игру. Всякий раз, когда он появлялся на телеэкране в белом теннисном костюме, во всем своем невероятном великолепии, когда он раскручивался подобно удару хлыста при подаче или прыгал с ноги на ногу, словно, корт был раскален докрасна под его ногами, — собираясь отбить удар, он казался божеством, для Имоджин бесконечно недоступным.
Она видела его и на трибуне игроков, смеющимся в окружении самых красивых женщин. Не могла она не заметить и того, что теннисная клока, состоявшая из нахальных девиц со змеевидными бедрами и жадными глазами, превращала каждую встречу с его участием в поединок с явно неравными условиями для противников. Они сопровождали воплями одобрения каждый его удачный удар, бурно ликовали при двойных ошибках его соперника, окружали его толпой, когда он уходил с корта. Да мог ли он быть тем самым мужчиной, что ел макароны с сыром, приготовленные ее матерью, и занимался с нею вольной борьбой на диване?
После Уимблдона он отправился по разным фешенебельным местам по всему миру, а Имоджин обнаружила, что диета из почти неграмотных открыток и случайных телефонных звонков недостаточна, чтобы поддержать ее. «О, маловерная», — сурово выговаривала она самой себе, но все больше и больше страдала or дурного настроения, отчего безнадежно стыдилась самой себя.
Еще хуже было то, что на работе все успели бросить взгляд на Ники и узнали, что они собираются вместе провести отпуск, и в результате вся история стала предметом постоянного обсуждения. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не спросил у нее, что нового слышно про Ники или сколько еще времени осталось у нее до отпуска, или как у него идут дела в Инднанаполисе. Поведение Глории тоже было двойственным. С одной стороны, на людях она любила хвастать, что ее лучшая подруга Имоджин завела роман с теннисной звездой, и рассыпать крошки теннисных сплетен, услышанных от Имоджин. В то же время она дико ревновала, особенно, когда слух распространился по округе и некоторые из местных «волков» стали приходить в библиотеку и просить Имоджин о свидании.
— Надо приделать перед входом рядом с крючками для собак крючок для волков, — говорила Глория с легким раздражением, — тогда они не стали бы донимать тебя здесь.
Уколотая меткими стрелами Глории («Нет смысла класть все яйца в одну корзину. Держу пари, Ники забавляется со всеми этими иностранными штучками»), Имоджин стиснула зубы и решилась принять приглашение одного-двух волков. Но к концу вечера, вспоминая красивый кривящийся рот Ники, его умелые ласки, она даже не могла им позволить поцеловать себя, а потом, когда они, разозленные, уносились в ночь, чувствовала себя скверно.
К тому же погода была отвратительная. Весь июль, август и сентябрь лило без перерыва. Река Дарроу затопила заливные луга и теннисные корты, поставила под угрозу существование нескольких овечьих стад. Волосы Имоджин уныло курчавились, и не было никаких шансов перед отпуском хотя бы немного загореть. А викарий, у которого почти смыло сад и лужайку для гольфа, находился постоянно в дурном настроении и гнев свой изливал по большей части на Имоджин.
Наконец сентябрь наступил. Зажимая каждое пенни, ей удалось сэкономить сотню фунтов. Ники сказал ей, чтобы она не думала о деньгах, что он позаботится обо всем, но она знала, что во Франции все страшно дорого, и ей хотелось поехать на свои. Так как большая часть ее жалованья уходила на домашнее хозяйство, на одежду оставалось немного.
— Как мне быть с пляжными костюмами? — спрашивала она.
— В небольшой рыбацкой деревушке тебе многого не понадобится, — уверяла ее мать. — Я вспомнила, что леди Джасинта отправила на распродажу прелестный купальник красного цвета. В этом году ведь мода на красное? Он в отличном состоянии, только сзади немного тронут молью.
Барахолка избавилась также от двух клешеных хлопчатобумажных брюк той же леди Джасинты, которые сидели не совсем хорошо, но Имоджин предполагала носить их, прикрыв длинным свитером. Мать купила ей на распродаже в Лидсе два халата.
— Этот разговорник никуда не годится, — сказала Джульетта накануне отъезда Имоджин, развалясь на ее постели. — «Моего кучера ударило молнией». «Пожалуйста, попросите горничную принести еще свечей». Видишь?
Имоджин ее не слушала. Она в сотый раз примеряла красный купальник леди Джасинты, чтобы убедиться, что он подойдет.
— Тебе нужно раздобыть бикини. Спорю, что там ходят без верха, — сказала Джульетта. — Мама с папой такие смешные.
— Почему? — спросила Имоджин, складывая одежду.
— Думают, что ты уцелеешь, если тебя в компании будет сопровождать супружеская пара. Ха-ха! Скорей наоборот. Надеюсь, ты принимаешь таблетки.
— Что ты имеешь в виду? — выпалила Имоджин.
— Ну ты же не сможешь держать на расстоянии такого мужчину как Ники, раз он взял тебя с собой во Францию.
— Не смеши меня, — отрезала Имоджин и бросилась вон из комнаты.
Дело доходило до грани неприличного. Последнее письмо от Ники — единственное, которое он отправил в конверте — кончалось так: «… и ради Бога, дорогая, приготовься как следует, чтобы нам не портить все две недели страхом, что ты забеременеешь».
Весь последний месяц Имоджин ходила мимо приемной доктора Мидоуза и трусила зайти туда. Доктор Мидоуз был одним из самых старых друзей отца, и ему было далеко за шестьдесят. Как она сможет попросить его?
Под конец по очередному наущению Глории она поехала в центр планирования семьи в Лидсе под предлогом покупки одежды для отпуска. К несчастью, ее братья Майкл и Сэм, которые были все еще дома на каникулах, увязались с ней в надежде попасть на матч кубка Джилет в Хедингли. Как и следовало ожидать, матч из-за дождя не состоялся, и Имоджпн стоило большого труда избавиться от них хотя бы на пару часов.
— Мне надо купить кучу всяких вещей вроде белья, — сказала она.
— Мы тоже пойдем, — заявил Сэм, который в свои четырнадцать только недавно начал интересоваться девочками. — Может быть, сумеем заглянуть там в примерочные.
— Я не люблю, чтобы рядом околачивались, когда я покупаю белье, — быстро отрезала Имоджин, — меня это с толку сбивает. Вот вам пятерка. Можете пойти посмотреть нового Джеймса Бонда. Встретимся у входа в пять часов. — И, сильно покраснев, она направилась к стеклянным дверям универмага «Браун и Мафф».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60