– … и в стороне от своего мужа, – шаловливо добавила она, растопив первоначальную сдержанность молодой хозяйки.
Леди решила немного отдохнуть, а мужчины отправились в поля поохотиться. Полная решимости не допустить, чтобы хоть одна мелочь испортила столь радостное начало, Бронуин чуть не истерла подошвы своих новых туфель, бегая в кухню посматривать через плечо Гарольда, как идут приготовления к трапезе. Блюда из оленины и мяса дикой свиньи – добычи ловких охотников Карадока, – а также птица и рыба должны были украсить стол его милости.
Вкуснейшие цыплята в винном соусе, от одного вида которых текли слюнки, были лишь частью хитроумной затеи тети Агнес, задумавшей опровергнуть известную поговорку о том, что нельзя одним камнем убить двух птиц. Цыплята не только пополнили перечень блюд, подаваемых на стол лорда, но и выполнили роль жертвоприношения – их осторожно прикончили на каждом из пней, оставшихся от дубов в роще, вырубленной людьми Ульрика. Окровавленные пни, несомненно, умилостивили оскорбленных духов деревьев, и они наверняка должны были не только перестать вредить Карадоку, но и, конечно, помочь преодолеть возможные грядущие неприятности.
Кроме того, высушенные стебли «деревьев леди», украшенные лентой, свисали с железного гвоздя над каждой дверью. Лорд и его гости были не только защищены водорослями от пожара, но и гвоздями от воздействия злых сил, ведь Железо, как известно, помогает их побороть. А гвоздь, вбитый в изножие кровати, на которой спали Бронуин с Удьриком, обеспечивал защиту будущей матери и ее еще не родившегося ребенка от одержимости злыми духами. Однако, опасаясь насмешек мужа, Бронуин убрала с кровати «дерево леди». Пожар полыхал в сердцах супругов, и «деревья леди» были тут ни при чем.
Большой зал выглядел так, что можно было принимать короля. Мужчины вернулись с охоты, забив большого кабана. Слуги несли его на шесте. В комнатах, и лорда, и гостя уже стояли лохани с горячей водой для купания. Мириам была отправлена прислуживать Жилю де Клеру. Бронуин сама собиралась помочь вымыться Ульрику, хотя наивысшей честью, какую она только могла оказать лорду Жилю, было бы помочь Мириам. Может, когда она станет постарше, и не будет так смущаться, то отдаст должное этому обычаю. Сейчас же, пока она еще молода и с трудом смотрит на тело своего мужа, не краснея при этом до ушей, нет смысла ей помогать Мириам.
Бронуин послала слугу сказать мужу, что все готово для купания, и принялась нетерпеливо ждать, когда он придет. Весело плясало в очаге пламя, наполняя комнату радостным сиянием. Одежда Ульрика, а также полотенца, на которых Бронуин вышили «она» и «он», ее собственными руками были разложены на кровати. Сидя у огня в кресле Ульрика, она раздумывала, ласковое ли пламя в очаге заставило гореть ее щеки или предвкушение того, как шаловливыми пальцами будет мыть покрытое шрамами мускулистое тело своего мужа. Ведь у них останется свободный час до ужина – достаточно много времени для мытья и… того, что будет угодно его милости.
Бронуин услышала шаги Ульрика по винтовой лестнице и поспешно выпрямилась, скромно сложив руки на коленях. Похвалы леди Марии роились в ее голове, и ей не терпелось поделиться ими с мужем. Она привыкла обсуждать с ним все происходящее в замке.
– Все готово для купания, милорд, – объявила Бронуин, когда муж вошел в комнату и плотно закрыл за собой дверь.
Ульрик обернулся к жене, его лицо было хмурым, хотя лишь недавно выражало одобрение. Стремясь предупредить возможное недовольство супруга, Бронуин поспешила доложить:
– Я послала Мириам помочь лорду Жилю, сэр.
Она гадала, уж не допустила ли ошибки, послав вместо себя служанку. Конечно, Ульрик был бы против. Ему ведь даже не нравилось, когда его рыцари оказывали ей знаки внимания, и хотя выражал он свое недовольство вполне добродушно, однако достаточно ясно, чтобы все поняли, он все замечает.
– Хорошо. Это говорит о том, что у тебя появляется какое-то подобие разума в добавление к уже имеющимся куриным мозгам.
– Что? – Бронуин вскочила, смущенная неожиданным нападением лорда.
– Черт бы побрал тебя и твою глупую тетку! Вы натворили достаточно, чтобы выставить меня перед гостями дураком!
– Милорд, дурак не может построить такую крепость и…
– … и позволить своей жене увешать себя водорослями! Когда, черт возьми, вы ухитрились все это проделать? – спросил Ульрик.
Сжав кулаки, он расхаживал перед ней, как бы борясь с искушением встряхнуть жену. Покрасневшее лицо красноречиво свидетельствовало о едва сдерживаемом гневе.
Ни в коей мере не смущаясь, Бронуин решила стоять на своем.
– Еще вчера, милорд! Вы, должно быть, слишком устали, не то бы заметили.
– А эти цыплячьи жертвоприношения? Когда произошла эта кровавая церемония? Собачья смерть, да это выглядело, когда мы проезжали мимо, словно там случилась настоящая резня! Можешь ты себе представить, как я рассказываю лорду Жилю о том, что моя жена полагает, будто я оскорбил духов деревьев, и потому она принесла в жертву всех чертовых кур в округе, чтобы умилостивить их?
«Он не понимает». Бронуин повторяла про себя совет тети Агнес, но от этого возмущение и гнев не переставали медленно закипать в душе. «Он не понимает». Она сделала глубокий вдох, чтобы придать себе уверенности.
– Милорд, куры будут поданы на ваш стол в том количестве, которое вы сочли достаточным. Не думаю, что имеет значение, где именно они, были умерщвлены, раз уж в любом случае не станут они склевывать перец с оленины на глазах у вас и ваших гостей.
Хмыкнув, Ульрик повернулся и прошел к очагу, но, заметив прицепившийся к плащу пучок «деревьев леди», сердито сорвал водоросли и бросил в огонь. Бронуин испугалась, увидев это.
– Как ты можешь верить в такую чушь? – сердито выговаривал Ульрик. – Я знаю, у тебя больше здравого смысла! Может, если избавить Карадок от присутствия твоей тетки, это восстановит твой Богом данный разум, женщина?
Вышвырнуть из Карадока Агнес? Слова Ульрика показались ей такими же смехотворными, как и его гнев. Губы Бронуин упрямо вытянулись в одну плотно сжатую линию.
– Этот замок стал домом моей тети с тех пор, как поженились мои родители, и останется им, пока я здесь! Если ты ее вышвырнешь, то и я уйду! Агнес пыталась помочь тебе, ты, неблагодарный невежественный осел! Она даже защищала тебя передо мною, а ты выгоняешь ее из дома! Как… – проклятый подбородок начал дрожать. – Как ты посмел!
Ульрик вздохнул и поднял глаза к потолку.
– Собачья душа, не могу же я спорить с плачущей женщиной!
Бронуин решительно вытерла глаза рукавом, чтобы муж увидел все, что выражал ее взор.
– Во имя Господа, я не плачу! Слезы – признак слабости и поражения, а это совсем другое, – заявила она, толкая супруга в грудь обеими руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114