Оказалось, что я не обладаю волшебной силой, чтобы сохранить ему вечную молодость. – Она рассмеялась. – Наверное, я должна была пристукнуть его в пятьдесят девять, тогда бы ему точно никогда не исполнилось шестьдесят.
– Ты не хочешь пообедать с нами сегодня за компанию?
– Сожалею, – игриво ответила Николь. – У меня сегодня тоже rendez-vous.
– С американцем? – поддразнивая, спросила Габриэла.
– Только с американцем, – думая о чем-то своем, ответила Николь. – И знаешь, почему?
Габриэла отрицательно покачала головой.
– Потому что в нашем возрасте сюрпризы вредно отражаются на здоровье.
– Только не напоминай про цвет лица, – с улыбкой перебила ее Габриэла.
– И на цвете лица! Может, американцы не так остроумны и частенько наивны, пусть даже несколько неловки и занудны, они все-таки честны. Если американец не может тебя трахнуть, он не обвиняет в этом тебя. Если он тебя не хочет, это значит, что он не хочет никакую женщину вообще. Если разлюбил, то не ждет, пока все вокруг, кроме тебя, узнают об этом. С французом невозможно понять, кто он тебе – любовник или давно равнодушный человек. Француз, как мелочный скряга, оберегает свою внутреннюю сущность. Скрытность, внешнее равнодушие для француза – достоинство, которым он может хвалиться, как и изображением гильотины. Но только результат, к сожалению, моя дорогая, один и тот же. Открыто порывает с тобой мужчина или скрытно, голову теряем мы с тобой, а это очень больно.
– Когда ты успела стать таким знатоком психологии американских мужчин?
– Просто стараюсь не терять оптимизма. – Николь достала из ящичка сигарету, затянулась и неожиданно призналась: – Особенно после разрыва с Жан-Марком. Если бы ты знала, что этот культурный и вежливый человек выделывал со мной. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось сохранить в себе хоть маленький кусочек сердца.
– Это у меня нет сердца, потому что, когда я узнала о Паскале и Анне-Марии, меня это ничуть не взволновало.
– Это потому, что прошлое тебя больше не волнует, а сердце твое переполнено любовью к американцу.
– Тогда почему я стремлюсь обратно в Париж?
– Может быть, потому, что ты во власти двух иллюзий – насчет французских любовников и преуспевающих американских женщин, и ты не знаешь, что выбрать. Французский любовник так боится взять на себя ответственность и стать собственником, а деловая американка боится стать чьей-то собственностью, и у них не получается ничего.
– Ну, тебе меня не переубедить. И как только Дина поправится и вернется в школу, я улечу в Париж.
– Ты уверена, Габриэла, что сделала правильный выбор?
– Да.
– Я могла бы подыскать тебе здесь место.
– Нет, Николь, не искушай меня.
– Почему ты такая упрямая?
– Тебе бы не следовало спрашивать меня об этом. Твое знакомство с американцами началось после испытаний с Жан-Марком, а мое знакомство с французами состоялось после того, что случилось со мной здесь. Может быть, я зареклась связывать себя на всю жизнь. Любовь есть любовь, и только любовь. Ничего более…
– И даже дольше, чем десять дней? – спросила Николь с кривой улыбкой. – И ты действительно веришь, что у нас все кончено с Жан-Марком?
Габриэла поколебалась немного, потом призналась:
– Ни одной минуты не верила.
– Ну, я тоже не верю тебе.
Решение
Габриэла ни рукой не помахала, ни улыбнулась, пока шла к столику, за которым сидел Ник. Она с трудом сдерживала и смех, и слезы, подступившие одновременно, и ей так хотелось заключить его в объятия, так он был красив. Она приложила немало усилий, чтобы хорошо выглядеть сегодня, используя советы, публикуемые в журнале, в котором она сотрудничала.
Прежде чем покинуть офис, она заново нанесла косметику, сделав ее почти незаметной, распустила волосы, чтобы не выглядеть, как Брижит Бардо. Для этого вечера Габриэла выбрала темно-голубую шелковую юбку, такую же блузку и черные туфли без каблуков. В ее душе царил хаос, и она пыталась скрыть его, когда Ник встретил ее поцелуем.
– Прости за опоздание, – сказала Габриэла, садясь за столик.
Ник выглядел даже лучше, чем тот образ, который запечатлелся в ее памяти. При каждой встрече она находила его все более привлекательным. Его глаза казались ей темнее, а губы не могли не напоминать о тех страстных поцелуях, которые несколько часов назад доставляли ее телу такое наслаждение. Ник Тресса, казалось, взвешивал каждое произнесенное им слово. Этой медлительностью он давал ей возможность успокоиться и собраться с мыслями. А может быть, он изучал ее?
– Как прошел день? – спросил он дружелюбно.
– Я была так рада снова повидаться со всеми. Знаешь, там, в Париже, с нетерпением ждут моего возвращения.
– Я их понимаю, – ответил Ник. Он взял ее руку в свою, поднес к губам, поцеловал. – Если бы ты была там, а я здесь, я тоже был бы озабочен твоим возвращением.
– Вот об этом я и хочу поговорить, – быстро сказала она, удивленная, что он начал разговор с обсуждения этой темы.
– Не сомневаюсь, – небрежно бросил Ник. – Но сначала ты успокойся. Мне не хотелось бы видеть тебя плачущей.
– Почему ты решил, что я расплачусь? – спросила она с притворным негодованием.
– Разве нет?
Подобный вопрос требовал честного ответа и не допускал лукавства.
– Конечно, я собираюсь плакать, потому что это, наверное, самое тяжелое решение, которое причинит мне боль…
– Нам… – поправил он ее.
– Пусть нам, – согласилась она, – но однажды ты сам скажешь мне спасибо за это. Когда счастливо женишься, когда твоя молодая жена будет беременна твоим ребенком…
– А ты будешь жить с очень чувствительным, интеллектуальным французом. Каждую ночь вы будете читать вслух Пруста, а под душем он будет петь «Марсельезу».
– …Ты познакомишься с ней в приличном месте – не как со мной, которую подобрал на похоронах. Ты будешь смеяться над самим собой, удивляясь, как это внушил себе, что влюбился в женщину, которой помог поднести чемодан.
– А что, если я хочу ребенка только от тебя?
От изумления Габриэла словно онемела, все, что она задумала сообщить Нику сегодня вечером, моментально вылетело из головы. Неужели возможно в ее возрасте вновь испытать счастье материнства? Возможно, подумала Габриэла с иронией, если они отложат обед и, не теряя ни минуты, займутся решением этого вопроса. Она еще в состоянии родить здорового малыша. При новой медицинской технике, при поистине фантастических достижениях науки.
Но Габриэла не могла до конца поверить в возможное счастье. Чувство вины не покидало ее. Ведь когда-то она оставила своего новорожденного ребенка, а взамен получила отчуждение от своей взрослой дочери.
– Знаешь, мне не везет с моими детьми, – сказала она печально.
– С детьми?! – Ник удивленно вскинул брови.
– С детьми, с ребенком… Какая разница?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Ты не хочешь пообедать с нами сегодня за компанию?
– Сожалею, – игриво ответила Николь. – У меня сегодня тоже rendez-vous.
– С американцем? – поддразнивая, спросила Габриэла.
– Только с американцем, – думая о чем-то своем, ответила Николь. – И знаешь, почему?
Габриэла отрицательно покачала головой.
– Потому что в нашем возрасте сюрпризы вредно отражаются на здоровье.
– Только не напоминай про цвет лица, – с улыбкой перебила ее Габриэла.
– И на цвете лица! Может, американцы не так остроумны и частенько наивны, пусть даже несколько неловки и занудны, они все-таки честны. Если американец не может тебя трахнуть, он не обвиняет в этом тебя. Если он тебя не хочет, это значит, что он не хочет никакую женщину вообще. Если разлюбил, то не ждет, пока все вокруг, кроме тебя, узнают об этом. С французом невозможно понять, кто он тебе – любовник или давно равнодушный человек. Француз, как мелочный скряга, оберегает свою внутреннюю сущность. Скрытность, внешнее равнодушие для француза – достоинство, которым он может хвалиться, как и изображением гильотины. Но только результат, к сожалению, моя дорогая, один и тот же. Открыто порывает с тобой мужчина или скрытно, голову теряем мы с тобой, а это очень больно.
– Когда ты успела стать таким знатоком психологии американских мужчин?
– Просто стараюсь не терять оптимизма. – Николь достала из ящичка сигарету, затянулась и неожиданно призналась: – Особенно после разрыва с Жан-Марком. Если бы ты знала, что этот культурный и вежливый человек выделывал со мной. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось сохранить в себе хоть маленький кусочек сердца.
– Это у меня нет сердца, потому что, когда я узнала о Паскале и Анне-Марии, меня это ничуть не взволновало.
– Это потому, что прошлое тебя больше не волнует, а сердце твое переполнено любовью к американцу.
– Тогда почему я стремлюсь обратно в Париж?
– Может быть, потому, что ты во власти двух иллюзий – насчет французских любовников и преуспевающих американских женщин, и ты не знаешь, что выбрать. Французский любовник так боится взять на себя ответственность и стать собственником, а деловая американка боится стать чьей-то собственностью, и у них не получается ничего.
– Ну, тебе меня не переубедить. И как только Дина поправится и вернется в школу, я улечу в Париж.
– Ты уверена, Габриэла, что сделала правильный выбор?
– Да.
– Я могла бы подыскать тебе здесь место.
– Нет, Николь, не искушай меня.
– Почему ты такая упрямая?
– Тебе бы не следовало спрашивать меня об этом. Твое знакомство с американцами началось после испытаний с Жан-Марком, а мое знакомство с французами состоялось после того, что случилось со мной здесь. Может быть, я зареклась связывать себя на всю жизнь. Любовь есть любовь, и только любовь. Ничего более…
– И даже дольше, чем десять дней? – спросила Николь с кривой улыбкой. – И ты действительно веришь, что у нас все кончено с Жан-Марком?
Габриэла поколебалась немного, потом призналась:
– Ни одной минуты не верила.
– Ну, я тоже не верю тебе.
Решение
Габриэла ни рукой не помахала, ни улыбнулась, пока шла к столику, за которым сидел Ник. Она с трудом сдерживала и смех, и слезы, подступившие одновременно, и ей так хотелось заключить его в объятия, так он был красив. Она приложила немало усилий, чтобы хорошо выглядеть сегодня, используя советы, публикуемые в журнале, в котором она сотрудничала.
Прежде чем покинуть офис, она заново нанесла косметику, сделав ее почти незаметной, распустила волосы, чтобы не выглядеть, как Брижит Бардо. Для этого вечера Габриэла выбрала темно-голубую шелковую юбку, такую же блузку и черные туфли без каблуков. В ее душе царил хаос, и она пыталась скрыть его, когда Ник встретил ее поцелуем.
– Прости за опоздание, – сказала Габриэла, садясь за столик.
Ник выглядел даже лучше, чем тот образ, который запечатлелся в ее памяти. При каждой встрече она находила его все более привлекательным. Его глаза казались ей темнее, а губы не могли не напоминать о тех страстных поцелуях, которые несколько часов назад доставляли ее телу такое наслаждение. Ник Тресса, казалось, взвешивал каждое произнесенное им слово. Этой медлительностью он давал ей возможность успокоиться и собраться с мыслями. А может быть, он изучал ее?
– Как прошел день? – спросил он дружелюбно.
– Я была так рада снова повидаться со всеми. Знаешь, там, в Париже, с нетерпением ждут моего возвращения.
– Я их понимаю, – ответил Ник. Он взял ее руку в свою, поднес к губам, поцеловал. – Если бы ты была там, а я здесь, я тоже был бы озабочен твоим возвращением.
– Вот об этом я и хочу поговорить, – быстро сказала она, удивленная, что он начал разговор с обсуждения этой темы.
– Не сомневаюсь, – небрежно бросил Ник. – Но сначала ты успокойся. Мне не хотелось бы видеть тебя плачущей.
– Почему ты решил, что я расплачусь? – спросила она с притворным негодованием.
– Разве нет?
Подобный вопрос требовал честного ответа и не допускал лукавства.
– Конечно, я собираюсь плакать, потому что это, наверное, самое тяжелое решение, которое причинит мне боль…
– Нам… – поправил он ее.
– Пусть нам, – согласилась она, – но однажды ты сам скажешь мне спасибо за это. Когда счастливо женишься, когда твоя молодая жена будет беременна твоим ребенком…
– А ты будешь жить с очень чувствительным, интеллектуальным французом. Каждую ночь вы будете читать вслух Пруста, а под душем он будет петь «Марсельезу».
– …Ты познакомишься с ней в приличном месте – не как со мной, которую подобрал на похоронах. Ты будешь смеяться над самим собой, удивляясь, как это внушил себе, что влюбился в женщину, которой помог поднести чемодан.
– А что, если я хочу ребенка только от тебя?
От изумления Габриэла словно онемела, все, что она задумала сообщить Нику сегодня вечером, моментально вылетело из головы. Неужели возможно в ее возрасте вновь испытать счастье материнства? Возможно, подумала Габриэла с иронией, если они отложат обед и, не теряя ни минуты, займутся решением этого вопроса. Она еще в состоянии родить здорового малыша. При новой медицинской технике, при поистине фантастических достижениях науки.
Но Габриэла не могла до конца поверить в возможное счастье. Чувство вины не покидало ее. Ведь когда-то она оставила своего новорожденного ребенка, а взамен получила отчуждение от своей взрослой дочери.
– Знаешь, мне не везет с моими детьми, – сказала она печально.
– С детьми?! – Ник удивленно вскинул брови.
– С детьми, с ребенком… Какая разница?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70