– Она запнулась, голос ее дрогнул. – Не знаю, удастся ли мне справиться со всеми проблемами, но как только появится хотя бы какая-нибудь ясность, я хотела бы как можно быстрее вернуться в Париж. Если, конечно, еще можно что-нибудь исправить.
Они стояли лицом к лицу под огромной плакучей ивой.
– Тогда до свидания, – сказал он мягко и вытер пальцем слезу, покатившуюся по ее щеке.
– До свидания… – едва слышно прошептала Габриэла.
Дина ехала вместе с Адриеной по Центральному бульвару в машине, направляющейся на кладбище.
– Не правда ли, отпевание было впечатляющим? – спросила Адриена. – Строго, торжественно…
Дина кивнула – говорить сил уже не было, а когда попыталась что-то сказать, с губ сорвались приглушенные рыдания.
Адриена повернулась к ней:
– Прости, я понимаю, в это трудно поверить… Всего несколько дней назад мы с ним обедали, встречались в суде, играли в теннис…
Дина никак не могла освободиться от впечатлений, обрушившихся на нее на похоронах отца: он, неподвижно застывший в гробу; крышка, опустившаяся и скрывшая навсегда его лицо, непонятная суета вокруг катафалка, как будто все вдруг вспомнили, что куда-то опаздывают… Распорядитель похорон руководил отправкой кортежа машин, процессия уже тронулась, и Дина, почему-то упрямо отказавшаяся сесть в первый лимузин вместе с Клер и Гарри, едва не осталась около церкви. Хорошо, что Адриена заметила ее и взяла в свою машину.
– Почему ты не захотела ехать со своей тетей? – спросила Адриена, как будто прочитала ее мысли…
– Не хочу слушать все те глупости, которые они обычно говорят друг другу. – Она выглянула в окно и заметила свою мать возле входа в похоронное бюро с большим чемоданом. Она казалась такой одинокой и беззащитной, пока Николас Тресса не подошел к ней и не наклонился над чемоданом, собираясь помочь ей. Но когда Дина вновь обернулась, Тресса уже не было, а мать по-прежнему стояла на том же месте.
– Окончание похорон оказалось испорченным, – тихо сказала Адриена, – как-то торопливо и скомканно.
– Что теперь говорить, когда все уже кончилось?
Адриена выглядела так, как будто даже дыхание давалось ей с трудом.
– Ты не хочешь говорить об этом?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Я не имею в виду похороны…
– Я знаю, что вы имеете в виду.
– На эту тему ты тоже не желаешь разговаривать?
Дина ответила не сразу, но, когда она заговорила, тон ее был скорее озлобленным, чем печальным.
– Эта тема закрыта!
– Закрыть ее невозможно, Дина. Она твоя мать.
– Я решила, что все это время вы вели активную кампанию по замещению этой должности. Или я была вам безразлична – вы просто охотились за папиными деньгами?
Адриена изменилась в лице:
– Нет, конечно. Я просто хотела помочь тебе избавиться от тяжести в душе. Поверь, я очень хотела этого.
– Ради кого?
– Ради тебя, Дина, кого же еще? Единственный способ обрести душевный покой – это помириться с ней.
– И вы считаете, что одна из нас будет счастливо жить после этого?
– Боюсь, что нет, – печально заметила Адриена, однако Дина не собиралась сдаваться:
– Зачем вы мне все это говорите?..
– Затем, что мы с тобой как-то долго беседовали на эту тему. Помнишь, когда я приезжала к вам на побережье. Как раз после развода. – Она искоса глянула на Дину. – Еще до того, когда мы начали встречаться с твоим отцом из… – она помедлила, подбирая нужное слово, – личного интереса.
Фотография
Все началось с того письма, адресованного просто Моллоям, которое было доставлено в загородный дом на побережье спустя две недели после начала летних каникул. Пит настаивал, чтобы Габриэла не досаждала Дине телефонными звонками и дала девочке приспособиться к новой жизни, и кто мог знать, что совершивший до этого долгий путь белый конверт без обратного адреса испортит ей все каникулы.
Габриэла писала, что отправилась в Перу по заданию «Парижской хроники», чтобы сделать репортаж о каком-то революционном лидере, который скрывался в горах, вынашивая планы переворота.
Из репортажа ничего не вышло, о причинах этого в письме было сказано невнятно, и журнал отозвал Габриэлу в Париж. На этом все могло бы и закончиться, если бы не фотография, вложенная в конверт.
На снимке – сидящая на ступеньках вагона Габриэла, ее стройные ноги широко расставлены. Поезд проходит по ущелью меж тесно подступивших скалистых гор. За спиной Габриэлы стоит на коленях и улыбается в объектив черноволосый красавчик, обросший бородой. Летные очки скрывают его глаза, на шее болтаются золотые цепочки. Он скорее выглядел богатым южноамериканским плейбоем, чем революционером.
Отец изучал фотографию, переданную ему Диной, куда дольше, чем дочь. Рассматривал, хмыкал, кривил губы… Потом бросил фотографию на стол.
– Бедная мамочка, – насмешливо заметила Дина, – пропал такой репортаж.
Пит сделал большой глоток из запотевшего стакана.
– Я смотрю, это ее не очень-то огорчило. В этом путешествии, видимо, были свои приятные моменты… – Он оперся о перила террасы, стоя спиной к тихому заливу Ист-Хэмптон и сжимая в руке стакан джина с тоником.
– Ты, кажется, ревнуешь! – поддела отца Дина. – Я знаю, почему. Потому что тебе никогда не удастся отрастить такую роскошную бороду.
Пит выдавил из себя улыбку.
– Ошибаешься, непременно сделаю это, – пошутил он, потом добавил более серьезно: – Но мне не нравится, что твоя мать околачивается возле этих революционеров.
Дина вскинула голову:
– Не знаю, что думаешь ты, папа, но мне ясно, зачем она это делает.
Она повернулась к Адриене Фаст, коллеге отца, которая навестила их в этот уик-энд и прислушивалась к их разговору, сидя в шезлонге.
– И к тому же это ее работа, правда, Адриена?
Она ничего не ответила.
– И совсем не похожа на мою работу, – отрезал Пит, направляясь к бару, чтобы наполнить свой стакан. – Это более смахивает на оплачиваемый отпуск.
Дина подбежала к нему сзади и, шутя, обеими руками обняла его за талию.
– Эй, поосторожней! – предупредил отец.
– А мне кажется, что ты все-таки ревнуешь, – с усмешкой сказала Дина. – И это нечестно, потому что у тебя столько подружек…
Адриена удивила их обоих:
– Она права, Пит. Дине, должно быть, неприятно сознавать, что ты придерживаешься двойного стандарта в подобных вещах.
Пит бросил в стакан кубик льда, потом примиряюще улыбнулся:
– Здесь нет никакого двойного стандарта. Просто не надо смешивать мою личную жизнь с родительскими обязанностями.
– Это относится и к маме? – поинтересовалась Дина.
– Если она подвергает себя опасности, общаясь с подобными типами, несомненно. Зачем меня об этом спрашивать?
– Ну, а как насчет других людей, с которыми ты имеешь дело?
– Кого ты имеешь в виду?
– Ну, всех этих преступников, гангстеров, которых ты стараешься посадить за решетку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Они стояли лицом к лицу под огромной плакучей ивой.
– Тогда до свидания, – сказал он мягко и вытер пальцем слезу, покатившуюся по ее щеке.
– До свидания… – едва слышно прошептала Габриэла.
Дина ехала вместе с Адриеной по Центральному бульвару в машине, направляющейся на кладбище.
– Не правда ли, отпевание было впечатляющим? – спросила Адриена. – Строго, торжественно…
Дина кивнула – говорить сил уже не было, а когда попыталась что-то сказать, с губ сорвались приглушенные рыдания.
Адриена повернулась к ней:
– Прости, я понимаю, в это трудно поверить… Всего несколько дней назад мы с ним обедали, встречались в суде, играли в теннис…
Дина никак не могла освободиться от впечатлений, обрушившихся на нее на похоронах отца: он, неподвижно застывший в гробу; крышка, опустившаяся и скрывшая навсегда его лицо, непонятная суета вокруг катафалка, как будто все вдруг вспомнили, что куда-то опаздывают… Распорядитель похорон руководил отправкой кортежа машин, процессия уже тронулась, и Дина, почему-то упрямо отказавшаяся сесть в первый лимузин вместе с Клер и Гарри, едва не осталась около церкви. Хорошо, что Адриена заметила ее и взяла в свою машину.
– Почему ты не захотела ехать со своей тетей? – спросила Адриена, как будто прочитала ее мысли…
– Не хочу слушать все те глупости, которые они обычно говорят друг другу. – Она выглянула в окно и заметила свою мать возле входа в похоронное бюро с большим чемоданом. Она казалась такой одинокой и беззащитной, пока Николас Тресса не подошел к ней и не наклонился над чемоданом, собираясь помочь ей. Но когда Дина вновь обернулась, Тресса уже не было, а мать по-прежнему стояла на том же месте.
– Окончание похорон оказалось испорченным, – тихо сказала Адриена, – как-то торопливо и скомканно.
– Что теперь говорить, когда все уже кончилось?
Адриена выглядела так, как будто даже дыхание давалось ей с трудом.
– Ты не хочешь говорить об этом?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Я не имею в виду похороны…
– Я знаю, что вы имеете в виду.
– На эту тему ты тоже не желаешь разговаривать?
Дина ответила не сразу, но, когда она заговорила, тон ее был скорее озлобленным, чем печальным.
– Эта тема закрыта!
– Закрыть ее невозможно, Дина. Она твоя мать.
– Я решила, что все это время вы вели активную кампанию по замещению этой должности. Или я была вам безразлична – вы просто охотились за папиными деньгами?
Адриена изменилась в лице:
– Нет, конечно. Я просто хотела помочь тебе избавиться от тяжести в душе. Поверь, я очень хотела этого.
– Ради кого?
– Ради тебя, Дина, кого же еще? Единственный способ обрести душевный покой – это помириться с ней.
– И вы считаете, что одна из нас будет счастливо жить после этого?
– Боюсь, что нет, – печально заметила Адриена, однако Дина не собиралась сдаваться:
– Зачем вы мне все это говорите?..
– Затем, что мы с тобой как-то долго беседовали на эту тему. Помнишь, когда я приезжала к вам на побережье. Как раз после развода. – Она искоса глянула на Дину. – Еще до того, когда мы начали встречаться с твоим отцом из… – она помедлила, подбирая нужное слово, – личного интереса.
Фотография
Все началось с того письма, адресованного просто Моллоям, которое было доставлено в загородный дом на побережье спустя две недели после начала летних каникул. Пит настаивал, чтобы Габриэла не досаждала Дине телефонными звонками и дала девочке приспособиться к новой жизни, и кто мог знать, что совершивший до этого долгий путь белый конверт без обратного адреса испортит ей все каникулы.
Габриэла писала, что отправилась в Перу по заданию «Парижской хроники», чтобы сделать репортаж о каком-то революционном лидере, который скрывался в горах, вынашивая планы переворота.
Из репортажа ничего не вышло, о причинах этого в письме было сказано невнятно, и журнал отозвал Габриэлу в Париж. На этом все могло бы и закончиться, если бы не фотография, вложенная в конверт.
На снимке – сидящая на ступеньках вагона Габриэла, ее стройные ноги широко расставлены. Поезд проходит по ущелью меж тесно подступивших скалистых гор. За спиной Габриэлы стоит на коленях и улыбается в объектив черноволосый красавчик, обросший бородой. Летные очки скрывают его глаза, на шее болтаются золотые цепочки. Он скорее выглядел богатым южноамериканским плейбоем, чем революционером.
Отец изучал фотографию, переданную ему Диной, куда дольше, чем дочь. Рассматривал, хмыкал, кривил губы… Потом бросил фотографию на стол.
– Бедная мамочка, – насмешливо заметила Дина, – пропал такой репортаж.
Пит сделал большой глоток из запотевшего стакана.
– Я смотрю, это ее не очень-то огорчило. В этом путешествии, видимо, были свои приятные моменты… – Он оперся о перила террасы, стоя спиной к тихому заливу Ист-Хэмптон и сжимая в руке стакан джина с тоником.
– Ты, кажется, ревнуешь! – поддела отца Дина. – Я знаю, почему. Потому что тебе никогда не удастся отрастить такую роскошную бороду.
Пит выдавил из себя улыбку.
– Ошибаешься, непременно сделаю это, – пошутил он, потом добавил более серьезно: – Но мне не нравится, что твоя мать околачивается возле этих революционеров.
Дина вскинула голову:
– Не знаю, что думаешь ты, папа, но мне ясно, зачем она это делает.
Она повернулась к Адриене Фаст, коллеге отца, которая навестила их в этот уик-энд и прислушивалась к их разговору, сидя в шезлонге.
– И к тому же это ее работа, правда, Адриена?
Она ничего не ответила.
– И совсем не похожа на мою работу, – отрезал Пит, направляясь к бару, чтобы наполнить свой стакан. – Это более смахивает на оплачиваемый отпуск.
Дина подбежала к нему сзади и, шутя, обеими руками обняла его за талию.
– Эй, поосторожней! – предупредил отец.
– А мне кажется, что ты все-таки ревнуешь, – с усмешкой сказала Дина. – И это нечестно, потому что у тебя столько подружек…
Адриена удивила их обоих:
– Она права, Пит. Дине, должно быть, неприятно сознавать, что ты придерживаешься двойного стандарта в подобных вещах.
Пит бросил в стакан кубик льда, потом примиряюще улыбнулся:
– Здесь нет никакого двойного стандарта. Просто не надо смешивать мою личную жизнь с родительскими обязанностями.
– Это относится и к маме? – поинтересовалась Дина.
– Если она подвергает себя опасности, общаясь с подобными типами, несомненно. Зачем меня об этом спрашивать?
– Ну, а как насчет других людей, с которыми ты имеешь дело?
– Кого ты имеешь в виду?
– Ну, всех этих преступников, гангстеров, которых ты стараешься посадить за решетку?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70