Пока мы рады, что она с нами. А что поделывает Дина?
Габриэла помедлила, тщательно формулируя ответ:
– Она учится.
Габриэла так надеялась, что их интерес к этой теме иссякнет. Это было невыносимо – отвечать на вопросы о жизни Дины, на которые она не знала ответа. Мучительное ощущение – ничего не знать, что произошло с твоим ребенком за эти два года. Обо всех мелочах жизни ее девочки до шестнадцати она могла рассказывать часами, а потом провал, подобный могиле. Как велика обида Дины на мать, если она даже ни разу не позвонила и не написала Габриэле!
– Я знаю, что она еще учится, – ответила Сара и странно посмотрела на нее. – Мы недавно видели ее с Питом.
– Как она выглядит? – не выдержала Габриэла, чувствуя, как краснеет под их взглядами.
– Копия вы, только моложе, – ответил Майк Джакомо. – Я ей сказал об этом, и она, поверьте, очень расстроилась, начала спорить, доказывать, что больше походит на отца. – Он почесал пальцем висок. – Действительно, смешно получается… Иногда, когда я наблюдаю, как Анжела стоит за прилавком и показывает какой-нибудь керамический горшок или что-нибудь в этом роде, я нахожу, что она – вылитая Сара, а знакомые, заглядывающие в магазин, уверяют, что она – полное мое подобие.
Старушка снова оказалась рядом с Габриэлой и взяла ее за локоть своими костлявыми пальцами.
– Пришла сестра покойного, – сообщила она в тот момент, когда Габриэла заметила Клер.
Она бросилась к своей бывшей золовке, крепко обняла ее и, возможно, дольше, чем следовало, задержала в своих объятиях. Прошло время и смыло все обиды, которые возникали между ними.
Клер с притворной теплотой, более подходящей к тем временам, когда они все-таки считались родственницами, похлопала Габриэлу по спине.
– Ему теперь, когда ты приехала, будет гораздо легче, – сказала Клер, отступая назад, и вытерла набежавшие слезы.
– Как я могла не приехать? – воскликнула пораженная Габриэла.
– Кто знает? Ты же сама знаешь, Габриэла, что у некоторых женщин нет ни капельки сострадания, ни желания забыть и простить. Я знаю, что на тебя я могу положиться, – прошлое есть прошлое и что было, то было. Пора все забыть, он не таил обиду. – Клер одним движением сняла очки с пухлого лица, откинув вуаль, и заодно поправила выбившуюся из-под черной шляпки белокурую прядь.
– Откуда ты знаешь, что он не таил обиду? – выпалила Габриэла.
– Он не был подлым по натуре, – прошептала Клер. – Знаешь, только добрые люди умирают молодыми. – Она приложила палец к губам и закончила: – Поверь мне.
– Представить себе не могла, – задумчиво сказала Габриэла, – что такой молодой и крепкий мужчина, как Пит, умрет от сердечного приступа.
– Он все принимал слишком близко к сердцу, – возразила Клер, повернувшись к Гарри, ища поддержки у человека, которого много лет назад она обрела с помощью короткого объявления в газете. – Поздоровайся с Габриэлой, – скомандовала она.
– Как дела, Габриэла? – тепло приветствовал ее Гарри. В двубортном темно-синем костюме он здорово смахивал на подозрительную личность, шныряющую перед заездом среди публики и шепотом предлагающую: «Не желаете поставить двадцать баксов на Уайльд Вилли в четверг?»
– У меня все в порядке, – ответила Габриэла, – если можно так сказать в данной ситуации.
Все больше народу набивалось в помещение, в зале было не протолкнуться. Вереницей люди проходили мимо гроба, прощаясь с Питером. Среди них Габриэла наконец заметила Дину. Ее дочь, одетая в черное платье, с волосами, собранными в пучок на затылке, выглядела очень бледной и изможденной. Дина опиралась на руку какой-то неизвестной Габриэле женщины. Кое-кто из присутствующих, наиболее близкие друзья, останавливались возле них, говорили ободряющие слова, сочувственно похлопывали по плечу, некоторые целовали Дину в щеки, оставляя на бледной коже следы помады. Габриэла не сводила с нее глаз, наблюдая, как священник подошел к ней и о чем-то тихо переговорил. Габриэла уже совсем решилась подойти к дочери, но в эту секунду женщина, под руку с которой стояла Дина, махнула Клер и Гарри и направилась в их сторону.
Некое юное подобие участницы молодежных рок-фестивалей шестидесятых годов. Эта женщина была по-своему привлекательна своей простотой, отсутствием косметики на лице, естественным загаром и даже проблеском первой седины в темных волосах – типичная представительница феминистского движения. Габриэла обратила внимание на ее сильные пальцы с обломанными ногтями, вероятно о струны гитары.
Женщина подошла, обеими руками мягко взяла Клер повыше локтя и, взглянув Габриэле в глаза, представилась.
– Привет, – с какой-то нерешительностью произнесла она, – я – Адриена Фаст.
– Привет, – почему-то робко ответила Габриэла. – Я – Габриэла Карлуччи-Моллой.
Трудно было сказать, которая из этих двух женщин выглядела привлекательнее. Они внимательно осматривали друг друга. Габриэла изучала три золотые звездочки в мочке правого уха Адриены, а та почти не слушала Клер, рассматривая серые замшевые лодочки Габриэлы.
– Ну наконец-то вы встретились! – неожиданно выпалил Гарри.
– Перестань, – предостерегающе сказала Клер.
В это время в разговор вмешалась почтенная учительница. Она подвела к ним Дину и сказала, почему-то обращаясь именно к Габриэле:
– А это дочь покойного, Тина.
– Дина, – поправила ее девушка, пристально глядя на мать.
Габриэла совершила ошибку, невольно потянув руку к дочери, желая коснуться ее. Та неожиданно отпрянула. Враждебность не исчезла – сознавать это было горько даже в обстановке похорон, часто сплачивающей семьи.
– Мы уже встречались. – Габриэла в замешательстве сказала первое, что пришло на ум. – Когда-то… В родильной палате.
– Но те узы давно исчезли, правда, мама? – резко спросила Дина.
Габриэла словно не услышала вызова.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она. – Разве в этом есть какие-нибудь сомнения?
Она вдохнула знакомый запах шампуня, которым пользовалась ее дочь.
Девушка отстранилась, избегая материнских объятий.
– Пожалуйста, не надо этого, – сдержанно сказала она. – После всего что случилось? Во всяком случае, не здесь и не сейчас…
Габриэла повиновалась. Она задумчиво разглядывала дочь и, чем дольше смотрела, тем сильнее убеждалась, что Дина очень изменилась. Не столько внешне, как внутренне. Она была какой-то чужой и далекой и поразила мать своей холодностью и неприязнью. Даже в те дни, когда произошел разрыв с Питом, когда Габриэле пришлось выслушивать всякие гадости, Дина оставалась ее дочерью, взъерошенной, растерянной, не знающей, кому верить, но все-таки ее дорогой девочкой!
Габриэла была в полной растерянности.
– Давай пройдемся, – предложила она.
Но Дина отрицательно покачала головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Габриэла помедлила, тщательно формулируя ответ:
– Она учится.
Габриэла так надеялась, что их интерес к этой теме иссякнет. Это было невыносимо – отвечать на вопросы о жизни Дины, на которые она не знала ответа. Мучительное ощущение – ничего не знать, что произошло с твоим ребенком за эти два года. Обо всех мелочах жизни ее девочки до шестнадцати она могла рассказывать часами, а потом провал, подобный могиле. Как велика обида Дины на мать, если она даже ни разу не позвонила и не написала Габриэле!
– Я знаю, что она еще учится, – ответила Сара и странно посмотрела на нее. – Мы недавно видели ее с Питом.
– Как она выглядит? – не выдержала Габриэла, чувствуя, как краснеет под их взглядами.
– Копия вы, только моложе, – ответил Майк Джакомо. – Я ей сказал об этом, и она, поверьте, очень расстроилась, начала спорить, доказывать, что больше походит на отца. – Он почесал пальцем висок. – Действительно, смешно получается… Иногда, когда я наблюдаю, как Анжела стоит за прилавком и показывает какой-нибудь керамический горшок или что-нибудь в этом роде, я нахожу, что она – вылитая Сара, а знакомые, заглядывающие в магазин, уверяют, что она – полное мое подобие.
Старушка снова оказалась рядом с Габриэлой и взяла ее за локоть своими костлявыми пальцами.
– Пришла сестра покойного, – сообщила она в тот момент, когда Габриэла заметила Клер.
Она бросилась к своей бывшей золовке, крепко обняла ее и, возможно, дольше, чем следовало, задержала в своих объятиях. Прошло время и смыло все обиды, которые возникали между ними.
Клер с притворной теплотой, более подходящей к тем временам, когда они все-таки считались родственницами, похлопала Габриэлу по спине.
– Ему теперь, когда ты приехала, будет гораздо легче, – сказала Клер, отступая назад, и вытерла набежавшие слезы.
– Как я могла не приехать? – воскликнула пораженная Габриэла.
– Кто знает? Ты же сама знаешь, Габриэла, что у некоторых женщин нет ни капельки сострадания, ни желания забыть и простить. Я знаю, что на тебя я могу положиться, – прошлое есть прошлое и что было, то было. Пора все забыть, он не таил обиду. – Клер одним движением сняла очки с пухлого лица, откинув вуаль, и заодно поправила выбившуюся из-под черной шляпки белокурую прядь.
– Откуда ты знаешь, что он не таил обиду? – выпалила Габриэла.
– Он не был подлым по натуре, – прошептала Клер. – Знаешь, только добрые люди умирают молодыми. – Она приложила палец к губам и закончила: – Поверь мне.
– Представить себе не могла, – задумчиво сказала Габриэла, – что такой молодой и крепкий мужчина, как Пит, умрет от сердечного приступа.
– Он все принимал слишком близко к сердцу, – возразила Клер, повернувшись к Гарри, ища поддержки у человека, которого много лет назад она обрела с помощью короткого объявления в газете. – Поздоровайся с Габриэлой, – скомандовала она.
– Как дела, Габриэла? – тепло приветствовал ее Гарри. В двубортном темно-синем костюме он здорово смахивал на подозрительную личность, шныряющую перед заездом среди публики и шепотом предлагающую: «Не желаете поставить двадцать баксов на Уайльд Вилли в четверг?»
– У меня все в порядке, – ответила Габриэла, – если можно так сказать в данной ситуации.
Все больше народу набивалось в помещение, в зале было не протолкнуться. Вереницей люди проходили мимо гроба, прощаясь с Питером. Среди них Габриэла наконец заметила Дину. Ее дочь, одетая в черное платье, с волосами, собранными в пучок на затылке, выглядела очень бледной и изможденной. Дина опиралась на руку какой-то неизвестной Габриэле женщины. Кое-кто из присутствующих, наиболее близкие друзья, останавливались возле них, говорили ободряющие слова, сочувственно похлопывали по плечу, некоторые целовали Дину в щеки, оставляя на бледной коже следы помады. Габриэла не сводила с нее глаз, наблюдая, как священник подошел к ней и о чем-то тихо переговорил. Габриэла уже совсем решилась подойти к дочери, но в эту секунду женщина, под руку с которой стояла Дина, махнула Клер и Гарри и направилась в их сторону.
Некое юное подобие участницы молодежных рок-фестивалей шестидесятых годов. Эта женщина была по-своему привлекательна своей простотой, отсутствием косметики на лице, естественным загаром и даже проблеском первой седины в темных волосах – типичная представительница феминистского движения. Габриэла обратила внимание на ее сильные пальцы с обломанными ногтями, вероятно о струны гитары.
Женщина подошла, обеими руками мягко взяла Клер повыше локтя и, взглянув Габриэле в глаза, представилась.
– Привет, – с какой-то нерешительностью произнесла она, – я – Адриена Фаст.
– Привет, – почему-то робко ответила Габриэла. – Я – Габриэла Карлуччи-Моллой.
Трудно было сказать, которая из этих двух женщин выглядела привлекательнее. Они внимательно осматривали друг друга. Габриэла изучала три золотые звездочки в мочке правого уха Адриены, а та почти не слушала Клер, рассматривая серые замшевые лодочки Габриэлы.
– Ну наконец-то вы встретились! – неожиданно выпалил Гарри.
– Перестань, – предостерегающе сказала Клер.
В это время в разговор вмешалась почтенная учительница. Она подвела к ним Дину и сказала, почему-то обращаясь именно к Габриэле:
– А это дочь покойного, Тина.
– Дина, – поправила ее девушка, пристально глядя на мать.
Габриэла совершила ошибку, невольно потянув руку к дочери, желая коснуться ее. Та неожиданно отпрянула. Враждебность не исчезла – сознавать это было горько даже в обстановке похорон, часто сплачивающей семьи.
– Мы уже встречались. – Габриэла в замешательстве сказала первое, что пришло на ум. – Когда-то… В родильной палате.
– Но те узы давно исчезли, правда, мама? – резко спросила Дина.
Габриэла словно не услышала вызова.
– Я люблю тебя, – тихо сказала она. – Разве в этом есть какие-нибудь сомнения?
Она вдохнула знакомый запах шампуня, которым пользовалась ее дочь.
Девушка отстранилась, избегая материнских объятий.
– Пожалуйста, не надо этого, – сдержанно сказала она. – После всего что случилось? Во всяком случае, не здесь и не сейчас…
Габриэла повиновалась. Она задумчиво разглядывала дочь и, чем дольше смотрела, тем сильнее убеждалась, что Дина очень изменилась. Не столько внешне, как внутренне. Она была какой-то чужой и далекой и поразила мать своей холодностью и неприязнью. Даже в те дни, когда произошел разрыв с Питом, когда Габриэле пришлось выслушивать всякие гадости, Дина оставалась ее дочерью, взъерошенной, растерянной, не знающей, кому верить, но все-таки ее дорогой девочкой!
Габриэла была в полной растерянности.
– Давай пройдемся, – предложила она.
Но Дина отрицательно покачала головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70