-- Что ты хотел от меня?
Генерал -- это, видимо, начальник городского УВД. Отец Нины по телефону сказал, что все согласовано, и объяснил, к какому дому на окраине Приморска нужно подъехать. О генерале он не говорил, и только теперь по уровню допуска Санька догадался, что местное милицейское начальство слишком обеспокоено покушением на Буйноса.
-- Вы знаете о том, что... -- начал Санька.
-- Знаю. Тебе, что, показать того, кто срубил Буйноса?
Саньке стало жарко. Наверное, он покраснел, и ему сразу захотелось уйти из кабинета, чтобы никогда больше не видеть ребенка с изможденным лицом.
-- У меня, пацан, десять "ходок", -- грустно сказал Букаха. -- С последней я вернулся четыре года назад. Я навел порядок в городе и, если хочешь знать, мне самому интересно, какая падла решила пошустрить на моей территории. Врубился?
-- Да.
-- Еще вопросы есть?
-- Есть. Много ли врагов у Буйноса среди местных?
Санькиному лицу стало чуть прохладней. В голос вернулась уверенность, и Букаха сразу уловил это. Он сощурил и без того маленькие глазки и отрывисто спросил:
-- А ты не мент случаем?
-- Был.
-- Что значит, был?
-- Уволился.
-- В каком звании?
Букаха ерзал на кресле, будто хотел стать чуть выше, а значит, ближе к собеседнику и рассмотреть его юное смелое лицо.
-- Старший лейтенант милиции.
-- Три крохи на плече?.. А почему ушел? Проворовался? Зубы не тому выбил?
-- Я ушел в музыку.
-- Не гони, -- улыбнулся Букаха, показав голливудские фарфоровые зубы. Мелкие, как у мышки.
-- Правда. Я хочу петь. Одну мою песню уже крутили по радио.
-- Как прозывается?
-- "Воробышек".
-- Не-ет... Не слыхал. А ты? -- повернулся он вместе с креслом к телохранителю.
-- Кажись, слыхал, -- еле выдавил тот.
Он пристально смотрел на санькины руки, и вопрос шефа заставил его изменить служебному долгу. Но как только он ответил, глаза еще сильнее впились в руки гостя. Наверное, если бы за спиной телохранителя рванула мина, и его бы швырнуло вверх, он бы и в полете продолжал смотреть на руки.
-- А об чем песня? -- продолжил Букаха допрос телохранителя.
-- Про любовь.
-- Так они все про любовь!
-- Не могу знать, -- прохрипел телохранитель.
Ему платили не за песни, а за то, чтобы ничьи злые руки не сделали вред хозяину.
-- Так ты на конкурс, значит, приехал? -- беззвучно повернулся вместе с креслом к Саньке Букаха.
-- Да.
-- Сам будешь петь?
-- Нет, с группой... Точнее, пел бы. Уже не получится.
-- Почему же?
-- Те, кто совершили покушение на Буйноса, изувечили нашу аппаратуру.
-- Она, что, в его офисе была?
-- Нет. В доме в Перевальном. Кто-то залез ночью в окно и все изувечил.
-- А с чего ты прикинул, что и у Буйноса, и у тебя -- один вражина-фраерюга?
-- Есть кое-какие предположения, -- не стал говорить об анализе пятен крови Санька. -- К вам я потому и пришел, что хотел узнать, кто из местных мог поквитаться с Буйносом...
-- Можна-а? -- тихо донесся до Саньки голосочек из глубины кабинета.
-- Прислали? -- напрягся лицом Букаха.
-- В лучшем виде.
-- Давай сюда!
Мимо Саньки беззвучно скользнул щупленький человечек. Схваченные микстурной резинкой волосы с плотной проседью на его затылке раскачивались конским хвостом. За него хотелось ухватиться.
Человечек с плавностью балерины обогнул острый угол стола, мягко, будто перочинный нож, сложился в пояснице и опустил на стол перед Букахой цветной буклет. Маленькие торопливые пальчики перевернули первую страницу, и Санька увидел оранжевых голых девиц. Они акробатически стояли на головах. Впрочем, для хозяина кабинета, видевшего их не перевернутыми, они стояли обычно, на ногах.
-- Длинные? -- облизнув сухие синие губки, спросил Букаха.
-- Эти две -- по метр восемьдесят пять.
-- А выше нету?
-- Есть. Там дальше. Одна -- метр девяносто, но худовата. А есть метр девяносто восемь, так это изюм! Чистый изюм! Высшее образование -- только спецпошив! По парашюту на каждую грудь!..
-- Где она?
Оранжевые тела замелькали перед санькиными глазами. Девицы упорно стояли на головах, и когда они разбрасывали в стороны руки или ноги, он удивлялся, почему они не падали при съемке.
-- Вот, -- радостно ткнул пальцем человечек с косой на пышку с игривым бананом во рту.
-- У-у-у! -- взвыл Букаха. -- Заказывай! Срочно! Чтоб к вечеру была! Но со всеми справками!
-- Хозяин, какие вопросы?! Все, как положено! Тест на СПИД, кровь, анализы и прочее...
-- Во-во! Чтоб как в лагерном лазарете -- чистота!
-- А гостям?
-- Это ты сам. Выбери шесть штук. По своему вкусу. Если кто-то из гостей не явится, одна в резерве побудет. Врубился?.. Вечером чтоб у меня были.
-- Мы их бортом. Из Москвы.
-- Вот и хорошо.
-- Я могу идти?
-- А дождь не помешает? -- повернулся к окну Букаха.
Санька тоже удивленно посмотрел на стекла, обрамленные красными, собранными в складки шторами, и только теперь увидел капли. Окна в кабинете, скорее всего, были вакуумные. Дождь шел беззвучно, будто это и не дождь был, а просто плакали по ком-то стекла.
По пути к дому, расположенному на взгорке, всего метрах в двухстах от берега, Санька заметил, что небо над морем потемнело, насупилось. Но солнце светило с прежней южной яростью, и он не поверил, что в этих широтах вообще возможен дождь.
-- Грозы хоть нет? -- задал вопрос Букаха и, легко выпрыгнув из кресла, сам пошел за ответом к окну.
Он оказался чуть выше ростом, чем предполагал Санька, настолько выше, чтобы не ощущаться карликом. Подоконник был сделан непривычно низко. Он легко оперся о него узкими ладошками и со вздохом оценил ливень:
-- Как в вологодской глуши. Обложной.
В словах сквозила неизбывная тоска, и Санька решил, что либо самый большой срок, либо последний Букаха отбывал именно в тех краях. Уловив испуг на лице телохранителя, он тоже встал с драгоценного стула и прошел к окну. Между ним и хозяином города остался всего метр дистанции. И только теперь, вблизи, Санька уловил хриплое чахоточное дыхание Букахи и увидел, как ощутимо пульсировала вена на его тощей шее. Вену будто дергали из-под ворота за нитку.
-- А ты откуда родом? -- не отрывая глаз от окна, спросил Букаха.
-- Кузбасс. Город Анжеро-Судженск.
-- Папаша кем был?
-- Шахтер. В шахте завалило.
-- Не помнишь его?
-- Нет.
-- А мать?
-- Умерла... Давно уже...
-- Так ты в детдоме был? -- повернул к нему лицо Букаха.
-- Да. В детдоме.
-- Как я.
Лицо не смягчилось. Оно по-прежнему оставалось медно-морщинистым, но в голосе появилось что-то такое, что Санька еще не слышал. Наверное, после слов Букахи нужно было что-нибудь сказать. Или спросить о том, где именно жил в детдоме нынешний босс Приморска. Но больше всего Саньке хотелось выбежать под дождь, смыть с себя все, что налипло за эти бешеные дни, и бежать, бежать, бежать, пока не появится вдали серое здание железнодорожного вокзала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115