В счет не двигавшихся не включались даже Игорек с Виталиком. Черные нитки, связавшие их головы в один концертный зал, раскачивались в такт спешащей толпе. Они были ее важной частью, они выпадали из замершего мира. А внутри этой временно остановившейся части вселенной находились Санька, Нина, девушки, ожидающие, когда их подружка принесет мороженое, и парень в серой майке. Он уже не помнил, были ли у парня очки и что он вообще делал. И только сейчас, ощутив его внутри замершей части вселенной, он вдруг понял, что он ничего не делал. Он сидел неподвижнее всех внутри этой части, и ничего хорошего от этой его исключительности быть не могло. Хотя, возможно, он просто сидел. Все-таки под зонтиком жила тень.
-- Подожди меня здесь, -- попросил Санька Андрея и с подчеркнутой небрежностью пошел к серой майке.
И чем ближе она становилась, тем быстрее торопились глаза запомнить все остальное: джинсы цвета вареной синевы, кроссовки с черными, но не адидасовскими полосками (у "Адидаса" их три, у парня -- четыре), короткую стрижку, скорее темный, чем светлый цвет волос. Полумрак между гаражами был на стороне парня. Он не давал рассмотреть многое. И когда он всосал в себя незнакомца целиком, всосал так, будто бы навсегда его уничтожил, Санька не сдержался и побежал.
Включившийся в голове секундомер зачем-то отсчитывал секунды. Вряд ли это были реальные секунды, но когда он щелкнул цифрой семнадцать, Санька нырнул в чужой полумрак. Никого там уже не было. Полумрак пах сыростью и мочой. Будто слева и справа стояли не гаражи, а туалеты.
Выскользнув из него с облегчением, Санька оглядел влево и вправо улицу из гаражей с одинаково выкрашенными зелеными воротами и почему-то подумал, что на них пошла краска, украденная из той, которой должны были покрыть двери бойлерной.
Одинокий автолюбитель, ковыряющийся в чреве реликтовой "Победы", недоуменно посмотрел на чистенького и совсем не загорелого парня, без внимания выслушал его вопрос и лениво ответил:
-- Не-а... Ни-икаво не видел...
Губы при этом у него совершенно не смыкались. Наверное, их роль играли зубы.
-- А что там? -- непонятно зачем спросил Санька.
Ничего внятного он уже не ждал от рта, где говорят зубами.
-- Два-ары... Ча-астные...
Даже не видя их, но зная южную привычку к плотности застройки, Санька представил дворы, обнесенные штакетником, сараи, сарайчики, халабуды, со времен Брежнева приспособленные к размещению как можно большего количества постояльцев-курортников, и обреченно, а одновременно и облегченно вернулся в полумрак, через который можно было попасть к бойлерной.
В нем было все так же сыро и по-туалетному вонюче. Взгляд зацепился за правую стену, и только сейчас Санька разглядел потек на ней. Здесь и вправду был туалет. Импровизированный. Парень в серой майке сходил по-малому и облегченно ушел по своим делам.
Санька улыбнулся собственной глупой недоверчивости и пошел к бойлерной. Ноги после второго за день забега казались полыми изнутри. У бетонного куба бойлерной стоял рядом с Андреем мужик в тельняшке и старательно озирался. Его голова перестала двигаться только когда он увидел Саньку.
-- Ну чо, корефан, открываем? -- еще издалека крикнул мужик Саньке и посмотрел на его руки.
Его лицо стало чуть скучнее, чем до этого.
-- У Саньки слово -- закон, -- защитил его Андрей. -- Сказал -бутылка, значит будет бутылка... Как вскроем...
-- Ага, вскроем, гад!
Мужик не глядя вогнал рыжий ключ в верхний замок, неожиданно легко провернул его, и массивная, в палец толщиной, дужка с щелчком выскочила из проржавевшего замка.
-- Один ноль, -- объявил мужик и облизнул губы.
Нижний замок выглядел поновее, но ключу поддался с трудом. Видимо, у замков, как и у людей, внешность очень обманчива.
-- Два ноль, -- назвал победный счет мужик и снова облизнул губы.
-- Я сам, -- облапил ржавую ручку двери Санька и потянул ее к себе.
Дверь открылась, не издав ни звука. Значит, обманчивая внешность была не только у людей и замков, но и у дверей. Хотя, возможно, этот закон действовал только в Приморске.
Санька невольно скользнул взглядом по петлям и с удивлением обнаружил на их ржавой бугристой поверхности маслянистый блеск. Кому-то очень не хотелось, чтобы двери открывались с пением и хрипом.
Прямо перед Санькой еще одной стеной дыбились поставленные друг на дружку банки с краской. Справа ободранным стволом дерева торчала труба. Под ладонью она была теплой, но теплой явно не от воды, а от духоты, скопившейся в бойлерной.
Между банками и трубой чернел проход вглубь. По пыли, усеявшей пол густым серым порошком, тянулись две полосы, а по полосам и слева-справа от них -- еще чьи-то следы.
-- Ни хрена себе! -- громко объявил мужик. Из-за плеча Саньки он в полутьме рассмотрел то, что не видели ни Санька, ни Андрей. И только после вскрика, словно он обладал силой вспышки, в дальнем, самом темном углу бойлерной проступили бледные босые ступни, а потом -- дальше и дальше -ноги в густой россыпи черных волос, плавки, впалый живот, ребра, тощая грудь с татуировкой гитары, плечи с красными полосами, тянущимися из-под мышек, кадыкастая шея и лишь после них -- лицо. Оно было незнакомым.
С тревогой, обжавшей сердце жесткими, неприятными пальчиками, Санька сделал еще пару шагов, нагнулся к лицу и чуть не отшатнулся. На лице неожиданно прорезались глаза. Наверное, они были закрыты до этого, потому что даже сейчас оставались какими-то сонно-пьяными.
-- Эразм! -- первым узнал Андрей.
Санька хотел ему верить, но не мог. Он еще ни разу не видел Эразма в плавках. Вчера, когда гитарист, помывшись, скользнул под простыню, Санька распаковывал свой чемодан и на его бодрые вскрики не обернулся. Но он видел его лицо. А то, что видел, отличалось от того, что смотрело сейчас на трех мужиков стеклянными глазами.
-- У него, гад, рот и уши скотчем заклеены, -- первым догадался ветеран гостиницы. -- Как баул. Мы когда из Турции, гад, товар гоним, то тоже так заклеиваем...
-- Понесли его на воздух, -- приказал Санька.
-- А кто это? -- не понял мужик.
-- Знакомый наш.
-- А как он, гад, сюда-то?
-- Бери за ноги! -- крикнул Андрей.
Руки мужика покорно нырнули к ступням Эразма.
На улице, под слепящими лучами солнца худой гитарист показался еще худее. Его уложили на траву, развязали ноги, руки, отлепили скотч с ушей. Кусок на губах поддавался с трудом. Когда и он с хрустом сполз с небритой кожи, Санька приготовился к ругани, но губы, еле пошевелившись, ничего из-под себя не выпустили.
-- Бухой он, что ли? -- предложил свой вариант объяснения мужик в тельняшке.
-- Не знаю, -- огрызнулся Санька. -- Понесли его в номер!
_ Глава восьмая
СОВЕТ В ФИЛЯХ, ИЛИ СДАЧА ПРИМОРСКА ВРАГАМ
Только через несколько минут Эразм вспомнил, что он может говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
-- Подожди меня здесь, -- попросил Санька Андрея и с подчеркнутой небрежностью пошел к серой майке.
И чем ближе она становилась, тем быстрее торопились глаза запомнить все остальное: джинсы цвета вареной синевы, кроссовки с черными, но не адидасовскими полосками (у "Адидаса" их три, у парня -- четыре), короткую стрижку, скорее темный, чем светлый цвет волос. Полумрак между гаражами был на стороне парня. Он не давал рассмотреть многое. И когда он всосал в себя незнакомца целиком, всосал так, будто бы навсегда его уничтожил, Санька не сдержался и побежал.
Включившийся в голове секундомер зачем-то отсчитывал секунды. Вряд ли это были реальные секунды, но когда он щелкнул цифрой семнадцать, Санька нырнул в чужой полумрак. Никого там уже не было. Полумрак пах сыростью и мочой. Будто слева и справа стояли не гаражи, а туалеты.
Выскользнув из него с облегчением, Санька оглядел влево и вправо улицу из гаражей с одинаково выкрашенными зелеными воротами и почему-то подумал, что на них пошла краска, украденная из той, которой должны были покрыть двери бойлерной.
Одинокий автолюбитель, ковыряющийся в чреве реликтовой "Победы", недоуменно посмотрел на чистенького и совсем не загорелого парня, без внимания выслушал его вопрос и лениво ответил:
-- Не-а... Ни-икаво не видел...
Губы при этом у него совершенно не смыкались. Наверное, их роль играли зубы.
-- А что там? -- непонятно зачем спросил Санька.
Ничего внятного он уже не ждал от рта, где говорят зубами.
-- Два-ары... Ча-астные...
Даже не видя их, но зная южную привычку к плотности застройки, Санька представил дворы, обнесенные штакетником, сараи, сарайчики, халабуды, со времен Брежнева приспособленные к размещению как можно большего количества постояльцев-курортников, и обреченно, а одновременно и облегченно вернулся в полумрак, через который можно было попасть к бойлерной.
В нем было все так же сыро и по-туалетному вонюче. Взгляд зацепился за правую стену, и только сейчас Санька разглядел потек на ней. Здесь и вправду был туалет. Импровизированный. Парень в серой майке сходил по-малому и облегченно ушел по своим делам.
Санька улыбнулся собственной глупой недоверчивости и пошел к бойлерной. Ноги после второго за день забега казались полыми изнутри. У бетонного куба бойлерной стоял рядом с Андреем мужик в тельняшке и старательно озирался. Его голова перестала двигаться только когда он увидел Саньку.
-- Ну чо, корефан, открываем? -- еще издалека крикнул мужик Саньке и посмотрел на его руки.
Его лицо стало чуть скучнее, чем до этого.
-- У Саньки слово -- закон, -- защитил его Андрей. -- Сказал -бутылка, значит будет бутылка... Как вскроем...
-- Ага, вскроем, гад!
Мужик не глядя вогнал рыжий ключ в верхний замок, неожиданно легко провернул его, и массивная, в палец толщиной, дужка с щелчком выскочила из проржавевшего замка.
-- Один ноль, -- объявил мужик и облизнул губы.
Нижний замок выглядел поновее, но ключу поддался с трудом. Видимо, у замков, как и у людей, внешность очень обманчива.
-- Два ноль, -- назвал победный счет мужик и снова облизнул губы.
-- Я сам, -- облапил ржавую ручку двери Санька и потянул ее к себе.
Дверь открылась, не издав ни звука. Значит, обманчивая внешность была не только у людей и замков, но и у дверей. Хотя, возможно, этот закон действовал только в Приморске.
Санька невольно скользнул взглядом по петлям и с удивлением обнаружил на их ржавой бугристой поверхности маслянистый блеск. Кому-то очень не хотелось, чтобы двери открывались с пением и хрипом.
Прямо перед Санькой еще одной стеной дыбились поставленные друг на дружку банки с краской. Справа ободранным стволом дерева торчала труба. Под ладонью она была теплой, но теплой явно не от воды, а от духоты, скопившейся в бойлерной.
Между банками и трубой чернел проход вглубь. По пыли, усеявшей пол густым серым порошком, тянулись две полосы, а по полосам и слева-справа от них -- еще чьи-то следы.
-- Ни хрена себе! -- громко объявил мужик. Из-за плеча Саньки он в полутьме рассмотрел то, что не видели ни Санька, ни Андрей. И только после вскрика, словно он обладал силой вспышки, в дальнем, самом темном углу бойлерной проступили бледные босые ступни, а потом -- дальше и дальше -ноги в густой россыпи черных волос, плавки, впалый живот, ребра, тощая грудь с татуировкой гитары, плечи с красными полосами, тянущимися из-под мышек, кадыкастая шея и лишь после них -- лицо. Оно было незнакомым.
С тревогой, обжавшей сердце жесткими, неприятными пальчиками, Санька сделал еще пару шагов, нагнулся к лицу и чуть не отшатнулся. На лице неожиданно прорезались глаза. Наверное, они были закрыты до этого, потому что даже сейчас оставались какими-то сонно-пьяными.
-- Эразм! -- первым узнал Андрей.
Санька хотел ему верить, но не мог. Он еще ни разу не видел Эразма в плавках. Вчера, когда гитарист, помывшись, скользнул под простыню, Санька распаковывал свой чемодан и на его бодрые вскрики не обернулся. Но он видел его лицо. А то, что видел, отличалось от того, что смотрело сейчас на трех мужиков стеклянными глазами.
-- У него, гад, рот и уши скотчем заклеены, -- первым догадался ветеран гостиницы. -- Как баул. Мы когда из Турции, гад, товар гоним, то тоже так заклеиваем...
-- Понесли его на воздух, -- приказал Санька.
-- А кто это? -- не понял мужик.
-- Знакомый наш.
-- А как он, гад, сюда-то?
-- Бери за ноги! -- крикнул Андрей.
Руки мужика покорно нырнули к ступням Эразма.
На улице, под слепящими лучами солнца худой гитарист показался еще худее. Его уложили на траву, развязали ноги, руки, отлепили скотч с ушей. Кусок на губах поддавался с трудом. Когда и он с хрустом сполз с небритой кожи, Санька приготовился к ругани, но губы, еле пошевелившись, ничего из-под себя не выпустили.
-- Бухой он, что ли? -- предложил свой вариант объяснения мужик в тельняшке.
-- Не знаю, -- огрызнулся Санька. -- Понесли его в номер!
_ Глава восьмая
СОВЕТ В ФИЛЯХ, ИЛИ СДАЧА ПРИМОРСКА ВРАГАМ
Только через несколько минут Эразм вспомнил, что он может говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115