Ему показалось, что он провожает Полю, по существу далекую и совсем незнакомую девчонку, листочек, гонимый ледяным ветром по булыжникам жизни. И этот паровозный дым, от которого закисало во рту, и гулкое бряканье колокола, трель свистков и шарканье колес - все это заставило его уйти в себя, оцепенеть, будто, и правда, в одном из поплывших мимо вагонов, в окне, мелькнет сейчас знакомое лицо, и обожжет ему сердце до боли тоска прощания. Но и здесь были чужие, всматривающиеся с холодным любопытством люди. Вернулся на площадь, а от площади вдруг надумал зайти домой, сам не зная почему. Удивил этим мать.
- Что-то ты сегодня, Константин Пантелеевич, не в себе, - суетясь возле печки, сделала она свое заключение. - И рано вернулся, и молчишь.
С некоторых пор стала она его звать по имени-отчеству. Он сердился, а она смотрела укоризненно на него, как на бестолкового человека: "Такая должность, ну-ка, инспектор". И он в конце концов махнул рукой. А сегодня заворчал снова:
- Полно тебе чудить, мать. Я тебе чужой разве.
Не выдержав, признался, поняв теперь, что для того и домой завернул:
- Эта девушка, сирота, пропала. Свидетель.
- Это как же так? - растерянно спросила мать, ставя на стол миску с похлебкой. - Как пропала, Костяня? (Ишь ты, и величать сразу забыла.)
- Да так...
А мать напустилась на него, сложив руки крестом на груди:
- Для чего же вы там сидите? Говорила тебе, приведи сиротку, так нет... Привел - никуда не делась бы. Ищи теперь и приводи в гости.
- Вот черт, - хлопнул он по столу ладонью. - Там Подсевкин требует, тут ты... Прямо особа важная, эта Аполлинария.
Помешивая похлебку, обжигаясь, гадал, куда она могла подеваться.
Может, у судьи нянчит ребенка? Или же в ночлежке "Гоп", или в "Северных номерах"? И, одеваясь быстро, пообещал матери:
- С гостиницы начну...
В "Северных номерах" он отыскал закуток, где жила Лимончик. Она была дома, стирала. Так непривычно было - та, в "Бирже", накрашенная, и эта, у корыта, с откинутыми волосами, простым лицом... Она спросила нелюбезно:
- С проверкой, товарищ инспектор?
- Может, и с проверкой.
Она вытерла руки о передник, смахнула тряпкой с табурета:
- Садитесь тогда.
Он присел, оглядывая маленькую комнатку, с цветами на подоконнике:
- Цветы любишь, гляжу.
Она вздохнула, вдруг улыбнулась:
- Последний месяц здесь я, Константин Пантелеич. Уезжаю в Питер... И добавила сразу, значит, уже решила: - На фабрику пойду... Устроят? спросила, внимательно глядя на него.
- Как же, Зина, - сказал он. - Только обратись. А жизнь эту с уголовным миром надо кончать. Добра не жди. Или тюрьма или больница. Вон как кончили твои дружки Ушков с Хрусталем...
Она подалась к нему, раскрылись широко глаза:
- Не слышала еще.
- Ушков застрелен. Хрусталь сейчас в камере. Суд ему будет строгий. Опять побег. Кража из склада, грабеж. Да еще прежние судимости. Так, может, и не встретитесь в Питере больше...
Она вскинулась испуганно:
- Понимаю, Константин Пантелеич... Все понимаю. Верно вы тогда сказали, - вздохнула она, - сколько же можно. Время, оно ведь стукнет по голове. Не все молодая буду... Попробую, как и все... Чаю не хотите ли, товарищ инспектор? Или за пивом сходить? - вдруг лукаво спросила она. Найдется здесь же, в гостинице...
Он нахмурился:
- Я тебя вот о чем спросить хочу, Зина. Не встречала ли девушки, из прачек она, у Синягина работала. Полей зовут. Не бывала здесь вчера или позавчера?
- Из себя-то какая?
- Черноволосая, ямочка на подбородке, в пальто длинном, с матери... Платок как ветошь, - грустно и с какой-то злобой проговорил он, вдруг почувствовав в сердце нахлынувшую тоску по этой девчонке.
- Нет, не видела, - задумчиво сказала она. - Бывают здесь всякие, из нянек, из прислуги... А такой не видела.
Тогда он достал из кармана фотографию Вощинина:
- Этого помнишь?
Она склонилась, выгнув красивую тонкую шею. Вот девка - ведь в танцовщицы бы вышла, не такая судьба. Вся изогнутая. Даже подивился, даже невольно уставился на ее талию под ситцевым платьем. Ишь ты какая...
- Как же, - вздохнула Лимончик. - Встречались один раз. Искал он меня в тот вечер и не нашел. Может, и не попал бы на "перо".
- Сынок где-то ходит. Не слышала?
- Нет, не слышала... Да и не сказала бы, - добавила, жестко поджав губы. - Не мое дело это, а ваше...
- То-то и есть, что наше. А ведь если бы все вы помогали нам, скоро бы очистили город от профессиональных преступников. Ну да очистим... А тебе все же спасибо, Зина, - сказал он, положив руку ей на плечо.
- Это за что же?
- Скажем, может, после. Не сразу. Большую помощь ты нам оказала.
Он забрал фотографию, поднялся.
- А прачка что? - спросила она. - Замешана?
- Да нет... - Он улыбнулся задумчиво. - А за тебя я рад, если другой становишься.
- Другой, - согласилась она. - Бывало, то к пиву вечером, то ли к кокаину. Зарядишь понюшку и вроде как летишь куда-то... По звездам. И так хорошо... А теперь не тянет. Домой хочу, как и все чтобы...
- Ну и ладно... Счастливо тебе. Перед отъездом-то, может, зайдешь к нам попрощаться...
Она расхохоталась:
- Чего доброго, и не уедешь, коль зайдешь.
Но тут же оглядела его ласковыми глазами, сказала:
- Спасибо, Константин Пантелеич. Может, и зайду.
На улице в темноте сыпал снег, и лошади неслись черными тенями, глухо стучало в стенах, скрипели задвигаемые дворниками железные ворота. Поблескивал снег, сыпал с карнизов за воротник. Костя поднял голову, как из глубокого колодца вглядываясь в небо:
- "По звездам" - ишь ты, что придумала Зинаида.
Не торопясь, вышел на площадь и увидел, как, заворачивая за белую изящную громаду театра, едва не сбив афишную будку, промчались конные милиционеры. Обычно постовые выезжают по двое, тут их было трое. Их пригнутые, как в атаке, спины, развевающиеся на морозном ветру полы шинелей и отвороты островерхих "буденовок" остановили Костю. Тревога запала вдруг в сердце. С чего такой аллюр? Он повернул и едва не побежал к губрозыску. Возле дверей, у тротуара, стояла, фырча мотором, машина.
В нее забирались агенты. Старик Варенцов втаскивал Джека с помощью Карасева. Закричал Косте, точно самому подходящему слушателю:
- Видел, Костя?.. Не привык пес к бензину. На лошадь хоть бы что, а тут, удави его, боится...
- Что случилось? - спросил Костя, оглядывая пасмурные, молчаливые лица агентов, сидящих на скамейках, под брезентовым тентом: Грахова, Каменского, Рябинкина.
- Барабанов убит в доме Дужина, - услышал он голос Ярова, открывшего дверь кабины. - Только что...
- Вот, а я за свидетелем, - вырвалось неожиданно у Кости, но начальник мотнул головой, сказал:
- Забирайся, инспектор... Некогда... Едем за Волгу всем составом.
49
С утра Федор разругался с женой из-за сына. Она хотела, чтобы Петр, которому только что исполнилось семнадцать лет, работал в вагоноремонтных мастерских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70