Здесь пришел в губернский уголовный розыск, к Ярову, к инспектору Пахомову. Там был он инспектором, тут определился в агенты второго разряда. "Мало ли, не справлюсь, чтобы не укоряли".
По всем статьям безупречен и хорош как агент Леонтий Николин. Одно не по душе только инспектору Пахомову. С каждым, даже пустяковым делом идет к нему за советом. Взял без патента торгующего на Сенном базаре мужика, привел его в дежурку, а сам в "дознанщицкую", к инспектору.
- Вот привел. Что с ним делать?
А что делать - протокол. Протокол - в суд. Заплатит штраф, будет знать в следующий раз, что революционные законы писаны для всех.
Беспризорника поймает, к примеру, за кражу коленкора у доверчивой горожанки, - и снова за советом к инспектору:
- Вот, инспектор, накрыл.
Накрыл - ладно, а почему к инспектору? Протокол...
- Протокол, - хмурился агент, - а может, за ним еще что есть. Может, на счету он у кого-то из наших...
Верно, может, и есть что за ним. Проверь сам. Сведи к субинспектору или к заместителю начальника Павлу Канарину. Оторви его от месячных сводок, от цифр, за которыми кражи, пожары, изнасилования, аферы... А он топчется у порога, точно цепляется за косяки обломками кавалерийских шпор на каблуках... Дурака валяет Николин. Так считал Костя. Делает вид, что не знает работы. Раз агент второго разряда, значит, надо учиться, вот и учите. Нет, явно валяет дурака Николин...
Сегодня на вечернем дежурстве явился с каким-то мужчиной - из завязанной глухо ушанки - усатое лицо, красное от ветра.
- Вот, инспектор, с Овражьей улицы домовладелец. Возле его дома то ли замерз, то ли убитый.
Ну и что - лежит убитый? Вчера возле Масленого пролома тоже с резаными и разбросанными ранами нашли мужика. Неделю назад - парня в подвале, с пробитой головой... Тут как-то - командированного.
Есть на дежурстве агент Каменский, эксперт, следователь. Они должны бежать туда сию минуту. Человек лежит, не кошка...
- Побежали уже, - хмурясь, ответил Леонтий, - а я вот с чем. Человек тот в белых бурках и лицом вроде как схож с тем, что Миловидов обрисовал...
- Вот как...
Костя потянулся за фуражкой.
- Это хорошо, что сразу мне сообщил, Николин.
И вот он - человек в Овражьей улице. Лежал на животе. На спине, освещенной фонарем агента Каменского, красное расплывшееся пятно. Лицо как снег, волосы уже примерзли к сугробу. Ноги в белых бурках подогнуты, точно зяб он сильно и пытался скорчиться для тепла, свернуться в клубок.
- Похоже, что этот должен был приехать к Миловидову за ордером, взглянув, сразу сказал Костя. - Он самый. Но где документ? И если он, то кто его - свои ли, или же случайный налетчик?
Следователь и эксперт уже кончали свои записи.
Костя, Каменский и Леонтий прошли эту маленькую, темную улицу, стуча в двери. Ответы испуганных людей были однообразны. Только один мужчина, железнодорожник, вернувшийся из поездки, сказал, что вечером, как выходил из улицы, видел парня в кожаной фуражке. Но имел ли тот отношение к человеку, что убит, сказать не мог...
Человека в бурках, наняв запоздалого извозчика, увезли в морг. Ушли и следователь с экспертом. А они все еще оставались.
Возле столба с фонарем курили и думали об этом человеке, который остановил свой шаг вот здесь, на какой-то Овражьей улице, в снегу, под тихий визг и вой собак в подворотнях, под скрип калиток и дверей в домах. Кто этот, взмахнувший ножом? По чьему-то приговору, или просто потешить удаль плеч своих, или же понадобились карманы? Всякий раз на месте преступления рождалась в душе Кости тревога, неясная боязнь, что преступник уйдет, исчезнет, как исчезают вот сейчас и тают во тьме снежинки, мелькнув на миг в свете высокого фонаря. Окна, почерневшие, настороженные, десятки улиц и переулков, дома, коридоры, комнаты, комнаты... Может, в одной из них он?
Может, он бежит где-то, осыпанный снегом, озираясь. Или же спит уже безмятежно. Как разбудить? Как найти его, если на пути сотни домов, десятки улиц и переулков, тысячи и тысячи шагов.
- Ну, на сегодня хватит, - решил наконец Костя, - пора и нам на отдых. Завтра, Леонтий, спросишь жителей вокруг Овражьей. Не может быть, чтобы никто не проходил и не видел человека, совершившего убийство... Ты, Антон Филиппович, пойдешь в шалманы, в "Северные номера". Ну, а я в ночлежку, на Мытный, в бараки наведаюсь. Может, какие слухи выловлю. Да и Хрусталя повидаю... Он ведь в кожаной фуражке ходил.
Он кивнул им, закрыл уши воротом шубы и пошел в сторону, думая теперь о том, хватит ли у него сил возиться на кухне сейчас возле кастрюли со вчерашним еще супом, полоша соседей, будоража в углах кухни кошек.
13
Проезд выходил на две широкие улицы, оживленные близостью к Мытному рынку, учреждениям, магазинам. Сам же был тих, запущен, узок, так что с трудом разъезжались две подводы. Длинные заборы зияли щелями, дырами сквозь них видны были огороды, покрытые снегом, не испачканным еще печной копотью. Дома стояли, по большей части, двухэтажные: низ - из камня и кирпича, отекающего от влаги, верх - деревянный, нередко с балкончиками, со светелками. В одном углу проезда возвышалась часовенка, сложенная из красного и белого кирпича, - высокие узорчатые ворота, окрашенные в зеленый цвет, решетились пробоинами. Напротив часовенки темнели развалины сгоревшего в мятеж дома. Сейчас между стенами, косяками бродил ветер, бинтуя кирпичные раны свежим снегом, вскидывая куски толи.
С другого угла стояло длинное, облинявшее снаружи здание бывшей гостиницы "Неаполь". За гостиницей начиналось хлебо-булочно-кондитерское заведение Синягина, тоже состоящее из двух этажей, с пристройками во дворе.
Леонтий дважды обошел проезд, разглядывая дома, окна, в которых иногда были видны лица людей. Может, кто из них видел налетчика или же убитого гражданина. Решив так, он стал заходить во дворы, встречаемый лаем и наскоками собак, грохотом щеколд, кислым выражением на лицах хозяев этих домов. Его приход отрывал жильцов от дел. Студенты-квартиранты, перестав читать книги, спустив ноги с кроватей, расспрашивали о подробностях.
В полуподвале девочка-нянька только смотрела испуганно, дергая неослабевающе люльку, подвешенную к потолку на костыле. В хорошо убранной комнате двое - муж и жена - пили чай. Отставив чашку, хозяин, растирая взопревшее лицо снятым с самовара полотенцем, похоже, не отвечал, а выговаривал:
- Мы же из бани, ай не видишь. Какой же сказ.
Только в одном из дворов, неподалеку от заведения Синягина, повезло Леонтию. "На козлах" понуро сидел парень без шапки, в пальто, накинутом прямо на рубашку. Тупо смотрел себе под ноги, обутые в валенки. Он с трудом поднял голову - в глазах, набухших от влаги, таилась тоска тяжелобольного человека.
- Из розыска, значит, - прохрипел он. - А я тоже в милиции служил, в уезде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
По всем статьям безупречен и хорош как агент Леонтий Николин. Одно не по душе только инспектору Пахомову. С каждым, даже пустяковым делом идет к нему за советом. Взял без патента торгующего на Сенном базаре мужика, привел его в дежурку, а сам в "дознанщицкую", к инспектору.
- Вот привел. Что с ним делать?
А что делать - протокол. Протокол - в суд. Заплатит штраф, будет знать в следующий раз, что революционные законы писаны для всех.
Беспризорника поймает, к примеру, за кражу коленкора у доверчивой горожанки, - и снова за советом к инспектору:
- Вот, инспектор, накрыл.
Накрыл - ладно, а почему к инспектору? Протокол...
- Протокол, - хмурился агент, - а может, за ним еще что есть. Может, на счету он у кого-то из наших...
Верно, может, и есть что за ним. Проверь сам. Сведи к субинспектору или к заместителю начальника Павлу Канарину. Оторви его от месячных сводок, от цифр, за которыми кражи, пожары, изнасилования, аферы... А он топчется у порога, точно цепляется за косяки обломками кавалерийских шпор на каблуках... Дурака валяет Николин. Так считал Костя. Делает вид, что не знает работы. Раз агент второго разряда, значит, надо учиться, вот и учите. Нет, явно валяет дурака Николин...
Сегодня на вечернем дежурстве явился с каким-то мужчиной - из завязанной глухо ушанки - усатое лицо, красное от ветра.
- Вот, инспектор, с Овражьей улицы домовладелец. Возле его дома то ли замерз, то ли убитый.
Ну и что - лежит убитый? Вчера возле Масленого пролома тоже с резаными и разбросанными ранами нашли мужика. Неделю назад - парня в подвале, с пробитой головой... Тут как-то - командированного.
Есть на дежурстве агент Каменский, эксперт, следователь. Они должны бежать туда сию минуту. Человек лежит, не кошка...
- Побежали уже, - хмурясь, ответил Леонтий, - а я вот с чем. Человек тот в белых бурках и лицом вроде как схож с тем, что Миловидов обрисовал...
- Вот как...
Костя потянулся за фуражкой.
- Это хорошо, что сразу мне сообщил, Николин.
И вот он - человек в Овражьей улице. Лежал на животе. На спине, освещенной фонарем агента Каменского, красное расплывшееся пятно. Лицо как снег, волосы уже примерзли к сугробу. Ноги в белых бурках подогнуты, точно зяб он сильно и пытался скорчиться для тепла, свернуться в клубок.
- Похоже, что этот должен был приехать к Миловидову за ордером, взглянув, сразу сказал Костя. - Он самый. Но где документ? И если он, то кто его - свои ли, или же случайный налетчик?
Следователь и эксперт уже кончали свои записи.
Костя, Каменский и Леонтий прошли эту маленькую, темную улицу, стуча в двери. Ответы испуганных людей были однообразны. Только один мужчина, железнодорожник, вернувшийся из поездки, сказал, что вечером, как выходил из улицы, видел парня в кожаной фуражке. Но имел ли тот отношение к человеку, что убит, сказать не мог...
Человека в бурках, наняв запоздалого извозчика, увезли в морг. Ушли и следователь с экспертом. А они все еще оставались.
Возле столба с фонарем курили и думали об этом человеке, который остановил свой шаг вот здесь, на какой-то Овражьей улице, в снегу, под тихий визг и вой собак в подворотнях, под скрип калиток и дверей в домах. Кто этот, взмахнувший ножом? По чьему-то приговору, или просто потешить удаль плеч своих, или же понадобились карманы? Всякий раз на месте преступления рождалась в душе Кости тревога, неясная боязнь, что преступник уйдет, исчезнет, как исчезают вот сейчас и тают во тьме снежинки, мелькнув на миг в свете высокого фонаря. Окна, почерневшие, настороженные, десятки улиц и переулков, дома, коридоры, комнаты, комнаты... Может, в одной из них он?
Может, он бежит где-то, осыпанный снегом, озираясь. Или же спит уже безмятежно. Как разбудить? Как найти его, если на пути сотни домов, десятки улиц и переулков, тысячи и тысячи шагов.
- Ну, на сегодня хватит, - решил наконец Костя, - пора и нам на отдых. Завтра, Леонтий, спросишь жителей вокруг Овражьей. Не может быть, чтобы никто не проходил и не видел человека, совершившего убийство... Ты, Антон Филиппович, пойдешь в шалманы, в "Северные номера". Ну, а я в ночлежку, на Мытный, в бараки наведаюсь. Может, какие слухи выловлю. Да и Хрусталя повидаю... Он ведь в кожаной фуражке ходил.
Он кивнул им, закрыл уши воротом шубы и пошел в сторону, думая теперь о том, хватит ли у него сил возиться на кухне сейчас возле кастрюли со вчерашним еще супом, полоша соседей, будоража в углах кухни кошек.
13
Проезд выходил на две широкие улицы, оживленные близостью к Мытному рынку, учреждениям, магазинам. Сам же был тих, запущен, узок, так что с трудом разъезжались две подводы. Длинные заборы зияли щелями, дырами сквозь них видны были огороды, покрытые снегом, не испачканным еще печной копотью. Дома стояли, по большей части, двухэтажные: низ - из камня и кирпича, отекающего от влаги, верх - деревянный, нередко с балкончиками, со светелками. В одном углу проезда возвышалась часовенка, сложенная из красного и белого кирпича, - высокие узорчатые ворота, окрашенные в зеленый цвет, решетились пробоинами. Напротив часовенки темнели развалины сгоревшего в мятеж дома. Сейчас между стенами, косяками бродил ветер, бинтуя кирпичные раны свежим снегом, вскидывая куски толи.
С другого угла стояло длинное, облинявшее снаружи здание бывшей гостиницы "Неаполь". За гостиницей начиналось хлебо-булочно-кондитерское заведение Синягина, тоже состоящее из двух этажей, с пристройками во дворе.
Леонтий дважды обошел проезд, разглядывая дома, окна, в которых иногда были видны лица людей. Может, кто из них видел налетчика или же убитого гражданина. Решив так, он стал заходить во дворы, встречаемый лаем и наскоками собак, грохотом щеколд, кислым выражением на лицах хозяев этих домов. Его приход отрывал жильцов от дел. Студенты-квартиранты, перестав читать книги, спустив ноги с кроватей, расспрашивали о подробностях.
В полуподвале девочка-нянька только смотрела испуганно, дергая неослабевающе люльку, подвешенную к потолку на костыле. В хорошо убранной комнате двое - муж и жена - пили чай. Отставив чашку, хозяин, растирая взопревшее лицо снятым с самовара полотенцем, похоже, не отвечал, а выговаривал:
- Мы же из бани, ай не видишь. Какой же сказ.
Только в одном из дворов, неподалеку от заведения Синягина, повезло Леонтию. "На козлах" понуро сидел парень без шапки, в пальто, накинутом прямо на рубашку. Тупо смотрел себе под ноги, обутые в валенки. Он с трудом поднял голову - в глазах, набухших от влаги, таилась тоска тяжелобольного человека.
- Из розыска, значит, - прохрипел он. - А я тоже в милиции служил, в уезде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70