Мы, капитан Синельников и лейтенант Татарчук, выполняя служебный долг, заняли столик на двоих и за приятельской беседой и бутылочкой уксусного местного винца вели наблюдение за праздной публикой. Лицо мое пылало, как неисправный семафор с рубиновым глазом на железнодорожном переезде, что никак не портило праздничного настроения отдыхающему люду. Публика была самая разная: от аристократических курортников в дешевой парусине до миролюбивых биндюжников с золотыми цепями. То есть мир вокруг был гармоничен и поделен по справедливости. Мне оставалось только сидеть, цедить винный уксус, любоваться галопирующими мясистыми тетками и ожидать интересных событий.
Прекрасная незнакомка появилась из ниоткуда, из омута ночи, из смутных сновидений. В её красоте была некая интрига: контрастное сочетание светлых волос с разлетом угольных бровей создавало впечатление, что её славянская бедовая прапрабабка вовсю флиртовала с неким пришлым любвеобильным сыном Эллады, штормовые волны которого кинули на камни Херсонеского мыса.
Девушка чувствовала свою магическую притягательную силу и смотрела на незначительный мир весело и дерзко. За ней двигался юный качок, выполняющий роль телохранителя. Я улыбнулся провинциальным забавам: право, все дурное в жизнь!
К Анастасии приблизилась коренастая молодая морячка. Была не в меру загорелая и в белом, облегающем фигурку платье. Подружки картинно облобызались, оживленно пощебетали на ходу о чем-то своем, девичьем. Потом морячка в белом поспешила на выход, а юная прелестница села за отдельный ажурный столик — и в томительной атмосфере ресторации возникло ощущение искрящегося праздника. Лабухи ещё радостнее ударили по фанерным гитарам, вспенилось крымское шампанское, мятые курортники застеснялись самих себя, а их крупнозадые дамы надули губки, видимо, решаясь на темпераментную нетрадиционную любовь в ночных древних папоротниках.
Через несколько минут я обратил внимание на странное обстоятельство: прекрасную Анастасию никто не приглашал на танец. Я задал естественный вопрос лейтенанту: в чем дело, товарищ, неужели нет желающих помацать такую красоту?
— Были такие, — признался.
— И что?
— Им ноги вырвали.
— И что?
— И кое-что еще.
— И что?
— Иди ты…
И я пошел… приглашать юное пленительное создание на танец. А почему бы и нет? Во-первых, должен же я оправдывать высокое звание столичного ловеласа Cинельникова, во-вторых, любовь с первого взгляда у Алекса Стахова, в-третьих, надо диктовать обстоятельствам свои условия, а не ждать у моря погоды.
То есть своим безответственным поведением я нарушал не только все принципы mаnhanter, но и посягнул на самое святое, что есть в провинции на патриархальные, скажем так, устои.
Мой выход на освещенную сцену приморского театришка вызвал фурор, замечу без ложной скромности. Все взоры обратились к умалишенному в сандалиях на босу ногу и с обжаренными, как пирожки, щеками. Делая вид, что ничего ужасного не происходит, я приблизился к столику, шаркнул ногой и пригласил приморскую принцессу на танец. Та с приятным недоумением подняла на меня чудные глазища, впитавшие в себя всю свежесть южной растительности, и тем не менее протянула руку:
— Вы меня? — улыбнулась.
— Вас, — и показалось, что мне лет сто, если не более того.
Пока публика приходила в себя, а телохранитель прелестницы давился импортным мороженым, мы с зеленоглазой красавицей кружили в вихре соблазна и мило флиртовали.
— А мы уже встречались, — наступал я.
— Не помню.
— В море.
— У вас яхта?
— Нет, я сам по себе, — и кратко изложил историю нашей нечаянной встречи в нейтральных водах.
— А я вас не заметила, — рассмеялась.
— В следующий раз буду подавать звуковой сигнал, — пообещал.
— А зачем? — усмехнулась. — Ваше лицо, точно красно солнышко, заметно на многие мили.
— Очень приятно, — горячился. — Вячеслав Иванович, — представился. Можно Славик.
— Анастасия, — было такое впечатление, что под моими руками проходят воздушные потоки, прозрачные и чистые. — А вы на отдых, Славик? Или на работу, Вячеслав Иванович?
— Скорее второе, чем первое.
— Ой, какой бедненький…
Ну и так далее. За столь романтическим флиртом я не обратил внимания на новые изменения в атмосфере кабака. Видно, нетрезвая бражка-компашка решила защитить честь отсутствующих братьев Собашниковых и поэтому за столиками замечалось штормовое волнение крутого посола. Юный телохранитель многообещающе улыбался мне, как даун отечественному пломбиру. Лейтенант Татарчук ерзал на стуле и готовился писать рапорт командованию о ЧП в «Парусе».
— Кажется, у вас, Славик, проблемы, — заметила отзывчивая девушка.
— А что такое?
— У нас не любят, когда чужие танцуют со мной.
— А мы не танцуем, — отшутился. — Мы пляшем.
Анастасия засмеялась, покачала головой и пожаловалась, что у неё безумно ревнивые братцы — шагу не дают свободно ступить.
— За свободу надо бороться, солнышко, — не был оригинален.
— Как?
— Можно вместе, — предложил я.
— Вместе? — и посмотрела осторожным потаенным взглядом.
Этого оказалось достаточным — я наклонился к современной Нифиртити и, вдыхая пряный запах духов и морских водорослей, нашептал дерзкие слова, которые её одновременно и рассмешили, и озадачили.
— Вы серьезно? — не поверила.
— А почему бы и нет, Анастасия? — поцеловал её руку. — Могу показать рекомендации.
— О, Господи! Какие рекомендации?
— Что я лучший борец за права и свободы человека!
Не без колебаний она согласилась. План наших действий был прост: освободившись от назойливого внимания публики и телохранителя, прокатиться с ветерком на личном авто Анастасии. А почему бы и нет? Я горел желанием полюбоваться ночным приморским городком, а у моей спутницы возникло желание обрести наконец независимость от условностей душного местечкового миропорядка.
— Спортивный «пежо» красного цвета, — сообщила заговорщица, когда мы вернулись за столик. — Только ключики у Эдика, — и с детской пытливостью перевела взгляд с личного телохранителя на меня, мол, все кавалеры готовы огород городить, а как действовать, бегут от ревнивых братцев в кусты жасмина.
— Нет проблем, — улыбнулся я.
Иногда мне трудно объяснить свои поступки, они кажутся сумасбродными и лишенными смысла. Потом по прошествию времени приходит понимание, что действия твои верны, поскольку были основаны на интуиции. А интуиция для профессионального охотника на людей все равно, что нюх для борзой. Хотя в данном случае я руководствовался совсем другим соображением.
Не таясь, прошествовал в гальюн ресторана. Правда, перед этим открыто поцеловал персиковые щечки юной прелестницы. Такая дерзость окончательно утвердила общественность в хамстве пришлого донхуана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105