Я уже приобрел репутацию маститого игрока и поэтому был зван в разные места, так что временами приходилось даже отклонять некоторые предложения. И повсюду предупреждали, что приходить с собакой нежелательно, и повсюду были готовы сделать для меня исключение.
Какой-то бритоголовый сумасброд полчаса копался в шерсти Пучка, пытаясь отыскать скрытые камеры наблюдения, после чего заявил: «А вы знаете, что у него шерсть суховата? Вы чем его кормите? Моему стаффорду здорово помогает масло печени трески».
В тот день, когда мы с Пучком расстались, на моем счету лежало 400 000 фунтов. К началу декабря сумма уменьшилась до двадцати тысяч и неуклонно таяла. За неделю до Рождества я взял банковский кредит на развитие бизнеса, чтобы иметь возможность продолжить игру в Дадли с двумя ирландцами, приехавшими из Сплита.
Играя с этими «далматинцами», я разорился окончательно. А еще неделю спустя у меня урвал изрядный куш какой-то баварец, семья которого промышляла продажей шерсти. Бог явно намекал мне на что-то. Ум мой выключился из игры, но я ничего не мог поделать. Я не мог не играть.
Впрочем, после выбрасывания на ветер крупных сумм мне полегчало, как после кровопускания, – теперь я не чувствовал себя в долгу перед псом. Более того, этими проигрышами я доказал себе, что могу пережить и куда более крупные и шокирующие потери, и вообще пытался проверить, есть ли в мире потери, которые еще крупнее крупных и шокирующих. Теперь я знаю, что есть, но тогда я еще не представлял себе, какого размаха они могут достигать.
Миссис Кэдуоллер-Бофорт похоронили очень быстро, даже как-то суетливо, однако, продолжая просматривать местную прессу, я узнал, что в ее честь проводится специальная поминальная служба 24 декабря в небольшой церквушке неподалеку от места ее проживания.
Очевидно, это ею был введен обычай проводить накануне Рождества благотворительный аукцион по продаже щенков и сбор денег на нужды бродячих собак. Собачники хотели воздать ей должное, но, поскольку викарий, как правило, обременен делами в предпраздничные дни, они выискали «окно» в церковных службах и плотном графике священнодействий 24-го, в десять утра.
Я отложил газету и стал думать о том, что Пучок наверняка захотел бы пойти туда.
В этот самый момент оживился Энди. Он делал знаки: меня спрашивали по телефону.
Я снял трубку, попутно заметив, что запачкал майонезом галстук. Это слегка обеспокоило меня, так как я помнил точно, что последний раз прикасался к майонезу недели две назад. Интересно, не пришло ли на ум кому из сотрудников, что это из-за жирного пятна на галстуке я принял на себя «надзирающую роль», отсиживаясь за столом за папками-скрепками и упрямо не желая иметь дела с клиентурой.
– Дэвид Баркер, фирма «Сын и Баркер», у телефона! – объявил я. Мой голос звучал преувеличенно любезно, однако так, словно я не подрегулировал громкость. На самом деле я вовсе не чувствовал особого расположения к звонившему, но уже взял за правило улыбаться как последний дуралей, когда жизнь, можно сказать, разваливается у меня на глазах.
– Мистер Баркер, – отозвался далекий голос. Было в нем что-то странно знакомое в интонации, в ударениях, хотя я наверняка мог сказать, что не знаю звонившего, так как у меня нет знакомых среди австралийцев, а этот голос был определенно гнусавый, хотя хранил обертона изысканной английской речи.
– К вашим услугам, – сказал я.
– Вы меня не знаете, но я должен задать вам несколько вопросов насчет поместья безвременно ушедшей миссис Кэдуоллер-Бофорт.
Я моментально похолодел, точно пес с окороком ветчины в зубах, когда в кухне включили свет.
– Да-да, – откликнулся я. Собственно, ничего другого я сказать и не мог, кроме этого «да-да».
– Вы, как я полагаю, контролировали весь процесс продажи дома, и земли с самого начала и до самого конца. Я правильно понимаю? Вы даже взяли на себя больше, чем обычно делает агент по недвижимости.
– Я пытался помочь ей привести дела в порядок, – сказал я.
– О том и речь, – продолжал голос. – Я как раз просматриваю ее финансово-учетные книги, чтобы расставить все точки над «i» и все перекладины у «t», и, думаю, вы могли бы мне кое в чем помочь.
– Благодарю за доверие, – ответил я. – Могу я поинтересоваться, с кем разговариваю?
– О, простите, вечно забываю представиться. С вами говорит ее сын, Майлс Кэдуоллер-Бофорт.
У меня появилось ощущение, какое бывает, когда резко встаешь, и только потом я заметил, что в самом деле вскочил с кресла. Голова у меня закружилась, и я снова рухнул на место.
«Этот мир не для него», – сказала она тогда. Я еще подумал, что она говорит об усопшем, а не о плейбое с австралийского побережья.
– О, – сказал я с непринужденностью, которой научила меня десятилетняя практика в покере. – Видимо, вы приехали на поминальную службу.
– Совершенно верно, – ответил Майлс. – Они так быстро закопали старушку, что я даже не успел на похороны, к тому же я вел процесс и не мог выбраться.
– Процесс? – Я сказал это таким голосом, который был доступен только слуху Пучка. Но Майлс услышал.
– Туземное население против Уайтхевенских разработок, – пояснил он. – Аборигены грудью встали на защиту лесов, уже и в Австралии приходится защищать природу от топора.
– Топор? – невинно повторил я. Последний раз такая паника охватывала меня, когда однажды утром, увидев «белый экран» телевизора, я вспомнил, что забыл внести плату за антенну. Но сейчас все было еще хуже.
– К счастью, мое финансовое положение позволяет мне вести некоторые процессы бесплатно, поэтому я берусь за громкие дела. Последние пять лет работаю в юго-восточной Азии и Австралии, – продолжал он. – Мне нравится вести процессы с пляжей. – Он усмехнулся покровительственно и пугающе одновременно. Меня этим не обманешь – я знаю, что так смеются люди, которым на тебя совершенно плевать, – они готовы растереть тебя в порошок, подвернись ты им под руку.
– В Ворсинге тоже есть пляж, – пробормотал я. Это было все, что я мог сказать. Он дал мне адрес – «Хотел Хотел» в Брайтоне, объяснил, как добраться, и пообещал спуститься в фойе.
– Да, вот еще что, – сказал я, негнущимися пальцами записывая адрес. – Вы не могли бы сказать, чем там закончилось в Австралии?
– Мы победили, мистер Баркер, мы выиграли процесс. Мы всегда выигрываем. Тот, кто совершает что-то по любви, всегда одолеет того, кто занимается тем же ради денег.
– Верно, верно. Ну, что ж, до встречи в пятницу, – торопливо сказал я и положил трубку.
– У вас все в порядке, Дэйв? – спросил Энди.
– Да, вроде того, – ответил я, натужно улыбаясь, и полез за своими таблетками.
28
КТО ТЕПЕРЬ ПОПЛАЧЕТ?
«Адвокат по недвижимости» – эти слова вызывали чувство горечи, точно красное вино, расплывшееся на новом ковре беспечного обывателя, который отказался от грязеотталкивающей пропитки «Скотчгард».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Какой-то бритоголовый сумасброд полчаса копался в шерсти Пучка, пытаясь отыскать скрытые камеры наблюдения, после чего заявил: «А вы знаете, что у него шерсть суховата? Вы чем его кормите? Моему стаффорду здорово помогает масло печени трески».
В тот день, когда мы с Пучком расстались, на моем счету лежало 400 000 фунтов. К началу декабря сумма уменьшилась до двадцати тысяч и неуклонно таяла. За неделю до Рождества я взял банковский кредит на развитие бизнеса, чтобы иметь возможность продолжить игру в Дадли с двумя ирландцами, приехавшими из Сплита.
Играя с этими «далматинцами», я разорился окончательно. А еще неделю спустя у меня урвал изрядный куш какой-то баварец, семья которого промышляла продажей шерсти. Бог явно намекал мне на что-то. Ум мой выключился из игры, но я ничего не мог поделать. Я не мог не играть.
Впрочем, после выбрасывания на ветер крупных сумм мне полегчало, как после кровопускания, – теперь я не чувствовал себя в долгу перед псом. Более того, этими проигрышами я доказал себе, что могу пережить и куда более крупные и шокирующие потери, и вообще пытался проверить, есть ли в мире потери, которые еще крупнее крупных и шокирующих. Теперь я знаю, что есть, но тогда я еще не представлял себе, какого размаха они могут достигать.
Миссис Кэдуоллер-Бофорт похоронили очень быстро, даже как-то суетливо, однако, продолжая просматривать местную прессу, я узнал, что в ее честь проводится специальная поминальная служба 24 декабря в небольшой церквушке неподалеку от места ее проживания.
Очевидно, это ею был введен обычай проводить накануне Рождества благотворительный аукцион по продаже щенков и сбор денег на нужды бродячих собак. Собачники хотели воздать ей должное, но, поскольку викарий, как правило, обременен делами в предпраздничные дни, они выискали «окно» в церковных службах и плотном графике священнодействий 24-го, в десять утра.
Я отложил газету и стал думать о том, что Пучок наверняка захотел бы пойти туда.
В этот самый момент оживился Энди. Он делал знаки: меня спрашивали по телефону.
Я снял трубку, попутно заметив, что запачкал майонезом галстук. Это слегка обеспокоило меня, так как я помнил точно, что последний раз прикасался к майонезу недели две назад. Интересно, не пришло ли на ум кому из сотрудников, что это из-за жирного пятна на галстуке я принял на себя «надзирающую роль», отсиживаясь за столом за папками-скрепками и упрямо не желая иметь дела с клиентурой.
– Дэвид Баркер, фирма «Сын и Баркер», у телефона! – объявил я. Мой голос звучал преувеличенно любезно, однако так, словно я не подрегулировал громкость. На самом деле я вовсе не чувствовал особого расположения к звонившему, но уже взял за правило улыбаться как последний дуралей, когда жизнь, можно сказать, разваливается у меня на глазах.
– Мистер Баркер, – отозвался далекий голос. Было в нем что-то странно знакомое в интонации, в ударениях, хотя я наверняка мог сказать, что не знаю звонившего, так как у меня нет знакомых среди австралийцев, а этот голос был определенно гнусавый, хотя хранил обертона изысканной английской речи.
– К вашим услугам, – сказал я.
– Вы меня не знаете, но я должен задать вам несколько вопросов насчет поместья безвременно ушедшей миссис Кэдуоллер-Бофорт.
Я моментально похолодел, точно пес с окороком ветчины в зубах, когда в кухне включили свет.
– Да-да, – откликнулся я. Собственно, ничего другого я сказать и не мог, кроме этого «да-да».
– Вы, как я полагаю, контролировали весь процесс продажи дома, и земли с самого начала и до самого конца. Я правильно понимаю? Вы даже взяли на себя больше, чем обычно делает агент по недвижимости.
– Я пытался помочь ей привести дела в порядок, – сказал я.
– О том и речь, – продолжал голос. – Я как раз просматриваю ее финансово-учетные книги, чтобы расставить все точки над «i» и все перекладины у «t», и, думаю, вы могли бы мне кое в чем помочь.
– Благодарю за доверие, – ответил я. – Могу я поинтересоваться, с кем разговариваю?
– О, простите, вечно забываю представиться. С вами говорит ее сын, Майлс Кэдуоллер-Бофорт.
У меня появилось ощущение, какое бывает, когда резко встаешь, и только потом я заметил, что в самом деле вскочил с кресла. Голова у меня закружилась, и я снова рухнул на место.
«Этот мир не для него», – сказала она тогда. Я еще подумал, что она говорит об усопшем, а не о плейбое с австралийского побережья.
– О, – сказал я с непринужденностью, которой научила меня десятилетняя практика в покере. – Видимо, вы приехали на поминальную службу.
– Совершенно верно, – ответил Майлс. – Они так быстро закопали старушку, что я даже не успел на похороны, к тому же я вел процесс и не мог выбраться.
– Процесс? – Я сказал это таким голосом, который был доступен только слуху Пучка. Но Майлс услышал.
– Туземное население против Уайтхевенских разработок, – пояснил он. – Аборигены грудью встали на защиту лесов, уже и в Австралии приходится защищать природу от топора.
– Топор? – невинно повторил я. Последний раз такая паника охватывала меня, когда однажды утром, увидев «белый экран» телевизора, я вспомнил, что забыл внести плату за антенну. Но сейчас все было еще хуже.
– К счастью, мое финансовое положение позволяет мне вести некоторые процессы бесплатно, поэтому я берусь за громкие дела. Последние пять лет работаю в юго-восточной Азии и Австралии, – продолжал он. – Мне нравится вести процессы с пляжей. – Он усмехнулся покровительственно и пугающе одновременно. Меня этим не обманешь – я знаю, что так смеются люди, которым на тебя совершенно плевать, – они готовы растереть тебя в порошок, подвернись ты им под руку.
– В Ворсинге тоже есть пляж, – пробормотал я. Это было все, что я мог сказать. Он дал мне адрес – «Хотел Хотел» в Брайтоне, объяснил, как добраться, и пообещал спуститься в фойе.
– Да, вот еще что, – сказал я, негнущимися пальцами записывая адрес. – Вы не могли бы сказать, чем там закончилось в Австралии?
– Мы победили, мистер Баркер, мы выиграли процесс. Мы всегда выигрываем. Тот, кто совершает что-то по любви, всегда одолеет того, кто занимается тем же ради денег.
– Верно, верно. Ну, что ж, до встречи в пятницу, – торопливо сказал я и положил трубку.
– У вас все в порядке, Дэйв? – спросил Энди.
– Да, вроде того, – ответил я, натужно улыбаясь, и полез за своими таблетками.
28
КТО ТЕПЕРЬ ПОПЛАЧЕТ?
«Адвокат по недвижимости» – эти слова вызывали чувство горечи, точно красное вино, расплывшееся на новом ковре беспечного обывателя, который отказался от грязеотталкивающей пропитки «Скотчгард».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108